Опасности прекрасный лик

— Ага, — заметила она тогда. — И все там богатые, тупые, светловолосые и знаменитые. Те, кто не относится к служителям культа.

Он засмеялся.

— Ты найдешь Лос-Анджелес более сложным, чем ожидаешь. Помни, что «американская мечта» возникла в Голливуде. Это должно тебя особенно волновать. И круг, в котором тебе придется вращаться, состоит из достаточно утонченных людей. Тебе больше не сойдет с рук, если ты будешь выглядеть неряшливо.

— Я никогда не выгляжу неряшливо! — вспыхнула она.

— Некоторые твои наряды из благотворительных магазинов для бедняков просто очаровательны, но ты должна согласиться, что, с точки зрения моды, они не являются новейшим словом.

Ларк разобиделась и в течение часа отказывалась даже разговаривать с ним, время от времени теребя материю линялых синих джинсов, в которые была одета.

Она смотрела в иллюминатор и чувствовала тоску по Англии. Она уже скучала по тихим золотистым дождям, от которых почти ничего не намокает, зато так дивно зеленеет. Она скучала по кривым, мощеным булыжником улицам Лондона с их необыкновенными книжными лавками и гостеприимными барами. В глубине души уже что-то болело оттого, что там остались ее новые друзья.

Особенно она скучала по Джеку.

— Может быть, ты никогда не поймешь, как много ты значил для меня весь этот прошедший год, — сказала она ему перед отъездом. — В каком-то смысле ты вернул меня к жизни, Джек. Мне очень хотелось бы, чтобы ты это понял. Ты показал мне, что я способна чувствовать и отвечать на чувства, а именно этого я и не знала. Ты многое открыл мне во мне самой. Я знаю, ты не хочешь, чтобы я чувствовала себя благодарной тебе, но я чувствую это. И я хотела бы, чтобы ты знал, насколько я тебе благодарна.

— Тогда выйди за меня замуж, — сказал он.

— Не могу. Мне необходимо согласиться на эту работу.

Его пальцы запутались в ее волосах, а он смотрел на нее с таким знакомым спокойным и дружеским выражением.

— Как жаль, что ты уезжаешь. А что, если я отправлюсь следом за тобой?

— Пожалуйста, не надо! — взмолилась Ларк. — Из этого ничего не выйдет.

— Может быть, — согласился он после долгого молчания. — Но я так люблю тебя!

В глазах его были слезы, когда она в последний раз поцеловала его на прощание.

Бегство из Норткилла было таким поспешным, что у нее и времени не было почувствовать тоску по дому или задуматься, правильное ли она приняла решение. Но сейчас, летя высоко над землей и оставляя позади себя тысячи миль по пути на другой континент, у нее было время, чтобы подумать обо всем. Лос-Анджелес… «Город ангелов»… Волшебная страна…

Ларк чувствовала, что летит прямо в липкую паутину, из которой ей однажды еле-еле удалось ускользнуть.

Когда самолет пошел на посадку, была уже ночь. Больше часа Ларк смотрела на города, сияющие огнями среди окутанной ночной темнотой пустыни. Они приближались к аэропорту, и огни становились все гуще, сливались в длинные сверкающие цветные полосы. Оранжевые, зеленые, желтые, белые, красные, но большей частью оранжевые, они пробивались сквозь туман или густой смог и растягивались, казалось, до бесконечности, пока их не отсекали темень с одной стороны и море с другой.

По мере того как самолет приближался к посадочной полосе, пятна света расширялись и мерцали. В их мерцании Ларк были видны бежавшие внизу машины, похожие на капельки росы, скатывавшиеся по тонким серебристым нитям паутины. Она знала, что это означало: в паутину попалась муха.

Огни посадочной полосы были фиолетовыми. Самолет коснулся колесами земли, и Ларк бросило вперед. Она уперлась в пол ногами и, когда пилот отпустил тормоза, снова расслабилась, словно муха, которая прекращает борьбу, когда паук отрывает ей крылья.

Она приземлилась в Лос-Анджелесе.

В первую ночь они остановились в гостинице «Беверли-Хиллз». Ларк отправилась туда вместе с Карлом, хотя и чувствовала себя неловко из-за того, что он настоял, что заплатит сам.

— Ты была не очень-то дальновидна при разработке программы путешествия, — заметил он ей в такси. — Что бы ты делала, если бы я не заказал гостиницу для нас обоих?

— Провела бы ночь в аэропорту, — быстро ответила она. — А утром первым делом попыталась бы найти себе квартиру.

— Прежде чем ты найдешь в Лос-Анджелесе квартиру, тебе нужно найти себе машину.

— Я найду все, что мне потребуется.

И все же она была рада тому, что он здесь вместе с ней, и была ошеломлена великолепием клубнично-розового отеля с оттеняющими окна бело-зелеными полосатыми тентами.

Оказалось, что у Карла в Лос-Анджелесе имеются кое-какие друзья. Большинство их были переселенцами из Восточной Европы, как и он сам.

— У нас не будет трудностей с тем, чтобы найти тебе квартиру, — сказал он. — Мои друзья что-нибудь подыщут.

— А как насчет тебя?

— Один из моих друзей пригласил меня остановиться в своем доме для гостей. Он врач и живет в Беверли-Хиллз. Дом для меня будет подготовлен на следующей неделе.

Утром Карл взял напрокат машину и повез Ларк по городу. Под сверкающим сквозь смутную дымку солнцем Лос-Анджелес казался огромным и странным лабиринтом из одно- и двухэтажных домов; все улицы и проспекты выглядели одинаково. Шоссе были заполнены машинами, окутаны шумом и смогом. Когда Ларк вернулась в тихую роскошь отеля, она ощутила себя в сказочном оазисе. И везде Ларк чувствовала себя не в своей тарелке.

Еще у нее было ощущение, будто она увязла. В Лондоне Ларк могла ходить, где хотела. В Лос-Анджелесе без машины она не могла сделать и шагу.

Вскоре Карл позаботился об этом. В начале следующей недели он договорился об уроках вождения для Ларк. Сьюзан учила ее водить машину, но в Англии Ларк не довелось садиться за руль. Она приложила всегда ей свойственные энергию и решимость и через неделю уже готова была сдать экзамен. Когда она сообщила об этом Карлу, тот вручил ей потрясающий букет гладиолусов и ключи от автомобиля.

Ларк очень понравились яркие красные цветы. Но?..

— А это зачем? — спросила она, протягивая ключи.

— Сейчас покажу.

Они спустились вниз на стоянку. Карл провел ее к серебристо-голубой «хонде-аккорд».

Ларк заупрямилась.

— Я не могу принять это, — сказала она, возвращая Карлу ключи.

Карл снова вложил ключи ей в руку.

— Дорогая моя, — сказал он мягко, — только не воспринимай это как напоминание о том, что и я в свою очередь хочу что-то получить от тебя. Ты была для меня как дочь. Я и сказать не могу, насколько ты скрашивала мне жизнь в эти прошедшие два года. Прими машину с таким же легким сердцем, с каким я вручаю ее тебе. Мне бы очень хотелось, чтобы ты ее приняла.