Оракул с Уолл-стрит 5

— Право знать — это одно. Но ответственность газеты — совсем другое. Если мы опубликуем материал о готовящемся крахе рынка, это может спровоцировать панику. И тогда мы станем причиной того самого краха, о котором предупреждаем.

— А если не опубликуем, то станем соучастниками ограбления, — возразила Элизабет.

Пулитцер повернулся к нам, его лицо выражало внутреннюю борьбу.

— Мистер Стерлинг, — обратился он ко мне, — как финансист, как вы оцениваете достоверность этих документов?

Я очень осторожно выбирал слова.

— Мистер Пулитцер, в последние месяцы я наблюдаю тенденции, которые полностью соответствуют описанному в этих материалах плану. Массовый отток европейских капиталов, критический уровень маржинальных кредитов, координированные действия крупных инвестиционных домов.

— То есть вы считаете документы подлинными?

— Я считаю их правдоподобными. И крайне тревожными.

Пулитцер вернулся к столу, взял в руки один из документов, еще раз просмотрел ключевые пункты.

— Даже если предположить, что все это правда, — медленно произнес он, — у нас нет способа проверить источники. Документы могли быть сфабрикованы с целью дестабилизации рынка.

— Джозеф, — Элизабет наклонилась вперед, — ты знаешь мою репутацию. Я никогда не приносила непроверенные материалы.

— Знаю. Именно поэтому мне так трудно принять решение.

Он положил документы в стопку, аккуратно выровнял края.

— Элизабет, дайте мне сутки. Я покажу материалы нашим экономическим консультантам, проконсультируюсь с юристами. Если они подтвердят возможность публикации…

— Сутки? — она вскочила с кресла. — Джозеф, эти люди могут начать действовать в любой момент!

— Именно поэтому нужна осторожность, — твердо ответил Пулитцер. — «World» не может позволить себе спровоцировать финансовую панику на основании недостаточно проверенной информации.

Мы покинули редакцию с тяжелым чувством. На улице Элизабет остановилась, оперлась о чугунный фонарный столб.

— Он не опубликует, — сказала она устало. — Я вижу это по его глазам. Слишком большой риск для репутации газеты.

— Попробуем другие издания, — предложил я, хотя знал, что Continental Trust обо всем уже позаботилась и заблокировала все ходы-выходы. — «Times», «Herald Tribune», «Wall Street Journal».

— Они будут еще осторожнее, — покачала головой Элизабет. — Особенно финансовые издания. У них есть реклама от тех же инвестиционных домов, которые мы обвиняем в заговоре.

Мы дошли до угла, где стоял газетчик, выкрикивающий заголовки дневных номеров: «Доу-Джонс достигает новых высот! Эксперты прогнозируют рост до 400 пунктов!».

— Видишь? — Элизабет горько усмехнулась. — Кто поверит в крах, когда все газеты трубят о бесконечном росте?

Я купил несколько газет, быстро просмотрел передовицы. Везде одно и то же — восторженные прогнозы.

— Элизабет, — сказал я, складывая газеты под мышку, — а что, если подойти к этому с другой стороны?

— Какой именно?

— Не пытаться предотвратить крах, он все равно произойдет. Но подготовить материалы для публикации сразу после него. Когда события подтвердят наши предупреждения, люди будут готовы слушать правду.

Она задумалась, прикусив нижнюю губу, привычка, которая выдавала ее сосредоточенность.

— Ты хочешь сказать, что нужно дождаться катастрофы, а потом объяснить, кто ее организовал?

— Именно. Сейчас нас сочтут паникерами. После краха — пророками.

Элизабет медленно кивнула.

— Логично. Но как быть с моей совестью? Миллионы людей потеряют сбережения, а я буду молчать, зная правду.

Я остановился, повернулся к ней лицом. Прохожие обтекали нас, спеша по своим делам в этом обреченном городе.

— Элизабет, ты журналист, а не пророк. Твоя задача — рассказывать о событиях, а не предотвращать их. Особенно когда предотвращение невозможно.

— А твоя задача?

— Моя задача — спасти тех, кого могу. И подготовиться к восстановлению после катастрофы.

Мы стояли на углу Уолл-стрит и Бродвея, в самом сердце финансового района. Вокруг кипела жизнь — клерки с портфелями, брокеры, обсуждающие сделки, инвесторы, мечтающие о быстром обогащении.

— Знаешь, что меня больше всего угнетает? — тихо сказала Элизабет. — Не то, что мы не можем остановить крах. А то, что после него люди будут искать виноватых среди мелких спекулянтов и неудачливых брокеров. А настоящие организаторы останутся в тени, еще больше обогатившись на чужих потерях.

— Не останутся, — твердо сказал я. — Если ты опубликуешь свое расследование после краха. Когда эмоции улягутся, а люди захотят понять, что произошло.

— Обещаешь помочь? Дать интервью, предоставить дополнительные материалы?

— Обещаю. Но при одном условии.

— Каком?

— Ты не будешь предпринимать никаких самостоятельных действий до того, как я тебе скажу. Никаких попыток проникнуть в офисы Continental Trust, никаких конфронтаций с их представителями. Они уже знают о твоем интересе к их деятельности.

Элизабет колебалась, и я видел, как в ее глазах борются журналистская любознательность и здравый смысл.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Но после краха я получаю эксклюзивный доступ ко всей информации, которой ты располагаешь.

— Договорились.

— Уильям, — сказала Элизабет, когда мы направились к остановке такси, — скажи честно. Когда это случится?

Я посмотрел на часы в витрине ювелирного магазина.

— Очень скоро, — ответил я. — Может быть, завтра. Может быть, послезавтра. Но не позже конца недели.

Она кивнула, стиснув зубы.

— Тогда мне лучше использовать оставшееся время для подготовки материалов. Собрать все воедино, чтобы быть готовой к публикации в нужный момент.

— Мудрое решение.

Мы пошли обратно, и по пути я размышлял о нашем разговоре с Пулитцером. Редактор поступил правильно с точки зрения журналистской этики. Но его осторожность обрекла миллионы людей на финансовую катастрофу.

Впрочем, даже если бы «World» опубликовала материалы Элизабет, это мало что изменило бы. Continental Trust слишком долго готовился к операции, чтобы ее можно остановить в последний момент. А психология толпы такова, что предупреждения о грядущих неприятностях игнорируются до самого последнего момента.