Операция
Шрифт:
В понедельник утром, в назначенное время личный состав лагеря был построен на плацу для развода на занятия в соответствии с планом КТЗ и наземной подготовки. Выходных будто и не было. Сейчас все стояли в строю, тихонько переговаривались, ждали начальника лагеря, он с минуты на минуту должен прибыть, уехал осматривать взлётно-посадочную полосу.
Вот послышался звук мотора трактора. Алимов выехал прямо на плац, остановился с краю, заглушив двигатель, спрыгнул на землю и скорым шагом направился к строю. Настроение у него было прекрасное. Аэродромная рота в воскресенье поработала хорошо. От посадки сорока пяти самолётов на неокрепший полностью грунт он не нашёл ни малейшего следа. Уже сейчас состояние аэродрома позволяло начинать интенсивную
Карпов громко скомандовал:
– Равняйсь! Смирно!!! Равнение на середину!
Чётко повернувшись, он строевым шагом двинулся навстречу подполковнику Алимову. На середине строя, Карпов остановился, хотел уже рапортовать, но что-то привлекло его внимание за спиной начальника лагеря. Алимов оглянулся. За ним спокойно, с добрым выражением лица шёл огромный пёс Бим, а на спине у него яркой зеленью было отчётливо написано "ЭТО НЕ СЕРДЮК". В строю захохотали. Алимов, не зная подоплёки, ничего не понял и вопросительно посмотрел на Карпова. Тот махнул рукой:
– Потом объясню.
– Люди все?
– Так точно.
Алимов повернулся к строю:
– Работаем по плану. Кому что не ясно?.. Если вопросов нет, командиры подразделений, личный состав в вашем распоряжении, - повернулся и быстро пошёл в штаб.
У самого входа его догнал начальник штаба майор Карпов:
– Дмитрич, подожди! Вопрос имею.
– Вопрос? У меня тоже вопрос, что означает: "Это не Сердюк?".
Карпов махнул рукой:
– Да это курсанты балуются. Сейчас дам команду, собаку застрелят.
– Даже и не думай! Понял? Его не стрелять, его на довольствие пора ставить, у него, как я понял, теперь и фамилия есть... Демидыч давно хотел его домой забрать, теперь сам бог велел... Так что ты хотел у меня спросить?
Карпов вздохнул и решительно, официальным тоном спросил:
– Товарищ подполковник, до каких пор меня будут использовать на штабной работе?
Алимов удивлённо посмотрел на возмущенного майора:
– Это ты у меня спрашиваешь?
– А у кого мне ещё спрашивать? Ты ж меня отстранил от полётов. Пора пристранять.
– Я так не думаю.
– Это почему же?
– Да потому!.. У кого спрашивать, говоришь? Спроси у Чиканова. Ты у него числишься старшим лётчиком. У него в звене курсантов столько же, сколько и у всех, а инструкторов на одного меньше. Но он говорит, что лучше совсем без старшего лётчика, чем с таким как ты.
– Вот я и говорю...
– Что ты говоришь? Допустить тебя до полётов? Дать тебе курсантов? И каждый день думать, допустит тебя сегодня доктор или нет, а кто их возить будет? Иван Фёдорович Крузенштерн?
– Я что, алкаш последний?
Алимов протянул руку к его портфелю:
– Дай, - Карпов быстро отдёрнул руку с портфелем назад.
– Дай сюда!
– настойчиво сказал Алимов, взял портфель, открыл его, достал недопитую бутылку портвейна.
– Это что?
– А что мне делать? Скучно, я же не летаю...
– Неправильно. Ты не летаешь потому, что пьёшь, а не наоборот.
– Я один, что ли пью? Все же пьют!
– Неправда. Не все. Ким не пьёт.
Старший лейтенант Ким, лётчик инструктор второго звена четвёртой эскадрильи. Именно у него в экипаже Мусин и Евсюткин. Этот лётчик уже много лет увлекался системой йогов. Он занимался в нескольких направлениях этого учения, делал и дыхательную гимнастику, и физические упражнения, а также упражнения для настройки духовного состояния. Он очень интересно рассказывал о всяких там чакрах, духовной энергии кундалини и о многом другом. Жизненная философия йогов отвергает алкоголь и табак, не употреблял их и старший лейтенант Ким. Сам он был здоров и телесно и духовно. Вывести из себя его было невозможно. Владел собой он в совершенстве, в любой ситуации он сохранял душевное равновесие. Он мог кратковременно заглушить боль, любое расстройство духа исправлял медитацией, добиваясь состояния безмыслия. Когда он отрешённо сидел, положив
руки на колени ладонями вверх и ни на что не обращал внимания, его командир эскадрильи подполковник Лучников говорил, что Ким опять ушёл в себя.Карпов, услышав про Кима, замахал руками:
– Да я серьёзно! Причём здесь Ким?
– Причём Ким? Он говорит: не пью - и не пьёт. Ты говоришь: не пью - и продолжаешь пить.
– Ну. И какие выводы? Что мне делать?
– А вот доктор идёт, сейчас и узнаем. Рафаил Самуилович, можно на секунду?
Подошёл майор медицинской службы Мартиросян и вопросительно посмотрел на офицеров:
– Где больной?
– Да вот, Карпов требует, что б я допустил его к полётам. Вы что думаете?
– Если сейчас пройти ко мне в санчасть, я поставлю капельницу на пару часов. Пять - шесть дней воздержания для очистки организма и ослабления рефлексов, под моим наблюдением. Медосмотр три раза в день. Возможно все параметры войдут в норму. Кардиограммочку сделаем. Шанс есть.
– Ну, Карпов, смотри! Это твой последний шанс. Иди с доктором.
Карпов немного засуетился, открыл портфель, достал оттуда две бутылки портвейна, одну полную, другую распечатанную и протянул доктору:
– Это вам на компрессы. Я сейчас зайду в штаб, дам последние указания и через десять минут я у Вас.
Он суетливой походкой посеменил к штабу. Мартиросян посмотрел на бутылки портвейна в своих руках, встряхнул их и поднял вопросительный взгляд на Алимова. Тот одобрительно кивнул головой:
– Вечером зайду.
Тем временем, Карпов вошёл в штаб. Там за столом с печатной машинкой сидела писарь Лида, рядом с ней стоял и что-то диктовал начальник штаба эскадрильи майор Рогов. Карпов поставил на стол между ними свой портфель, на вопросительный взгляд Рогова, сделал барский жест:
– Дарю. Я вас покидаю. Начальник штаба лагеря теперь ты.
– А мне это надо?
– Придётся, больше некому. Я возвращаюсь в эскадрилью на свою должность.
– Если я буду начальником штаба лагеря, кто будет делать мои дела в эскадрилье?
Карпов задержался в дверях, подмигнув Лиде, ответил Рогову:
– Иван Фёдорович Крузенштерн.
10
Последующие дни были очень насыщенными, подготовка к полётам шла полным ходом. Курсанты уже многому научились. Они довольно ловко управлялись с оборудованием для заправки и обслуживания техники. Всего несколько дней назад они робели перед самолётом, боялись сделать что-нибудь не так. Теперь же садились в кабину, как в кресло перед телевизором, уверенно включали необходимое им оборудование. Они уже умели запускать двигатель, проверять системы самолёта перед вылетом.
Руководством части на оставшиеся мероприятия было выделено ещё два дня, затем на понедельник назначена предварительная подготовка, на вторник методические полёты, в среду полёты с курсантами. Времени не хватало, занятия по плану наземной подготовки проводились весь день и заканчивались с наступлением темноты. Неделя пролетела незаметно.
В понедельник, с утра лётный состав был собран для постановки задачи на полёты, предстоящие во вторник и среду.
Первый день традиционно проводились методические полёты. Курсанты не летали, но все выводились на аэродром. Им предоставлялась возможность в живую ознакомиться с организацией полётов в реальных условиях: всё увидеть, услышать, пощупать. Лётчики облётывали авиатехнику, вспоминали особенности полётов с грунтовой полосы, осматривали ориентиры в районе аэродрома. Каждый лётчик выполнял методические полёты, пилотируя с места инструктора. Он как бы показывал своему командиру, что не утерял навыки пилотирования самолёта с задней кабины и готов к обучению курсантов. По сути это была чистой воды формальность, но этого требовали руководящие документы по организации лётной работы. Интенсивность полётов в первый день была не высокая, одна сокращённая смена, пять часов стартового времени, задействуется лётный состав обеих эскадрилий.