Она - моё табу
Шрифт:
Толкаю обратно и склоняюсь, чтобы чмокнуть в губы.
— Порядок. Лежи.
— Точно? — уточняет, снова приподнимаясь.
Давлю ладонью на ключицы, заставляя оставаться на месте.
— Точно, Крис.
— Фуф, ну тогда ладно. — улыбается, прикладываясь ухом к прессу. — Так тоже норм?
— Да. — тащу лыбу, глядя на неё сверху вниз.
Привычное теснение в груди ускоряет сердцебиение. Боже, разве можно так любить? Просто смотрю на неё, а счастье переполняет нутро. Хочется без конца смеяться. Была бы возможность, всю ночь вот так бы просидел. Просто рядом с ней. Чтобы спала у меня на коленях. Трогал её кожу и вдыхал запах собственного помешательства.
— Ты говорил, что у тебя дома есть мотоцикл. — щебечет Крис.
— Ага.
— А ты быстро ездишь?
— Когда как. Под настроение.
— А меня покатаешь?
— А ты поедешь со мной в Петрозаводск? — выталкиваю с ухмылкой, а у самого и сердце, и дыхание останавливается в ожидании ответа.
Царёва закрывает глаза и громко сглатывает. Старается снова встать, но я крепко фиксирую.
— Тогда всё будет по-настоящему. — шелестит едва слышно.
— Уже, Кристина. — отбиваю стабильно, а дыхание летит рваными кусками.
Она это чувствует. Сама дробью дышит. Кладу ладонь немного выше груди, дабы почувствовать, как колотится её сердце. Фурия перекатывается на бок, отворачиваясь лицом к морю.
— Я не знаю, как поступить, Андрей. — признаётся приглушённо. — Мне страшно. И не у кого попросить совета. Иногда мне не хватает мамы. — всхлипывает, зажимая рот ладонью. Глубоко вдыхает и уже спокойно продолжает. — Знаешь, я же её я совсем не помню. Она умерла, когда мне всего два года было. Пьяный водитель сбил на пешеходном переходе. Я давно смирилась с тем, что у меня есть только папа.
— Не представляю, как тебе сложно. — выбиваю полушёпотом, гладя её спину успокаивающими жестами.
— Да нет. — без эмоции отсекает Кристина, принимая вертикальное положение. Подтягивает ноги к груди и обнимает их руками. Опускает подбородок на колени и смотрит вдаль. — Я привыкла. — немного приподнимает плечи, но сразу опускает их вниз и ссутуливается, выдавая истинное положение вещей. — Её никогда не было. Нельзя скучать по тому, чего никогда не имел. Но сейчас я так остро ощущаю потребность в ней. Никогда раньше такого не было. Не представляю, чтобы я пришла к папе и сказала: «пап, представляешь, я влюбилась!»— повышает голос, изображая эмоции. Закусив губы, продолжаю молчать и не двигаться, хотя так и подмывает дёрнуть на себя, вынудить посмотреть в глаза и повторить это. Она же ни разу не говорила о любви. Только «я тоже». — «Ион очень хороший. Я хочу бросить учёбу в Америке и уехать с ним.» — бурно вздыхает и немного поворачивает голову ко мне, чтобы лишь на секунду поймать мой взгляд. Опять вздыхает и переключается на водную гладь. — Он не поймёт. И не отпустит.
— Кристина. — сдвигаюсь вперёд и обнимаю одной рукой. Она вздрагивает, но не отталкивает и не сопротивляется. Тактильно ощущаю ту бурю, что бушует у неё внутри, и понятия не имею, что сказать и какими словами поддержать, поэтому просто подбиваю: — Ты же не ребёнок и можешь сама выбирать.
— Могу, Андрюша. — грустно отзывается Фурия. — Но у нас с папой есть только мы. Пойми. Нас всегда было двое. Я не хочу расстраивать его. Каким бы он ни был, он мой папа. Единственный родной человек, и я люблю его.
— Я понимаю, Манюнь. — шепчу, опустив подбородок ей на плечо.
— Правда понимаешь? — спрашивает с недоверием.
— Да. — отвечаю искренне.
— Если бы мама была жива, то они остались бы вдвоём. И уверена, она бы обязательно меня поддержала! Сказала бы: «слушай своё сердце. Следуй за ним».
— А что оно говорит тебе сейчас? — спрашиваю всё так
же тихо.Царёва прокручивается ко мне и робко улыбается. Касается костяшками пальцев моей щеки. Мягко ведёт ими к губам и шелестит:
— Что оно не представляет, где брать силы, если тебя не будет рядом. Я хочу быть с тобой, Андрей. Со мной никогда не происходило чего-то подобного. Я влюбилась в тебя в ту секунду, когда увидела.
Не дышу. Совсем. Если это признание, то я понятия не имею, как на него реагировать. То, с какой тоской оно произнесено, мешает радоваться. Снова это желание укрыть в объятиях захлёстывает всё. Перекрывает любые другие чувства и мысли. И я обнимаю. Прячу в своих руках. Фурия замолкает. Только тяжёлое дыхание и сбоящий громкий стук в её груди выдаёт внутренний шторм моей ненормальной. Просто глажу её. Прибиваюсь губами к волосам и замираю. Кристинка оборачивает руками торс. Долго так сидим. Её лицо на моей шее. Там же ощущаю горячую влагу. И не понимаю, почему она плачет. Хотя нет. Понимаю.
— Крис, не плачь. — прошу глухо, но уверенно. — Всё наладится. Тебе надо больше времени, чтобы решить. Не торопись. Ты же знаешь, что я в любом случае приму любое твоё решение. — она кивает, не отрываясь от шеи. — Успокойся сейчас. Не думай об этом. Время есть.
— Его слишком мало. — выпаливает, вгоняя ногти в спину.
Кривлюсь от боли, но терплю. Вспоминается, как у Пахи на квартире думал, что когда-то у меня останутся только шрамы на память. Теперь нет. У меня будет она. Моя Фурия. Если она за мной на край света, то я готов за ней и за его пределы. Эта девочка часть меня, моя вторая половина. Отпустить её я не смогу. Никогда. Понимаю, что она именно та, что должна быть на всю жизнь. По этой причине не срослось у нас с Завьяловой. Она была «не той». Только Кристина Царёва должна идти рядом со мной по жизни.
До хруста костей, до остановки дыхания, до физической боли сжимаю её хрупкое тело и хриплю:
— Его достаточно. Но когда оно выйдет, ты будешь знать, что тебе делать.
— Обещаешь? — сипло толкает Крис, поднимая на меня переполненные слезами глаза.
Как я могу ей это пообещать, если сам не знаю, как мне поступить? Я не имею права просить её остаться и поехать со мной. Знаю, что и мне будет не так просто оставить семью, братьев, Даньку. Столько «если». Столько «но». Столько «а вдруг?». Впрочем, Фурии я говорю совсем другое.
— Обещаю, Кристина.
Она отодвигается и вытирает слёзы. Поворачивает голову вбок.
— Господи, чего это я реву? — выбивает со смешком. — Такая дура. Опять всё испортила. Всё так хорошо было, а на меня какая-то апатия накатила. — трещит, продолжая дёргаными движениями растирать лицо. Её трясёт. Внешне колотит. Не заметить этого невозможно. — Точно. У меня же скоро месячные начнутся, а меня перед ними всегда размазывает.
Спохватившись, кому всё это выдаёт, краснеет и скрывается за волосами. Я негромко смеюсь и подтягиваю Крис обратно на себя. Убираю за ухо вьющиеся локоны и кончиками пальцев утираю пропущенные капли. Фурия ещё гуще краснеет.
— Ты этого не слышал. — предупреждает зло. — И не видел. Я не плакала.
— Ты не плакала. — опускаю подбородок в знак согласия, но с трудом удерживаюсь от улыбки. Губы подрагивают. — И не говорила, что у тебя скоро месячные.
— Андрей! — прикладывает меня ладонями в грудачину в нехилой такой силой. — Не повторяй этого!
— Чего? — режу, ухохатываясь. — Того, что у тебя месячные?
— Ты!.. Ты просто невозможный! — лупит меня Царёва везде, куда попадёт. — Я тебя убью! Клянусь, убью! — вопит гарпия.