Омут

– Не начинай, Кирюх, и так тошно.

Авдеев раздражённо встряхивает головой, чувствуя, как от несправедливого отношения к человеку, которого он считал братом, появляется дикое желание заорать в голос. Чтобы донести, наконец, до Мишкиных родителей, особенно до его отца, считающего собственного сына чуть ли не ошибкой природы, что из-за своей зашоренности и приверженности к давно изжившим себя принципам они больше теряют, чем приобретают. Что Мишка имеет право любить и заводить отношения с тем, с кем считает нужным. Что он, чёрт возьми, имеет на это полное право. И никто, даже родные мать с отцом, не имеют никакого основания его за это принижать, ущемлять и смешивать с грязью.

– В следующий раз, если будут звонить, сразу шли их к чёрту.

– А смысл-то в этом какой? Чего я этим добьюсь?

– Давай, я пошлю, если сам не хочешь? Сам знаешь, мне не привыкать.

Миша, запрокинув голову, заливисто хохочет, вспомнив, как друг два года назад, став случайным свидетелем их семейной ссоры, прямым текстом высказался о том, куда его отцу стоит пройти и не возвращаться.

– Кстати, с того случая папу до сих пор корёжит от одного упоминания о тебе.

– Честно признаюсь, мне на это глубоко наплевать, - усмехается Кир и забирается на водительское место.

Щёлкнув ремнём безопасности, он вдруг замирает, зацепившись взглядом за что-то белое, лежащее на коврике под пассажирским сидением.

– Мих, подожди, - останавливает он Романова, когда тот садится рядом, и наклоняется ниже.
– Ноги подними, пожалуйста.

– Кирюх, для странных просьб ещё рановато. Напоминаю - ты ещё трезв, - хмыкает парень, но всё же подчиняется и через пару секунд удивлённо разглядывает белую резинку-пружинку для волос в ладони друга.
– Это что, резинка для волос? Чья она?

Кир озадаченно хмурится и уже открывает рот, чтобы произнести "не знаю", но закрывает его обратно, потому что неожиданно вспоминает, что видел её на тёмно-каштановых волосах Алёны множество раз, когда не мог оторвать от неё глаз. Когда неосознанно ловил себя на мысли о том, что хочет, чтобы она обернулась, чтобы увидела, кто сверлит ей затылок взглядом и, наконец, поняла, по какой причине он это делает.

Твою мать, Отрадная…

Ты теперь в каждой секунде, каждом мгновении и закоулке моей жизни, представляешь?

21. Кир

Он прикрывает глаза и сжимает в ладони свою находку так, будто эта резинка самая драгоценная вещь на свете.

– Это Алёна обронила?

– Да.

Миша ёрзает на сидении и на мгновение отводит взгляд, как обычно делает перед тем как спросить у Кира то, что тому вряд ли понравится.

– Ты просветишь меня о том, как Отрадная оказалась у тебя дома на ночь?

– Она... – парень, покосившись на друга, пытается подобрать правильные слова, чтобы они не звучали так горько, как ощущались на языке.
– Она не могла попасть домой и попросила отвезти себя в гостиницу, но я не смог её отпустить.

– И правильно сделал. Пусть знает, что в случае чего ей есть на кого положиться.

Авдеев молчит, стараясь всеми силами сосредоточиться на дороге, а не в очередной раз думать о том, чего та длинная и бессонная ночь, проведённая с ней в одной квартире, ему стоила. Потому что, как оказалось, болеть человеком издалека без возможности прикоснуться или заговорить, было гораздо легче, чем иметь эту грёбаную возможность, видеть Отрадную на расстоянии двух шагов, общаться с ней и осознавать, что это всего лишь навсего случайность. Случайность, которая привела к застеленной иначе, чем он привык, постели, едва уловимому аромату женских духов и совместному утру, впечатавшемуся в память. Случайность, которая больше никогда не повторится, ведь, как известно, молния два раза в одно и то же место не бьёт и Алёна с вероятностью в девяносто девять и девять процентов в его квартире отныне не появится.

– И... Вы смогли поговорить?

– Немного, - нехотя признаётся Кир, не желая делиться подробностями их небольшого разговора даже с лучшим другом.

– Это же вроде хороший знак, так почему ты выглядишь так, будто между вами ничего не изменилось?

– Потому что между нами всё осталось по прежнему.

– Дружище, я уверен, что ты очень сильно ошибаешься.

Романов с удобством откидывается на спинку сидения и чему-то загадочно улыбается, а Кир торопится сменить тему, лишь бы только не ощущать приторно-сладкую надежду, что так отчаянно трепыхается под его сомнениями, страхами и самоконтролем.

– Завтра я позвоню Денису сам и напомню ему о том, что пора заканчивать игру в обиженного на весь мир ребёнка.

Друг при упоминании имени старшего брата меняется в лице и недовольно поджимает губы.

– Не надо, Кирюх, - Миша запускает пальцы в волосы, запутывая непослушные кудри ещё больше.
– Только время зря потратишь. Ничего не изменится, пока он сам не захочет завязать.

– Я всё-таки попробую.

– Твоё право, - нарочито беззаботно пожимает плечами Романов.
– Если сможешь дозвониться, передавай привет. Вдруг сквозь пьяный угар он вспомнит про младшего брата.

От того сколько обречённости и усталости слышится в его словах у Авдеева ломит в висках. Он так сопротивлялся чувствам к Отрадной, что в итоге погрузился в неё с головой и пропустил момент, когда Миша, поддерживающий и помогающий ему во всём, остался один на один с непонимающей его семьёй и страдающим зависимостью братом.

И какой ты после этого друг, Кир?

– Я поговорю с Денисом, Миш, - твёрдо произносит парень, решив во чтобы то ни стало связаться с Деном.
– И постараюсь вправить ему мозги. Обещаю.

Романов отвечает слабой улыбкой и, когда они доезжают до бара, сразу уходит за выпивкой, бросив ему:

– Иди за столик, а я сделаю заказ. Тебе же как обычно?

Дождавшись согласного кивка, он уходит, пробираясь сквозь толпу, собравшуюся, чтобы послушать живые выступления музыкальных групп. На сцене уже кто-то играет, но гул голосов, звон посуды и снующие туда-сюда официанты мешают сосредоточиться на музыке. Авдеев ведёт плечами, сбрасывая навязчивое чувство, зудящее где-то в затылке и вызывающее желание обернуться. Игнорирует его машинально, по привычке, которая выработалась с момента избрания отца мэром города. Хотелось ему тогда этого или нет, но смириться с повышенным вниманием и почти всеобщим предвзятым отношением к себе всё же пришлось. Теперь чужие взгляды отдаются в груди лишь глухим раздражением и жизнь, как раньше, не отравляют. Да, и Кир за это время пришёл к выводу, что лучше от внимания не прятаться, а смотреть в ответ, чего обычно мало кто выносил. То ли совесть не позволяла, то ли смелости не хватало, но к его взгляду в упор обычно со спокойствием относились только близкие и Отрадная в моменты обменом "любезностями". Это его даже забавляло по началу, пока не начал осознавать весь пиз*ец ситуации. Пока не словил себя на том, что специально нарывается на ссору лишь бы только в очередной раз заглянуть в её глаза.

– Кирюх, ты только посмотри, кого я здесь нашёл!

Ему стоило насторожиться сразу, как только он уловил в Мишкином голосе лукавые нотки. Ему стоило бежать от этого места как можно дальше, не оглядываясь. Ему стоило просто поверить своей интуиции, которая ещё пару часов назад подавала сигналы о том, что ехать сюда было нельзя и остаться дома. Но вместо всего этого Кир оборачивается и пропадает в тёмно-карих радужках, о которых вспоминал всего секунду назад. Растворяется в них в то же мгновение и отстранённо думает о том, что ему, наверное, пора бы уже к этому привыкнуть. К тому, как сердце безжизненным камнем тянет вниз и немеют пальцы. Как стирается весь окружающий его мир в размытое пятно. Как исчезает Миша, толпа, музыка и остаются только прекрасные, преследующие его днём и ночью глаза.