ОНО
Шрифт:
— Т-ты м-м-можешь п-помочь? — выговорил Билл. — У-у него з-закончился аспиратор. Он м-может у-у-у…
Лицо свело судорогой и покраснело от напряжения. Слово заело, как будто перекосило пулеметную ленту. В течение почти тридцати секунд с губ Билла летела слюна и ничего кроме. Однако до Бена дошло, что тот хотел выговорить слово «умереть»…
Глава 5
БИЛЛ ДЕНБОРО ПОБЕЖДАЕТ — I
1
«Я чертовски близок к космической скорости, — размышлял Билл Денборо. — Я теперь как пуля, выпущенная из ружья».
Но эта, в принципе, верная мысль, полная романтики, в данной ситуации не принесла ему удовлетворения. Фактически в первый же час после вылета
29
«Конкорд» — пассажирский авиалайнер.
Сосед по креслу ему не мешал — есть, во всяком случае. У него был другой недостаток: он оказался толстым и не слишком чистоплотным. Наодеколонившись продукцией Тэда Лапидуса, ему все же не удалось, как с отвращением заметил Билл, полностью забить запах немытого тела и терпкого пота. К тому же он постоянно забывал о своем левом локте, уже не единожды задев Билла.
Глаза его вытаращились на цифровые данные полета на табло стенки кабины. Теперь, когда «Конкорд» вошел в «крейсерский режим», табло показывало чуть выше двойки. Билл вынул из внутреннего кармана ручку и колпачком от нее принялся нажимать на кнопки карманного калькулятора, подаренного ему Одрой на Рождество. Получилось, что они летели со скоростью 18 миль в минуту. У Билла не было уверенности, что это — именно то, что ему хотелось узнать.
Из маленького и плотного как старый ртутный термометр иллюминатора выглядывало небо — не синее, а сумеречно-пурпурное, несмотря на полуденное время. В точке пересечения неба и моря линия горизонта слегка изгибалась. «А я сижу здесь, — думал Билл, — с «кровавой Мэри» в руке и немытым толстяком, уткнувшимся в бок, и наблюдаю кривизну пространства».
Он слегка усмехнулся, вероятно, при мысли, что мужчину, обнаруживающего нечто подобное, вряд ли может что-то напугать. Он-то как раз и был напуган — но, конечно же, не скоростью полета в этой тесной «британской пуле». Дело в другом: он почти физически ощущал, как на него обрушивается Дерри. Именно это обстоятельство вызывало клаустрофобию — почти зримое ощущение присутствия здесь Дерри, этакого огромного плотоядного животного, долго проспавшего в берлоге и наконец выбравшегося на поверхность. Ах Дерри, Дерри! Напишем ли мы ему когда-нибудь оду? Гулу фабрики, журчанию реки? Или его горделиво-спокойным улицам с ухоженными деревьями? Публичной библиотеке? Водонапорной башне? Басси-парку? Средней школе? Барренс?
Образы сменяли один другой как кадры в кино. Биллу казалось, что он двадцать семь лет просидел в театре в ожидании, и вот то, чего он ждал, наконец происходит… Кадры сменялись, но не как в безобидной комедии «Коньяк с мышьяком», а скорее как в «Кабинете доктора Калигари».
«А ведь все это я написал, — думал он с какой-то глуповатой веселостью. — И везде исходным пунктом или ключом был Дерри. Все так или иначе вытекало из событий того лета или предыдущей осени — когда был убит Джордж. Все, кто брал у меня интервью, касались этого вопроса… И никому я не сказал правды».
Локоть толстяка с неожиданной силой воткнулся Биллу в бок, когда тот брал свой стакан. Билл мысленно выругался.
«Откуда вы черпаете свои сюжеты?» Такой вопрос, как казалось Биллу, рано или поздно вставал перед любым автором приключенческих сюжетов; им приходилось отвечать — или делать вид, что отвечают — на него по крайней мере дважды в неделю. А уж ребятам, посвятившим, как он сам, всю жизнь созданию романов о том, чего не было и никогда не будет, приходится отвечать на него — или притворяться — значительно чаще.
«У литераторов проложена магистраль из подсознания, — отвечал обычно Билл, пренебрегая собственными (растущими из года в год) сомнениями, в том числе и насчет подсознания. — Но те, кто пишет об ужасах, углубляются в область… постподсознания, если угодно».
Весьма элегантно, но особого доверия не вызывает. Подсознание? Наверное, в этом что-то есть, но Билл почему-то считал, что спекулирующие этим словом «пускают пыль в глаза», «вешают лапшу на уши», «создают бурю в стакане воды» — как угодно, любая из метафор все равно не объяснит сути сновидений, смутных устремлений и «ложной памяти», которые в действительности не что иное, как мысленные испражнения. Но репортерской братии с их блокнотами и миниатюрными японскими диктофонами было необходимо нечто большее, и Билл по возможности подыгрывал им. Билл отдавал себе отчет в том, что труд беллетриста — тяжелый и неблагодарный. Это объяснять не приходилось. «Приятель, спроси что-либо полегче, например, кто резал сыр?»
«Ты всегда знал, что это риторический вопрос, — продолжал свою мысль Билл, — вплоть до звонка Майка. А теперь ты знаешь, как правильно его поставить: не откуда ты черпаешь сюжеты, а почему. Да, безусловно, магистраль и все такое прочее, но не в понимании Фрейда или Юнга; не изнутри идет эта отводная система, не из подземной каверны, полной ожидающих удобного случая морлоков. На другом конце трубы — ничего кроме Дерри. Только Дерри и…»
«…и кто это вышагивает по моему мосту?»
Билл вдруг вытянулся в струну и непроизвольно отставил свой локоть, упершись в бок толстяка.
— Будьте внимательней, — буркнул тот. — Вы меня толкаете.
— Подберите свои локти, и я п-постараюсь не з-задевать вас, — немедленно выплеснул накопившееся раздражение Билл. Толстяк одарил его кислым взглядом типа «что-за-чепуху-вы-мелете», но Билл не отвел глаз, и тот отвернулся, угрюмо бурча что-то под нос.
«Кто здесь?»
«Кто это ходит по моему мосту?»
Билл вновь посмотрел в иллюминатор и подумал: «До сих пор мы были на высоте».
В кистях и затылке покалывало. Одним махом он допил «кровавую Мэри». Кадры сменились.
«Сильвер». Его велосипед. Как он гонял на нем, названном в честь лошади «Одинокого Странника». 28-дюймовый «Шванн». «Ты когда-нибудь убьешься, Билл», — предупреждал его отец, хотя и не особенно настойчиво. После смерти Джорджа он сильно сдал. Раньше он был твердым. Строг, но справедлив. После случая с Джорджем его стало легко обвести вокруг пальца. Он проявлял отцовскую заботу, давал наставления, но делал это по привычке, бесстрастно. Казалось, он постоянно прислушивался, не вернулся ли Джордж.
Билл заприметил велосипед через стекло витрины магазина на Сентер-стрит. Уныло согнутое седло казалось крупнее любого виденного им ранее; он был тусклым там, где другие сверкали; прямым, где другие изогнуты и гнутым — где другие были прямыми. Перед ним блестела табличка:
БЫВШИЙ В УПОТРЕБЛЕНИИ
И ниже, маленькими буквами: «готовы рассмотреть ваши предложения». На самом деле единственное предложение исходило от владельца магазина, и Билл сразу его принял, даже не подозревая о той роли, которую сыграет велосипед в его жизни. Назначенная цена — двадцать четыре доллара — показалась Биллу вполне приемлемой. Он расплатился за «Сильвера» своими накоплениями за последние 7-8 месяцев: день рождения, Рождество, выручка от подработки газонокосильщиком. Велосипед в витрине он заметил еще на День Благодарения. Ему представилась счастливая возможность проверить «Сильвера» в действии: снег уже основательно подтаял. У мальчика было приподнятое настроение, поскольку до прошлого года он и мечтать не мог о подобном. Мысль о велосипеде пришла ему в голову совершенно неожиданно в один из бесконечных вечеров после смерти Джорджа. Точнее, убийства Джорджа.