Операция
Шрифт:
– Повторяю: суббота рабочий день, до тринадцати часов. Отъезд постоянного состава на базу в тринадцать тридцать. На базе у вас будет больше суток на решение семейных проблем и личных вопросов. В понедельник построение в восемь часов, пятьдесят минут. Мною отправлен на утверждение командиру полка план работы на следующую неделю. План напряжённый. За четыре дня мы должны провести КТЗ и всю наземную подготовку к полётам по кругу и в зону. С таким расчётом, что бы в следующую пятницу провести предварительную подготовку, а в понедельник первый лётный день. Рабочий день на предстоящую неделю - восьмичасовой: с восьми до восьми; кто не успеет, разрешаю использовать оставшиеся в сутках с восьми до восьми... Завтра после занятий и в субботу с утра - это единственное время, которое остаётся на решение оставшихся организационных проблем. Больше свободного времени не будет... В субботу с утра поеду в посёлок. Желательно со мной послать представителей от каждого звена. Мне уже звонили, нас ждут в пункте
– Разрешите две минуты?
– высунулся из строя замполит.
– Ры...
– Алимов вовремя спохватился, что бы не назвать замполита рыбой, - Пескаренко, сейчас на это нет времени. Все свои идейно-политические мероприятия проводите в рабочем порядке, в гуще масс, во время проведения занятий, но не в ущерб безопасности.
– Тогда предоставьте мне партийно-политический актив для инструктажа, я поставлю задачу, на что обратить основное внимание.
– Это можно. Командиры эскадрилий, членов партбюро, секретарей партийных и комсомольских организаций, редакторов боевых листков до начала занятий в распоряжение замполита. В десять ноль - ноль все до единого человека должны быть на стоянке и работать по плану КТЗ. Это касается и ваших, Пескаренко, инженеров человеческих душ. Ещё вопросы есть?.. Разойдись.
Курсанты прибыли на стоянку за двадцать минут до начала занятий и разместились в курилке за хвостами самолётов. Сюда же, к курилке неспешной трусцой прибежал Бим. Он всегда был там, где больше всего народу. Всё было интересно и необычно. Настоящий аэродром выглядел гораздо прозаичнее, чем в кино или на картинках в учебниках. Воняло керосином и какой-то резиной, много гула и шума. Самолёты стояли с открытыми капотами и лючками, из них свешивались какие-то провода и шланги. Инженеры, техники и механики как муравьи сновали туда-сюда и были постоянно чем-то заняты. На курсантов никто не обращал внимания.
Один из курсантов, увидев что-то интересное, увлечённо стоял возле самолёта. Было много шума и он не слышал и не видел, что к нему приближается двадцатитонный топливозаправщик КРАЗ. Впереди, чуть левее машины, поддерживая шланг, что бы он не волочился по земле, шёл прапоршик Чернышев, огромного роста и невероятной ширины в плечах, килограммов сто пятьдесят живого веса. Когда курсант оказался на его пути, он молча отшвырнул его. Не то, что бы дал пинка, а легко подцепил коленом и отбросил, как тряпочную куклу. Курсант отлелел в сторону, рядом с ним неспешно прокатились огромные колёса КРАЗа. Весь в возмущении, он был преисполнен решимости отомстить за оскорбление, вскочил, развернулся к своему обидчику. Он увидел удаляющегося в развалочку огромного прапорщика, по габаритам близкого к топливозаправщику. Курсант выдохнул и прошептал:
– Не фига себе, хлебороб...- Огляделся, - никто не видел?
– и побежал в курилку где сидели его товарищи в ожидании начала занятий.
Им было в диковинку такая организация занятий: на свежем воздухе, без звонков. Они ещё не знали как всё это будет, просто сидели и с интересом рассматривали всё, что происходит на стоянке. Вот к курилке подошли лейтенант Поведайко и полковник Волостных, старший преподаватель кафедры метеорологии. Доктор наук, больше учёный, чем военный, Волостных считал метеорологию самой интересной наукой на свете, очень любил её и по мере возможности пытался привить такую же любовь к ней всем курсантам. У него был небольшой дефект речи: звук "А" он произносил как "Я"; за это курсанты дали ему прозвище "полковник Обляко". Метеорологи поговорили пару минут, затем полковник ушёл. Лейтенант посмотрел на часы, тоже хотел уходить, но тут его окликнул курсант Мусин:
– Товарищ лейтенант, идите к нам, покурим.
– Я не курю.
– Покурим,- не в смысле покурим. Может зачётик поставите?
– Время придёт - поставлю.
– Мне и Евсюткину по старой дружбе четвёрочку, а остальных можете валить.
– Хе-хе...Никто вас валить не собирается, там вопросы элементарные, хватит придуриваться.
– И то правда. Можно на секундочку?
Они отошли в сторонку. Мусин взял лейтенанта за локоть:
– Ты говорил у тебя в подчинении одни женщины?
– Ха! Одни женщины! Две девчонки. Одна дежурит на метеостанции, другая отдыхает. Через сутки меняются. Тебе-то зачем?
– Ты в женском общежитии часто бываешь?
– Ну, бываю иногда.
– Алла, официантка...
– Ха-ха! Вот к кому ты приходил!
– Да тихо ты... Что тут смешного-то?
– Ой, дурик. Смешно то, что она в общаге не живёт. У её родителей домик в посёлке, вот здесь, на окраине, рядом с аэродромом. Это у них как дача, они каждый год приезжают сюда на всё лето.
– А раньше почему не сказал?
– А я знал, кто тебя интересует? Я твою Аллу знаю с прошлого года. Нормальная девчонка, общительная. Могу познакомить. После ужина не убегай, подожди меня у столовой. Я её вызову.
– Не надо. Я сам.
– Дело твоё. Сам, значит сам.
Тут прозвучала команда к построению для начала занятий. Построение длилось не более пяти минут, после
чего лётчики-инструкторы забрали свои группы: три - четыре курсанта, и разошлись по своим стоянкам. Там показали самолёт, на котором предстоит учиться летать, представили хозяина самолёта - техника и его помощника - механика. Затем было сказано, что обслуживать и ремонтировать самолёт будет техник, а вот следить за ним и беречь должны все. Курсанты, сдав сегодня зачёты, получат допуск не только к полётам, но и к работам на авиатехнике в качестве младшего авиамеханика. Самолёт за семь часов лётной смены обычно делает две - четыре заправки. С одной заправки выполняется от трёх до шести взлётов и посадок. Машина работает с предельной нагрузкой, что накладывает на техника самолёта огромную ответственность. По плану самолёт находится на земле тридцать минут, из них выруливание и заруливание занимает примерно десять, технику остаётся пятнадцать - двадцать. За это время наземный экипаж должен заправить самолёт горючесмазочными материалами, воздухом, кислородом, осмотреть планер, проверить работу всех механизмов и систем. Один техник это сделать не в состоянии, ему нужны помощники. Поэтому в лётный день на аэродром выходит весь экипаж, и наземный и лётный. Техники и механики исполняют свои непосредственные обязанности, курсанты - один летает, один готовится к предстоящему полёту, остальные помогают техникам, которых такая постановка вопроса вполне устраивает. С помощниками дело идёт веселее. Но главное всё же не это. Курсанты не только будущие пилоты, они в первую очередь, будущие командиры. А настоящий командир должен уважать труд подчинённых и для этого должен знать их работу, попробовать всё своими руками. Ни один лётчик в ВВС никогда в жизни не обидит своего техника и никогда не даст его в обиду. Это особый, специфический вид взаимоотношений, можно сказать дружбы начальника и подчинённого. А основа этих отношений закладывается в училище, когда курсант вместе с техником таскает на заправочной толстые шланги топливозаправщиков, когда ругается, чуть не до драки, с курсантами других экипажей, доказывая, что воздухозаправщик в первую очередь должен подъехать к их самолёту.Возможно именно этим обусловлено то, что первый зачёт курсанты сдают технику самолёта. Они сдают меры безопасности при работе на авиатехнике, и рассказывают как их научили в УЛО проверять агрегаты и системы самолёта перед полётом. Обычно начинает один, затем в какой-то момент техник прерывает его и предлагает другому продолжить. После этого техник уточняет некоторые моменты, объясняет кое-какие нюансы, расписывается в зачётках и отправляет курсантов к лётчику-инструктору.
Некоторые техники используют свои, оригинальные методы обучения. Например прапорщик Иван Чернышев, этот человек - гора, никогда не слушает курсантов, а рассказывает им всё сам, да так, что не запомнить сказанное невозможно. Он ходит вразвалочку вокруг самолёта, а за ним семенят курсанты, прапорщик делает один шаг, каждый из курсантов два-три. Издали похоже на огромную утку с утятами. Чернышев был неисправимым оптимистом, никогда не унывал и готов был буквально всё превратить в шутку, тем более, что с чувством юмора у него было всё в порядке. Сам про себя прапорщик говорил, что он человек очень добрый: если бьёт, то сразу насмерть. А меры безопасности объяснял курсантам примерно так:
– Вот это - штуцер заправки воздухом. Вставляем его вот сюда, поворачиваем. Слышите щелчок? Если вы повернули штуцер и, не услышав щелчка, дадите команду оператору начать заправку, вот эта штука под давлением сто пятьдесят атмосфер вылетит и отшибёт вам голову... Даже если вы слышали щелчок и начали заправку, не доложив мне, тогда голову вам отшибу я... Вот это тормозной щиток, убирается гидросистемой с усилием сто килограммов на сантиметр квадратный. Этого не выдержит ни один грузчик. Если во время уборки стать вот здесь, то щиток разрежет вас на две части. Если я увижу кого-то из вас рядом с выпущенными тормозными щитками, - сам порву на ветошь... Вот это катапультное кресло, если вот здесь нет шпильки с красным флажком, - он брал за шиворот в каждую руку по курсанту и поднимал на высоту кабины, что бы они могли увидеть этот самый флажок, - садиться в кабину нельзя...
Далее всё в том же духе. Лётчики находились здесь же, присматривались к курсантам, ждали когда техники с ними закончат, чтобы забрать курсантов для своих занятий в кабине самолёта, на которые в планах КТЗ выделялось больше всего времени. Инженеры, связисты, и многие другие специалисты, которым курсанты обязаны были сдавать зачёты, ходили по стоянке от самолёта к самолёту, от экипажа к экипажу, таким образом предоставляя возможность каждому курсанту сдать зачёт по соответствующей дисциплине. День был загружен до предела, перерывы не объявлялись, перекуривали накоротке, урывками, Время прошло незаметно. Конец занятий был объявлен когда начало смеркаться. Техники привычно, очень быстро убрали инструмент и зачехлили самолёты и исчезли со стоянки как по волшебству. Так же быстро убралась вся техника. Бородин построил курсантов, посчитал и дал команду следовать на ужин. Только сейчас каждый из них почувствовал, как сильно они устали. А впереди ещё четыре таких дня. Они ещё не знали, что это только цветочки, когда начнут летать, уставать они будут ещё больше.