Омут

– Хорошо. Я подумаю, - Отрадная поднимается на ноги и примерно задвигает стул за собой.
– Спасибо, что рассказали о… - с трудом сглотнув ком в горле, выдавливает из себя.
– О папе.

– Жаль, что его с нами нет.

– Да. Очень жаль.

Она бежит по ступенькам, оставляя позади себя преподавательницу, душную аудиторию и разговор, который всколыхнул в ней гораздо больше, чем должен был. Из-за него запертые в глубине сознания воспоминания вырываются на волю и теперь вместо бетонных стен, выкрашенных в белый цвет, перед глазами стоит папино лицо. Родное, любимое до каждой морщинки, и такое невозможно далёкое.

"Увидимся чуть позже, Оленёнок"– сказал он перед тем как сесть в машину, которая потом на её глазах слетит с обочины и вспыхнет ярким рыжим пламенем.

"Увидимся чуть позже, папа"– пообещала она, опускаясь в наполненную до краёв ванну с лезвием в руках.

Потом, словно на перемотке, бледный Олег, окровавленные полотенца, скорая, больница, осуждающий мамин взгляд и ощущение собственной никчемности.

Ты даже с этим не справилась, Отрадная. Какой тебе проект? Какая учёба в Лондоне?

Девушка останавливается на последней ступени и шумно выдыхает. Смотрит прямо перед собой в полупустое пространство холла и вспоминает кружок по рисованию, куда отвёл её папа. Ей ещё даже не исполнилось шесть лет, она не умела долго сидеть на одном месте, из-за чего мама была против этих занятий, да и особым талантом к рисованию она тоже не обладала, но папу ни одна из этих причин не волновала. Он отвозил её туда сам и забирал тоже сам. Непременно хвалил её корявые художества и утверждал, что его девочка сможет всё, если захочет. К этому кружку она охладела через пару месяцев, когда увлеклась танцами, но его поддержка и безусловная вера в неё не менялись никогда.

Просто попробуй, Оленёнок.

Решительно шагнув вперёд, она направляется к выходу из университета, надеясь, что Кир не обманул её, когда сказал, что дождётся. Обогнув студентов, прячущихся на крыльце от дождя, Алёна почти врезается в его высокую фигуру уже во второй раз за день.

– Ты готова, Отрадная?
– запуская ладонь в потемневшие от влаги волосы, спрашивает он, смотря на неё сверху вниз.

– Готова.

– Тогда пойдём.

44. Алёна

И они ступают под дождь вместе. Сопровождаемые любопытными взглядами, домыслами и грохотом рушащихся между ними невидимых стен из жгучей ненависти и предубеждений по отношению друг к другу.

Он любезно открывает перед ней пассажирскую дверь и сам же её закрывает, а после, обойдя машину и сев за руль, скорее утверждает, чем спрашивает:

– Замерзла. Я сейчас включу печку.

– Спасибо, Кир.

Она благодарно кивает, пытаясь справиться с прилипшими к лицу мокрыми волосами, но лишь сильнее их спутывает.

– Давай помогу, - вдруг глухо произносит Авдеев и, наклонившись к ней, осторожно отводит темные пряди назад.

У него холодные руки и почему-то взгляд загнанного в угол зверя, который она видит впервые. Отрадная растерянно замирает, будто если скажет хоть слово или моргнет случится что-то непоправимое. Сложное и очень неправильное.

Ты очень близко, Кир.

Она шумно сглатывает и, кажется, краснеет, когда он заправляет один из локонов ей за ухо.

– Спасибо, - с трудом выдавливает Алёна.

– Прекращай постоянно меня благодарить, Отрадная, - всё тем же странным голосом отвечает парень.

– Тогда перестань мне помогать.

Он неожиданно горько усмехается, приоткрывает губы, чтобы что-то сказать, но потом передумывает. Смотрит на неё ещё какое-то время, а потом отворачивается и заводит машину.

Они едут в полном молчании сквозь пелену дождя и своих шумных мыслей. Алёна старается не жмуриться и держать свою амаксофобию* под контролем, когда Авдеев заходит в повороты на мокром асфальте. Лишь только крепче сжимает в пальцах ремень безопасности, который должен придавать уверенности, но вместо этого только перекрывает ей кислород.

– Не переживай так сильно, Отрадная, - остановившись перед светофором, просит её Кир.
– Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

– Это… - она громко сглатывает.
– Это не связано с тобой. Просто после той аварии и смерти папы у меня…

– Боязнь машин. Понимаю.

Девушка кивает и некоторое время набирается смелости, чтобы спросить:

– У тебя тоже так было? После того, как твоя сестра…

Парень молчит нескольких долгих секунд и ей кажется, что он уже не ответит, но вот она слышит:

– Да, Алёнка, у меня было также.

И Отрадная выдыхает. Она не одна такая сломанная, а после неправильно собранная.

Не одна.

Её страх машин впервые проявился в день похорон отца, когда мир неожиданно окрасился в черно-белое и оглушительно затих, оставив её один на один со своими чувствами. Пришедшие на кладбище люди, со скорбными лицами обнимали маму и желали ей сил, чтобы справиться с такой утратой, а саму Алёнку гладили по голове и, думая, что их никто не слышит, шептались о наследстве.

– Двуличные суки, - от души высказалась Инна, ведя дочь под руку к одной из машин.

Её выразительные глаза были спрятаны за большими солнцезащитными очками, а волосы под чёрной косынкой. С какой стороны ни посмотри - образцовая вдова, только-только похоронившая мужа.

– Заявились, будто их сюда кто-то приглашал!
– голос женщины срывался от кипящей в груди злости, а руки дрожали, когда она открывала перед дочерью дверь автомобиля.

– Алена, не раздражай ещё и ты меня!
– процедила сквозь зубы Инна, дёрнув дочь за руку, когда та остановилась перед автомобилем как вкопанная.
– Быстро садись в машину!

– Не могу, - одними губами прошептала бледная как мел девочка.

– Быстро, я сказала! Не позорь меня!

Случившуюся с ней тогда истерику мама припоминала ей долго. Говорила, что не надо прикидываться, будто ей настолько страшно садиться в машину. Принимала такую реакцию за капризы избалованного ребёнка и закатывала глаза, когда Алёна вжималась в автомобильное сидение вне себя от страха.