Она уходит по-английски
Шрифт:
– Все-таки можно узнать, кто вы и почему в маске?
– Я тут когда-то работал, а в маске, потому что не хочу, чтобы меня камеры вон те записали.
– Не шутите так, а то я вызову охрану.
– Ладно, шучу. Так, значит, все на тренинге, да?
– Нет, не все. Часть новых сотрудников сейчас в конференц-зале учат устав.
Тут дверь с шумом открылась, и появился совсем молодой парень в новеньком отглаженном костюме.
– Лена, не знаете, где можно взять материалы по ведению переговоров? Хочу и их проштудировать, пока есть время.
– Во втором шкафу посмотрите.
–
– Сколько тут работаю, вечно все куда-то спешат, гонятся друг за другом. Смотришь: приходит молодой красивый парень. Он тебе привет, комплимент, улыбнется еще. Глаз радуется за такого человека, а потом проходит время и не узнать вообще.
Непомерным грузом, почти к земле прижатый, бредет по коридору новоиспеченный начальник. Буркнет что-то себе под нос и дальше идет. Проходит еще год или два, и человек вообще исчезает. Будто свеча сгорает. Страшно все это. Вот и ты таким же становишься, Максим.
– С вами все хорошо?
– спросила Лена.
– Может, воды?
– Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду. Удачи и успехов в полях.
– До свидания.
Я прошел по коридору, открыл дверь и покинул офис.
– Ты не знаешь, кто этот больной в маске?
– Не знаю, - ответила Лена.
– Пора бы электронный ключ уже сделать на вход.
– И не говори. Ладно, я ознакомлюсь с талмудом, а то Ирина сказала, что на тестировании пощады никому не будет.
– Ирину можешь не бояться больше, я документы на ее увольнение готовлю. На тренинге перед всеми сообщат ей. Вот не завидую. Она еще даже не догадывается.
– А кто же вместо нее будет?
– Катя какая-то. Не знаю, даже кто это. Она только через пару месяцев придет к нам работать. Есть слухи, что будет слияние, что будет много сокращений старых сотрудников, а эта Катя придет из той компании руководить вами, новичками.
– Новая метла хуже старой метлы...
– Ирина мне перед отлетом на тренинг сказала, мол, Лена, не прощаюсь, а из принтера уже договор вылетел на подпись директору об ее увольнении. Так что метлы эти тут уходят незаметно. Сегодня пан, завтра пропал.
– А ты вообще что-нибудь слышала об этой Кате? Чего от нее ждать? Как говорят старая метла всегда лучше двух новых, даже если эта метла плохо метет.
– Нет, ничего не слышала.
Глава 15.
– Да закапай ты свой нос, наконец, - немного раздраженно, но все также заботливо проговорила мама, насыпая в ведро с водой стиральный порошок.
– Сколько тягать-то можно? И тягаешь, и тягаешь туда - сюда.
– Сейчас закапаю, - ответил я, встав из-за стола и подойдя к тумбочке с лекарствами.
– Слушай, мам, а где у нас лежат ключи от гаража и машины?
– А куда ты собрался?
– настороженно спросила она.
– Да никуда особенно. Так просто хотел немного развеяться.
– Тебе со стимулятором разве можно на машине самому за рулем ездить? Может, у Елены Николаевны узнать?
– Хирург, что мне его ставил, разрешал, только осторожно и с пристегнутым ремнем.
–
Может, все-таки отца дождешься? Ведь давно уже не водил машину.– Ну, хватит, мам, отговаривать. Чего там водить? Я с нее раньше не слезал, неужто забыли руки. Все будет хорошо.
– Ну, смотри. Дело твое. Только не оставляй машину тогда без присмотра и телефон не забудь взять. Всякие сейчас по улицам ходят.
– Да кому наши "Жигули" нужны, мам?
– Желающих много. Продадут кому-нибудь картошку возить на рынок и с концами.
– Ладно, - сказал я, сдаваясь.
– Кепку надень, а то голову напечет. К обеду, обещали, будет жарко.
Мама провела несколько раз мокрой тряпкой по окну, и вся скопившаяся за зиму грязь стала стекаться неровными разводами по стеклу вниз.
– Ну и грязи-то налипло, - проговорила она, отжимая тряпку так сильно, что ее мышцы на худых руках стали, словно натянутые тросы.
– Не удивительно, - надев серые тенниски, сказал я.
– Такую зиму пережили. И, правда, пережили.... Мог ведь и не дожить до тепла, а навсегда остаться в зиме, как какая-нибудь пропавшая во льдах экспедиция. Тело лежало бы закопанное в ящичке, а наверху люди, ничего не заметив, продолжили бы суетливо туда и сюда бегать.
Я нащупал через кожу в районе скулы свой череп. Потыкал в него пальцем.
– Да, вот он череп, как у всех черепов.
– Купи на обратном пути хлеба батон.
– Хорошо, куплю, - сказал я, засовывая почти всю полученную пенсию в карман.
– К обеду возвращайся. Я рассольник сварю.
– Ты же знаешь, я не люблю рассольник.
– Любишь, не любишь, а жидкое есть нужно. Не забывай про язву.
– Ладно, пойду.
На улице совсем недавно проехался поливочный трактор, и воробьи, пытаясь соперничать с воронами, принимали утренние ванны, чирикая и взмахивая своими крыльями.
Неподалеку притаился черный слепой, на один глаз облезлый, будто использованный шерстяной валик, кот по кличке Уголек. Я помнил его еще котенком. Откуда он появился в нашем дворе, было сложно сказать, но кот для всех давно стал своим, и каждый, кто мог, его одаривал либо чем-то вкусным, либо пинком ботинка. По возможностям, грубо говоря.
– Блин, таблетки забыл взять, - направляясь к гаражу, подумал я.
Но возвращаться не стал.
Приземистый старый гараж, с наполовину выгоревшей, наполовину отвалившейся масляной краской оливкового цвета, был закрыт на увесистый замок, принесенный отцом еще с завода.
Рядом с ним рос старый трухлявый тополь, на котором в детстве мы часто играли в казаки-разбойники. Было очень удобно спрыгивать с него на крышу гаража и бежать до кирпичной стены, где был небольшой пролом.
Это был последний из двух оставшихся тополей рядом с нашим домом. Второй рос почти рядом с подъездом. Он был самым молодым и крепким из всех. Остальные спилили еще прошлым летом по решению какой-то комиссии.
Вставив ключ в замочную скважину, я повернул ключ, но открыть замок не смог. Крутил его и так и этак. Открыть не получилось. То ли замок заржавел, то ли я совсем после операции ослаб. Хотя если уж отец что-то закроет, то все. Пирамида Хеопса получалась.