Опасный вкус
Шрифт:
Чуть поколебавшись, я все же нажимаю на кнопку и иду на корму, наблюдая и слушая, как бренчит поднимающаяся с глубины якорная цепь. Дождавшись, когда она наконец успокоится, я иду обратно, завожу двигатель и встаю за штурвал.
Раф ушел охотиться. Когда? Не знаю. Но стоит попробовать уйти именно сейчас, пока все спокойно, пока Паоло и Лиза спят. Я не сверяюсь с картой, маршрут давно заучен мною до дыр. Теперь стоит проложить его в обратном направлении. Я очень надеюсь на то, что возвращение домой займет куда меньше времени, чем все это бессмысленное и дурацкое путешествие
**Глава 20**
– Бодрое утро!
– Доброе, - кивает Алекс на приветствие Лизы, а сама “сжимается” от предвкушения, хотя и старается отбросить прочь все сомнения.
Утро и в самом деле такое. Сна ни в одном глазу. Солнце слепит глаза по правому борту, по левому вдалеке видится большая земля, лодку ещё несёт вперёд и она не спешит выпускать штурвал, но не из боязни, что их унесет куда-то, скорее для того чтобы лечь в дрейф по всем правилам морской науки, вбитой в голову капитаном Моррисон Джонс.
Напряжение в руках и ногах, еще не отошедшие от долгого стояния мышцы спины, бессонная ночь без возможности передать руль и отойти, прикорнуть часок другой, голод и жажда просто скоро дадут знать о себе окончательно. Она будет лежать в кают компании ничем не отличаясь от тех же бесхребетных медуз.
До этого момента Алекс было просто не до того. Сегодня с ней не было Рафа со своим неиссякаемым источником энергии, знаниями, умениями, ловкостью, который мог помочь ей в любую минуту, мгновение, стоило сказать, обронить слово…
“Да что там! Ему хватало одного только взгляда, а иногда он словно мысли мои читал…”
– Где Рафаэль?
Алекс крепит штурвал и не спешит отвечать на вопрос, уделяя преувеличенно большое количество внимания этому простому процессу.
“Глаз раскрыть не успела!”
Ей не стоит тянуть, но и торопиться тоже не следует. Ложь требует ювелирной точности, ведь она не однородна в отличии от правды, что легка или тяжела, но все же куда более проста и незамысловата.
У нее была целая ночь, чтобы подумать об этом, состряпать правдоподобную легенду и преподнести ее в самом что ни на есть лучшем виде. Она до последнего так и не определилась с конечной версией, все ждала…
– Он ушел…
Сказала, а сердце при этих словах испуганно дрогнуло. Алекс не стала задумываться над этим, выпрямляясь.
– Охотиться?
– тут же откликается Лиз. Настроение у нее судя по всему преотличное. Ненадолго надо полагать.
Алекс кивает. Хорошо что она не договорила. Так даже лучше что Лиз продолжила фразу за нее, ведь в мыслях было совершенно другое - сразу сказать, что Раф сбежал от них.
Но в этом варианте есть место для отступления, если Раф вдруг вернётся, вынырнет из воды…
Раздается громкий всплеск. Алекс вздрагивает, покрывается крупными мурашками, оборачивается к заднице яхты и видит там сонного Паоло, что моет судно Фрискеса.
– Паоло!
Зовет его, а сама понимает что сердце стучит как бешеное и вина подступает к горлу вместе с тошнотворным чувством страха, перемешанным с голодом.
– Брось это, - она кивает ему на руки, -
пойдем завтракать.Он хмурится и не понимает ее. Обязанности давно разделены, график дежурств выстроен и сегодня его очередь убирать за “блохастым куском шерсти”. По утрам не до любезностей. В это время дня все еще больше хмуры и недовольны, чем по вечерам, когда тело ломит от усталости, а мозг отказывается выдавать блестящие идеи.
– Ты, - она переводит взгляд на так и стоящую рядом растрепанную Лиз, - прибери за котом, а потом…
Она перебивает ее, как всегда спешит возразить. Это раздражает, несмотря на все ее знания о взрослении, гормональных всплесках, особенностей поведения и психотипах.
– С чего это? Сегодня его очередь.
– Ты нашла кота и забрала его на лодку, ещё тогда тебе было сказано, кто будет убирать за ним, если он поселится с нами.
Да, Рафаэль рассказал ей эту историю в подробностях.
– Значит, как убирать так - я, а как тискать его…
– Тоже ты.
Ярко-малиновые, в тон шапочке, слегка обветренные губы поджимаются. Злой взгляд должен прожечь ее, но Алекс отворачивается. Она устала.
– Есть ещё что-то?
Тянет. Эта манера говорить здорово напоминает ей кого-то.
Себя.
Подражает ей, Алекс, потому и бесит в последнее время. Неприятно встречать свои плохие копии, особенно если думать, что ведешь себя точно так же.
– Нет. Присоединяйся к нам.
На этот раз ничего не изменилось. Краски не поблекли и все продолжает оставаться таким же ярким, полным жизни, как в любой другой день.
По столу разбросаны куча книг и исписанных тетрадей, фломастеры и карандаши рассыпались в грандиозном беспорядке, не убраны в коробки. Альбом полон набросков, среди которых больше портретов, меньше пейзажей, чаще всего урбанистических, праздничных зарисовок и глаз. Она часто рисует глаза, самые разные. Не все принадлежат ему, но только тем кого он знает.
Елка уже убрана, но праздничные украшения еще не сняты.
Ярко-алые деревяшки звезд качаются, задетые сквозняком, на джутовых нитях, демонстрируя свой “пошлый” рисунок, скопированный с рождественских свитеров. Треугольники, квадратики, тонкие линии, олени, снежинки, точки.
“Только здесь это смотрится хорошо!”
Алекс в его воспоминаниях подвязывает звездочки к светящейся ленте, топчась у стены в пижаме - в его футболке, клетчатых шортах и вязаных носках. Он не подумал о рождественских огнях, а она вспомнила и принесла гирлянду откуда-то сверху, позже закрепив ее над декоративным камином.
“Раз в год можно побыть нелепым или смешным, - он обнимает ее за тонкую талию, притягивая к себе.
– Ты так не считаешь?”
Она пытается освободиться. Ей неудобно, она еще делает сколько-то попыток, а потом замирает.
“Нееет. Я лучше заячьи уши надену. Сейчас ведь год кролика, да?”
Ушки кролика лежат на каминной полке. Это не ее. Кажется, Лизы, а может и Паоло. У них у всех были такие и еще куча фотографий в таком виде. У всех кроме него. Он отказался надевать это мракобесие.