Опасный вкус

– Сфотографируй и покажи мне!

Он молчит. На Алекс падает несколько мокрых капель.

– Я могу подержать. Пожалуйста, давай быстрее!

Ей на спину ложится рука, с силой прижимая к поверхности стола. Она не похожа на детскую и подростковую, слишком уж широка и холодна. Футболка под ней сразу становится мокрой. Алекс дергается, пытаясь приподняться.

– Без фотографий могу сказать тебе, что придется зашивать, - говорят ей на ухо, обдавая щеку прохладным прикосновением, роняя на нее еще несколько капель.

Она пытается повернуться к говорящему, но тщетно. Ей просто не дают сделать это.

“Паоло! Вот почему он так вел себя!”

Но теперь хотя бы понятно отчего он был так напряжен. Он не боится крови и к ранениям относится нормально.

– Раф! Что ты делаешь здесь?

– Проплывал мимо!
– резко отвечает он ей.
– Решил навестить старых знакомых!

Вампир зол, но прикасается к голове очень осторожно, почти невесомо отводя в сторону волосы. Все равно больно. На мгновение ее накрывает чувство паники и беспокойства, но тут же отпускает. Он не убил их, опасность угрожает только ей и то слабенькая. Раф уже мог убить ее или ударить, но раз этого не сделал, значит…

– Запудрил мозги ребенку?

Она так не думает. Ей интересно, что его так задержало наверху, а еще больше - как он нашел их? По крови? Или… Лиз бросала в воду “хлебные крошки”?

– Нет, просто попросил.

Алекс с облегчением выдыхает, но вовсе не потому, что невесть откуда взявшийся Раф не влез в голову Паоло со своим чертовым гипнозом или обаянием, а тому что он просто здесь!

“Он жив! И с ним все в порядке! Господи! Спасибо тебе!”

Она рада слышать его, даже несмотря на то что голос вампира далек от дружелюбного.

– Так принято делать у нормальных людей, а не разыгрывать спектакли и добиваться желаемого путем обмана и манипуляций.

Что? Он думает, что она специально изобразила истерику? Играла на его чувстве жалости и вины? Поделом ей! На его месте она бы подумала тоже самое!

– Оставь ты уже этот фотоаппарат. Обойдемся без памятных снимков для отдела травматологии.

Паоло согласно кивает, убирая камеру обратно в сумку.

– Тащи сюда аптечку и поставь пожалуйста чайник, - говорит он в сторону, не отнимая руки от ее спины.

Рафаэль не теряет времени даром. Сильный, черт его подери!

– Считаешь, что я сбегу куда-нибудь?

Алекс все-таки поворачивается к Паоло и Рафу с яркой вспышкой боли, пронесшейся перед глазами алым цветовым пятном. В помещении стало тесно из-за появившейся в нем Лизы. Она ничего не говорит, а быстро проскальзывает к себе в каюту. Алекс не успевает разглядеть ее лицо. Боль отступает, но не так скоро, как хотелось бы.

– Мне дышать тяжело.

– Нет, я так не думаю. Ты сможешь удержать себя в горизонтальном положении, пока я накладываю тебе швы?

– Да.

Давление на спину прекращается, но она чувствует, что тот еще держит ладонь над ее спиной, секунду, другую, прежде чем в одно ловкое движение выудить из ящика дугообразную иглу и нитку. Алекс закрывает глаза.

“Всё будет хорошо!”

Эта мысль, несмотря на все произошедшее, на сотворенное ею за последние дни, противоречива, но ей плевать на это. Она не обязана ничего объяснять и оправдываться перед кем бы то ни было. Пару минут она может позволить себе не думать ни о ком и ни о чем.

– Сейчас будет дискомфортно. Алекс?

О! Как контрастирует его голос с тем, что он делает в данную минуту. Ему есть на что злится, но тем не менее он продолжает заботиться о ней. Или правильнее сказать - ухаживать?

– Я в порядке.

– Открой глаза, чтобы я видел что ты в сознании.

– А если я вырублюсь?

– Я сказал: открой глаза!

Алекс смотрит в лицо Рафаэля, присевшего рядом с ней. Он мокрый, но взгляд у него обеспокоенный.

– Мне просто так легче. Незачем кричать на меня! Я же разговариваю с тобой! Это ли не признак того, что я в полном сознании?

Мужчина молчит с секунду, затем кивает, но прежде чем подняться, говорит ей:

– Ты не поверишь, но конкретно сейчас, я сомневаюсь в этом! Крики - это не самое страшное, что можно ждать от тебя!

Все правильно! Зря она препирается с ним, но Алекс просто не может удержать себя от того, чтобы не ответить ему. В конце концов, непросто не показать, как она рада видеть его, даже такого злого. Тогда он и в правду решит, что она бредит или растеряла остатки ума.

Она же великая притворщица. Он так решил.

* * *

Вопреки всему, я и Раф, мы оба молчим первые мгновения. Он делает укол с местным обезболивающим, не один, а несколько, обкалывая рану по кругу. Ощущения и в самом деле не из приятных, но я согласна перетерпеть это. Не хочу дождаться, когда заведутся поглощающие омертвевшую плоть личинки. Вздрагиваю, представив этот кошмар, но ничего не могу поделать со своей фантазией.

– Лежи и не вставай, - говорит он мне, а сам идет в каюту.

Надо подождать когда подействует лидокаин (или что там на самом деле было в аптечке?) поэтому никто не спешит втыкать в меня иглу, что лежит неподалеку, тревожа сознание светлой нитью. Я волнуюсь, но совсем чуть-чуть, не так как могло бы быть, если бы в качестве хирурга выступал Паоло.

– Рассказывай.

Я и не пытаюсь выпрямиться, но видимо я окончательно пала в его глазах - раз он говорит мне совершенно очевидные вещи. Я сползаю вниз, подкладывая под голову руки, ощущая нестерпимое сиюминутное желание откинуться назад.

Этот бзик длится недолго.

Я трогаю повязку пальцами, а затем успокаиваюсь, найдя для себя кое-что более интересное.

Раф не стал закрывать отъезжающую дверь каюты, она то и дело мечется туда-сюда, отодвигаясь то вперед, то назад на какие-то несчастные пару дюймов, но вообщем-то не может скрыть переодевающегося мужчину.

Сначала я натыкаюсь на его обнаженную спину с влажной кожей. В тусклом освещении ламп, полумрака она кажется бронзовой - это впечатление усиливают неровно ложащиеся тени, подчеркивая развитую линию плеч, подрагивающие и играющие мышцы, прогибающиеся где надо, образующие впадины, а где-то наоборот рельефно бугрящиеся, с проступающими веточками вен.

– Я все еще жду, - напоминает он о себе, тут же чертыхаясь и проклиная низкие потолки, а также того, кто сделал их такими.

Хочется сказать, что я тоже.