Она - моё табу

— Любовь — это же не только красота, да? Она куда прочнее цветочков, конфет и красивых жестов. Она глубже и сильнее. Забота, внимание, нежность, иногда ссоры, иногда скандалы. Самое главное, чтобы держалась, и не важно какая оправа. Только то, что в сердце.

Слегка опускаю подбородок, соглашаясь с таким определением.

— Тогда этот. — указывает пальчиком в самый обычный серебристый квадратный замок, но с самой прочной сердцевиной.

— Символично. — выталкиваю ещё тише. Перевожу глаза на улыбающуюся бабульку. — У вас гравировки делают? — указываю жестом на небольшой ларёк за её спиной.

— Какую надпись хотите?

Переглядываемся с Кристиной и одновременно выбиваем:

— Ненавижу тебя так, как быть не должно.

Продавщица смеётся и качает головой, забирая замок и отдавая его в окошко. Мы в унисон хохочем. Повернув к себе, целую её прямо возле прилавка с «символами». Пусть у остальных будет красиво, а у нас «навсегда». Пусть с ссорами и драками, с укусами и истериками, но по-настоящему. Искренность в чувствах куда важнее, чем показная романтика.

Забираю замок, держа в одной руке, второй ловлю ладошку любимой. Раскачивая руки, медленно гуляем по парку, ища «цель» для нашего «навсегда». Ноги сами приводят к «французской» арке. Переглянувшись, синхронно шагаем к колонне. Кристинка вешает замок. Накрыв её кисти ладонями, вместе защёлкиваем его. Какое-то время просто смотрим на блестящий в солнечных лучах металл, а потом целуемся, пока не начинает сводить челюсти.

Покупаем в другом ларьке по молочному коктейлю и шоколадные маффины. Устраиваемся на изумрудном газоне возле ярко-голубого озера, прямо в центре парка. Подвисаю, глядя, как опиумные губы обхватывают трубочку. Фантазия подкидывает картины, которые вот вообще не вяжутся с реальностью. Как укладываю Фурию спиной на траву… Как она обхватывает губками мой член…

Ма-а-ать…

— Перестань фантазировать, Маньячело. — сипит Крис мне в ухо, лизнув раковину и прикусив губами мочку. — Палишься. — указывает взглядом на оттопыренную ширинку.

Дёргаю лежащий рядом китель и бросаю на пах. Фурия заливается хохотом. Отставив в сторону стакан, облокачивается на локти и прикрывает глаза, подставляя улыбающееся лицо летним солнечным лучам. От ночного дождя не осталось и следа. Только лёгкая, приятная прохлада. Я падаю на траву, любуясь её счастьем и упиваясь своим. С ехидной усмешкой рывком тащу Манюню к себе на грудь. Пискнув от неожиданности, падает головой на плечо.

— Я вообще-то загораю. — бурчит, губами лаская моё горло.

— А я вообще-то хочу тебя обнимать. И целовать.

И тут же выполняю свои хочу. Мы долго сидим возле пруда, кормим уток и обсуждаем всякие мелочи. Кристинка с особым интересом расспрашивает от моей семье. На очередном вопросе едва не давлюсь.

— Как думаешь, они меня примут?

Смяв щёки, устанавливаем зрительную связь. Тону в её глазах и того шторма сомнений, что закручивается внутри. И тем не менее…

— Это ответ? — хриплю, крепко удерживая её взгляд.

— Разве он тебе нужен? — мечтательно вздыхает Кристинка, чесанув своим носом по моему.

— Примут, любимая моя. Конечно же, примут. — лыблюсь во весь рот и снова впечатываюсь в сладкий ротик.

Она уедет со мной. Уедет. Со. Мной. Как невеста и будущая жена. Пусть не говорит прямо, но выбор она уже сделала. А что ещё надо для счастья мужчине, когда всё его существо тянется к одной единственной девочке? Да нихрена.

— Я люблю тебя, Кристина. И они полюбят.

— Тогда и я их полюблю. А теперь пойдём. — встаёт, протягивая мне руку. — Мы ещё не весь парк обошли, и ты не зацеловал меня до полусмерти.

Подрываюсь на ноги, сгребаю её в охапку и выдыхаю ей в рот:

— Сейчас исправлю.

Глава 46

Прикоснуться к мечте

Радость от предстоящей на расстоянии недели оказывается мимолётной. Это, конечно, ненормально, но отпускать Кристину стало ещё труднее. Несмотря на распухшие и горящие, словно реально стёртые в кровь губы, мы снова целуемся. Только теперь на парковке возле военной части. Смотрю на часы на приборке, вздыхаю. Понимаю, что уже опаздываю, но снова целую Фурию, крепко прижав в себе. Она сидит у меня на коленях, обнимая за шею. Платье сбилось вверх. Я вырисовываю пальцами по внутренней части её бедра.

— Мне пора, Манюнь. — хриплю, оторвавшись от неё и прижав лоб к переносице.

Она ведёт рукой вдоль моей щеки, но задевает только теплом.

— Давай всё-таки замажу.

— Не надо. — отказываюсь, чуть мазнув подбородком. — Сегодня замажешь, а завтра они всё равно будут. Ничего страшного.

— И как ты будешь оправдываться за свой внешний вид перед ротным? — настойчиво держит позицию.

Перехватываю её пальчики, сгибаю и прижимаю к губам, заглядывая в тигриные глаза.

— Разберусь, малышка. Только пообещай мне не грустить и расстраиваться. Я наизнанку вывернусь, чтобы вырваться в выходные. Не забывай пользоваться мазью.

Смачный румянец подкрашивает её скулы, а взгляд стекает вниз. Она дёргает меня за волосы. Захожусь ржачем.

— Невозможный. — бормочет с нотками раздражения.

— Это забота о любимой девочке. Скажи ещё спасибо, что не требую делать этого на камеру.

В этот раз получаю крепкий подзатыльник и смущённую улыбку. Слизываю её с маковых губ и заставляю себя выпрыгнуть из монстра. Ускоренно марширую в сторону казармы. Хорошо, что форма успела высохнуть. Не успеваю закрыть двери кубрика, как мне в спину влетает взъерошенный, запыхавшийся Макей. Не только я опаздываю.

— Здоров.

Протягиваю ему лапу. Пожимает. Здороваюсь с остальными сослуживцами. Царапанную морду они вниманием, конечно же, не обходят.

— Война на любовном фронте? — стебётся Ванёк, кивая на три воспалившиеся царапины. А мне как-то похую, что они думают. Главное, что я был рядом с Крис в момент, когда ей это было надо. Пусть думают, что хотят. — О, да ты ещё общительнее стал, чем обычно.

— Ему Царёва язык откусила. Губы тоже сожрать пыталась? — подтрунивает Даня, зашнуровывая берцы.

— Пацаны, из вас зависть так и прёт. — ухмыляюсь довольно. — Отъебитесь от меня по-хорошему.

— Лыба у тебя дебильная. — толкает плечом Иридиев.

— Я тебе сейчас покажу дебильную лыбу.

Извернувшись, сгребаю его предплечьем за шею сзади и делаю удушающий. Товарищ всаживает кулак под рёбра. Сверху на нас запрыгивает Пахан, и мы всей компанией летим на пол под дружный гогот. Мне прилетает между лопаток. Припечатываю кому-то локтем в челюсть.

От такого дурачества начинаю снова чувствовать себя нормальным двадцатилетним пацаном, а не помешанным параноиком, кидающимся на людей за каждую мелочь. Если откровенно, то не уверен, что пробуду в адеквате достаточно долго. Уже на марше, горланя во всё горло армейские песни, мыслями уношусь к Кристинке.