Опора трона
Шрифт:
«Не смей впредь даже так думать об этом человеке, если не хочешь уподобиться жалкой роли эмигранта, которые запрудили Варшаву! — отругал себя Воронцов. — Ставки сделаны, как и мой личный выбор, Будет совсем неплохо заставить австрияков сцепиться с пруссаками. Меньше будут лезть в русские дела».
— Завтра отправляемся в Вену!
— Ах, я так хотела провести пару недель в Спа, — притворно вздохнула Дашкова.
Луиджи Фарнезе не составило труда получить приглашение на королевский прием в Хофбурге. Про него ходили слухи — он сам их распускал, — что виконт Фарнезе имеет все шансы возродить угасшую династию герцогов Пармских. Достаточно
Всегда элегантный в своем скромном, но тщательно продуманном наряде он привлекал внимание дам — как ни боролась Мария-Терезия с безнравственностью, венское общество с головой погрузилось в пучину разврата галантного века. Столичные «штучки» стреляли глазками в итальянца, пока он прохаживался по парадному залу королевской резиденции и разглядывал 11 портретов отпрысков австрийской императрицы. Белокурые и голубоглазые мальчики и девочки, настоящие ангелочки, с надеждой на великолепное будущее взирали с полотен. Увы, печальная участь ожидала их: четверо умерли от оспы, двоих, в том числе, писаную красавицу Марию Элизабет, она обезобразила.
Если женские взгляды были обращены на заезжего знатного итальянца, то мужские — на незнакомку в экстравагантном костюме русской царевны. Усиливала интригу ее свита, сын и отец Разумовские в кафтанах, усыпанных бриллиантами. Кто она, эта невысокая красавица? Предположения выдвигались одно за другим, все более и более фантастичные.
Выход императрицы и ее сына-соправителя состоялся. Приглашенные на прием проследовали в Зеркальный зал. Там, под расшитым золотом балдахином, сидели Мария-Терезия и Иосиф II — такие разные, хоть и ближайшая родня.
Императрица десять лет назад овдовела. Она состригла свои великолепные золотистые локоны, надела черный чепец и отказалась от излишеств — даже от бриллианта «Флорентинец», подарка мужа из сокровищницы захваченной французами Лотарингии. Необычайно набожная, с возрастом она превратилась в фанатичку-ханжу, предпочитавшую нарочитую демонстрацию искренней молитве.
Иосиф, которого мать называла упрямой головой, убежденный поклонник французских просветителей, мечтал за одну ночь превратить феодальную империю в нечто великолепное и современное. Человек тысячи достоинств — и ни одного, подходящего императору.
Гости один за другим согласно протоколу произносили приветственные речи и получали взамен несколько добрых слов. Дошла очередь и до Разумовских. Бывшего гетмана в Вене привечали. Цесарцы были серьезно настроены проглотить украинскую часть польского наследства. Не только Червоную Русь-Галичину, но и Волынь, Подолье — все Правобережье и, быть может, даже Киев. Кирилл Григорьевич раскланялся, выдал положенную порцию ничего не значащих благоглупостей и перешел к сути:
— Ваши Величества! Разрешите мне представить мою племянницу! Дочь моего брата Алексея и почившей несравненной императрицы Елизаветы Петровны!
Зеркальный зал наполнился восторженными репликами, эмоциональными восклицаниями, в которых сквозило все — и сопричастность к великому моменту, и скрытая зависть, и сложные эмоции, порожденные внезапным изменением многих политических раскладов. На приеме присутствовало немало опытных царедворцев и сановников, мигом сообразивших, что происходит, и поспешивших поделиться своим выводом с менее искушенными. Разумовский представил не просто родственницу. Претендентку на российский престол! Исторический момент! На глазах менялась судьба Европы и всего мира! Все замерли в ожидании следующего акта. И бывший гетман не подвел.
— Княгиня Елизавета Владимирская!
Да будет на то воля Божья, будущая императрица Елизавета Вторая, самодержица престола российского!Зал ждал, что так будет. И все же зал снова ахнул. И громче всех — русский министр 2-го ранга при цесарском дворе князь Голицын. Стоявший рядом с ним граф Воронцов громко хмыкнул, его дочь изобразила крайнюю степень удивления.
— Приблизьтесь! — доброжелательно махнув веером, молвила эрцгерцогиня австрийская, королева Богемии, Венгрии и императрица Священной Римской империи.
Княгиня почтительно качнула своим карнавальным головным убором, элегантно подхватила пальчиками волочащееся по полу варварское платье и сделал шаг в направлении тронного возвышения. Не успела она подойти к двойному престолу, как дорогу ей преградил виконт Фарнезе.
— Ваши Величества! Позвольте мне предостеречь венский двор от ужасной ошибки. Его злонамеренно вводят в заблуждение!
В зале повисла полная тишина, княгиня побледнела.
Мария-Терезия, в отличие от своих подданных, знала если не все, то достаточно много о личности сеньора Луиджи, о его связях в Ватикане и с бывшим орденом Иисуса. Таким людям при ее дворе позволено немного больше, чем всем остальным.
— Мы внимательно вас слушаем.
Фарнезе изысканно поклонился под разъяренными взглядами старшего и младшего Разумовских.
— Присутствующая здесь девушка никогда не принадлежала к высшему обществу. Она родом из Богемии, из пригорода Праги. Ее отец трактирщик. Впрочем, эта пикантная подробность ее биографии никоим образом не помешает московитам считать ее княжной, наследницей трона и даже царицей — всем известна слабая разборчивость русских при выборе монарха…
В зале раздались смешки и насмешки в адрес Разумовских. Кто-то позволил себе припомнить недавнюю историю, как русский трон достался маркитантке из обоза. Андрей Разумовский дернулся в сторону итальянца, но отец придержал его за руку. Княжна Владимирская продолжала глупо улыбаться.
— Грех этой девушки в другом, — продолжил сеньор Луиджи тоном опытного обвинителя. — Избавиться от него возможно лишь искренним раскаянием после длительного содержания в монастыре самых строгих правил.
— Ну же, виконт! Не томите, — не вытерпел Иосиф II.
— Она из секты абрамитов! По крайней мере, ее отец. Как всем известно, яблочко от яблони недалеко падает.
Если бы Фарнезе разделся бы догола прямо в зале или выкинул еще какое сумасшедшее коленце, эффект был бы существенно меньше, чем от его слов. Чехия давно была заражена ересью — еще со времен гуситов. Так называемые деисты, отрицавшие божественное откровение и священные книги — учение, поразившее многие страны Европы благодаря Вольтеру — нашли приверженцев и в королевстве Богемия. Абрамиты пошли ещё дальше, объявили себя последователями религии древних евреев времен Авраама, понадергали из Старого и Нового Заветов отдельные положения, отказались от крещения, от Святой Троицы. Мария-Терезия с ее обскурантизмом деистов ненавидела, а абрамитов была готова стереть с лица земли.
Иезуит замолчал. Вновь воцарилась тяжелая, напряженная тишина.
— Это очень серьезное обвинение, — разомкнула уста побледневшая императрица. — Полагаю, у вас есть бумаги, его подтверждающие.
Мария-Терезия прожила достаточно долго на свете и не менее долго сидела на троне. Она мигом сообразила, откуда ветер дует. Пусть Орден Иисуса распущен, но архивы его сохранились.
Фарнезе подтвердил ее предположение.
— Протоколы допроса орденского следователя, — с этими словами Фарнезе сделал несколько шагов в сторону трона и протянул бумаги Марии-Терезии.