Ordeals of the Love

– Уже давно не жду ничего такого, - с горечью в голосе ответила Санса, указывая жестом руки в сторону коридора.

– Прекрасно тебя понимаю, дорогая, - сочувственно ответила Мелисандра, неспешными шагами направляясь по коридору замка вместе с волчицей, идущей рядом.
– К слову, я остановлюсь все в той же таверне, чтобы ты знала, куда посылать за мной ворона.

– Вы можете остаться здесь, это меньшее, что я могу для Вас сделать.

– Не думаю, что лорд Джон Ройс, впрочем, как и другие, будут рады тому, что я здесь задержусь. Таверна, в которой я остановилась, место, конечно, отвратное, но куда лучше там, где тебя никто не знает, нежели здесь, где каждый готов порубить тебя на месте.

– Как Вам угодно, леди Мелисандра, - облегченно уступив, закончила девушка разговор.

*

Близилась глубокая ночь. Безликая луна, величаво раскинувшаяся на просторном бездонном темном небе, слабым контуром отсвечивала чистой белизной сквозь наливающееся глубокие тучи, лениво плавающие под недосягаемым небесным сводом. Блестящими камнями раскинулся выпавший за день снег на промерзшей ледяной земле, черепица крыш простых домов, высоких башен замка слепо поблескивала в лунном вялом свете. Сухие усталые лучики нехотя просвечивали оконные рамы небольшой комнаты, оставаясь забытыми призраками на ковре. Опочивальня лорда Харренхолла мягко освещалась горящим камином и ярким пламенем догорающей свечи, стоящей на одной из прикроватных тумбочек у кровати. Санса, до ночи просидевшая у постели любимого лорда, не сомкнув глаз и на секунду, внимательно смотрела на мужчину, пытаясь в знакомых чертах лица найти намек или зацепку на долгожданное пробуждение Пересмешника, но минуты неспешными шажками легко преодолевали незаметные расстояния, преображаясь в долгие часы. Юная дева, неустанно борясь с дурманящим беспрерывно находящим сном, устало раскинулась на мягком кресле, раздумывая. Она не знала очнется ли лорд Бейлиш, не знала, что будет делать, если он вернется к жизни, как себя вести, слышал ли он последнее её признание, адресованное ему. Вопросы безустанным потоком сыпались и из неоткуда проникали в подкорку её сознания, и затем бесследно исчезали в дымке усталости, оставляя гнилые корни в памяти. Она не была уверена в том, что он услышал последние её слова, но вдруг она ошибается? Если так, то все станет еще более сложнее, если это возможно. Нити судьбы, которыми они неизбежно переплетены, уже все запутаны между собой, превратившись в липкую вязкую паутину, в которую она умудрилась попасть. Она чувствовала себя в ловушке, зверем, загнанным в угол. Если Петир слышал её признание, то её выбранная тактика не сработает, она не сможет делать вид холодной и спокойной, если он заговорит с ней об этом, а по другому поступить она не может. Она ведь не может броситься к нему в объятья, забыть все, что он сделал, не может! Она ведь злиться, таит обиду на него, ведь он сделал немыслимые подлые поступки. Мизинец, как он выпалил в сердцах, мог быть причастен к казни её отца, и он также признался, что намеренно отдал Сансу в кровавые руки жестокого Болтонского бастарда, до этого слышав о его садистских наклонностях! Для дани памяти родителям, родным она не имеет права быть с этим человеком. Она не может оскорбить память отца. Не имеет на это права.

Семеро, какая же судьба удивительная и сложная вещь! Она словно лабиринт, из которого нет выхода, при этом жестоко подбрасывающий нам на поворотах лже-подсказки, обещающие привести к выходу и дарующее ложную надежду, дабы потом хладнокровно растоптать её. В детстве нам рассказывали, что любовь - это светлое сильное чувство, преодолевающие все препятствие и дарующие счастье, но лишь спустя годы мы узнаем, что не каждая любовь способна принести нам счастье, и что порой мы вынуждены запирать свою чувства на замок. К сожалению, иногда мы вынуждены быть неприступными, хладнокровными и даже жестокими к любимым людям, дабы считаем, что мы поступаем верно, и так будет лучше. Мы разбиваем сердца, наносим невидимым ножом на коже любимых глубокие раны, остающиеся на всю жизнь и превращающиеся в ужасные шрамы, мы режем их сердца острыми словами, разрываем на клочки их души своим ледяным безразличием. Но при этом мы всем сердцем их любим и желаем им счастья, мы без раздумья готовы прыгнуть за ними в бездонную бездну, отдать за них свою жизнь и любой ценой вернуть их даже с того света…

Санса осторожно взяла холодную родную руку любимого человека в свою, прижавшись к ней теплым лбом, собираясь с тяжелыми мыслями.

– Я обращаюсь к новым и старым богам, к любым которые существуют и слышат меня. Я давно не молилась, так как давно потеряла всякую надежду на чудо, но теперь я прибегаю к Вашей помощи. Я прошу Вас, умоляю, снизойдите и услышьте мою молитву, прошу Вас не за себя, прошу за него. Я знаю, он, ровно, как и я, совершил множество ошибок, но умоляю Вас, позвольте ему вернуться к жизни. Позвольте ему вернуться ко мне, - горькие обжигающие слезы скоро сбегали по щекам девушки, оставаясь влажными следами дорожек на коже.
– Я клянусь Вам, я не оскорблю память родителей. Я не оскорблю память родных. Во память моего отца, я не пойду с этим человеком под руку по жизни, я не буду носить его герб или имя, я не буду носить его дитя. Но верните его к жизни!
– поддавшись впервые за это время чувствам, Санса разрыдалась, крепко сжимая холодную руку умершего.

*

Тьма. Пустота. Тишина. Бездна. Нет голубого неба над головой, яркого ослепительного солнца. Нет твердой родной земли под ногами, покачивающейся зеленой травы, даже холодного белого снега, который он так ненавидел. Нет знакомых привычных лохматых деревьев или прибранных кустов, расцветившихся цветов. Нет даже привычного воздуха или ветра. Вокруг нет ничего кроме ледяного холода и вечного вакуома. Он не знал, сколько уже длиться его заточение в этой сплошной тьме и неисчезающей пустоте. Здесь не отсчитывалось время. Не было минут или часов. Не проходили месяцы и годы. Его окружала лишь вечность. У него нет привычного тела, рук или ног, порой, ему даже казалось, что у него вообще ничего нет, что он - ничто, такая же пустота. При жизни он гадал, что же его ждет на «той стороне», иногда он просто усмехался своей мысли или выдумывал различные догадки и гипотезы, но ни в одной из них он и представить не мог, что все будет именно так. Порой, он все помнил, знал, кем был при жизни, чем занимался, что совершал. В те мгновения он мог полностью погрузиться в давние воспоминания, просто быть собой. Но иногда, он все забывал, память словно исчезала, заменяясь окружающей его пустотой, и тогда он не знал ничего, даже своего имени, и видел лишь окружающую беспроглядную тьму и ощущал ледяной вакуом. Иногда он даже задумывался не болен ли он, если это возможно, но он чувствовал себя, словно, умалишенным, когда воспоминания растворялись. Но одно всегда оставалось неизменным - одно имя, которое невозможно забыть. Когда наступала временная «амнезия», он помнил лишь имя, такое родное и знакомое, он повторял его сотни раз, пытаясь вспомнить чье же оно, тогда в его памяти невольно выступал прекрасный образ любимой девушки, и тогда память чудесным образом возвращалась, чтобы исчезнуть вновь. Санса. Вот снова он повторяет это имя раз за разом в своем затуманенном сознании, и снова образ, воспоминания. Петир любит погружаться в светлые воспоминания, связанные с ней, тогда можно забыться и ни о чем не думать. Просто вспоминать. Чувствовать. Переживать любимые моменты вновь и вновь. Тогда можно не вглядываться в надоевшую темноту, не тратить вечность в тщетных попытках разглядеть хоть намек на забытый свет. Он уже давно потерял надежду или желание сражаться. Ведь нет врагов, нет ничего. Вокруг лишь пустое пространство. Так было до этого, так будет всегда, но не сегодня.

Сперва, он не поверил в это. Не поверил, что впереди, где-то в дали виднеется знакомый огонек света. Он всматривался в забытую даль, мечтая, чтобы это не было приходящим наваждением. Яркий свет тем временем приближался, пронзая ледяной вакуом. Когда световая дорожка добралась до него, пронзая тьму над его «головой», он хотел бы вытянуть руки ближе к нему, пытаясь коснуться неосязаемого, если бы у него были руки. Ослепительный свет же все приближался, становясь больше и приобретая рыжеватый окрас, когда он приблизился совсем близко, Петир почувствовал забытый блаженный жар и тепло, огонь, появившийся из неоткуда, окружил его и в следующие мгновение все вокруг вспыхнуло, а среди огненной стихии появился силуэт человеческой руки, тянущейся к нему. А затем все пропало. И он исчез, как и пленник “иного мира”.

*

В следующее мгновение он сразу почувствовал привычную тяжесть тела. Какая-то слабость и боль струились по всему телу, но было невероятно приятно чувствовать руки и ноги, хоть и пошевелить ими были почему-то очень трудно. Тяжело вздохнув дорогой воздух и приоткрыв тяжелые веки, Петир увидел темную комнату, освещаемую камином только ближе к окну, из которого на небе была видна круглолицая луна, оставившая бледные лучики на ковре, на прикроватной тумбочке стояла догоревшая свеча, из которой устало дымил тонкий пахучий дымок, а на небольшом аккуратном кресле, взяв его за руку и облокотившись на неё, тихонько спала Санса. «Интересно, давно она так сидит у моей постели?», - непроизвольно возник в его туманной голове вопрос. Он было хотел позвать её, но слова громоздким комом застряли в горле, и единственное, что он смог произнести нельзя было назвать именем, а после он залился в тяжелом кашле. Пересмешник попытался приподняться, но резкая глубокая боль пронзила его грудь, растекаясь по всему телу. Невозможно было поднять руку или сделать другое какое-либо движение, но пересилив себя, Петир уже четче позвал по имени любимую девушку, а после снова залился в громком кашле, раздирающем горло. Резкая слабость сковало его тело, не давая шанса выбраться из капкана, настойчиво подступающее бес сознание утаскивало его все дальше и дальше из реального мира, и единственное, что он помнил, была Санса, проснувшаяся и потянувшаяся к нему, её мягкие прикосновения к своим щекам, её глаза, полные неподдельной радости, и свое имя сладко и взволнованно произнесенное её устами…

Как бы ни была жестока к человеку судьба,

как бы он ни был покинут и одинок,

всегда найдется сердце,

пусть неведомое ему, но открытое,

чтобы отозваться на зов его сердца.

– Генри Уодсуорт Лонгфелло

========== XVII. Пепел. ==========

Комментарий к XVII. Пепел.

Приветствую, дорогие читатели!

Покорнейше прошу прощения за столь долгое отсутствие. Пытаясь совершенствовать свой стиль и язык, я ни раз перепечатывала, ни раз удаляла эту главу. Старалась подобрать точные слова, чувственные описания мыслей, детальные описания окружения. Поэтому и пишутся, и выкладываются столь долго новые главы)

Ну, я кропотливо трудилась над данной главой - а она не мало важна - так что, надеюсь Вам понравится))

P.S. Частенько мое вдохновения мне приходило при прослушивании данной песни, и главу я чаще всего писала под неё, так что делюсь))

Josef Salvat – Diamonds (Rihanna cover)

« Жизнь коротка.

Нет времени оставлять важные слова несказанными »

*

…Пронизывающий лунный свет, смело пробираясь в не зашторенные большие окна, скупо освещал изможденное тело мужчины, устало раскинувшееся на бледных простынях. На его изнуренном худом лице часто появлялась гримаса боли, брови хмурились, а рот изгибался в кривую линию, обнажая верхний ряд белоснежных зубов. И хоть подобные приступы и происходили только в моменты кратковременного пробуждения больного - в остальное время, который неспокойно спал, - отчаянные, полные горечи стоны, вырывавшиеся из груди лорда, заставляли душу метаться из угла в угол. Но со временем лихорадка отступила, стоны прекратились, жар спал, а ночи стали спокойнее. Тогда юная Старк уже перестала судорожно метаться у кровати дяди и, уступив советам лорда Ройса и прибывшей в замок Бриенны, стала чаще выходить из покоев Пересмешника, гуляя по замку или охлаждая голову на свежем воздухе, но все же девушка продолжала оставаться на ночь у его постели, даруя себе спокойные часы. Спокойные, после сотни прошептанных самой себе: “Он жив. Жив. Жив”. Однако, после нескольких следующих недель лорд-протектор стал скорее поправляться, уже чаще приходить в себя, и Санса, словно избегая его, стала все меньше и меньше заходить в знакомые покои, служившие для неё многими ночами пристанищем. Она приходила туда только будучи уверенной в том, что любимый лорд в сладостном бессознанье, и тихонечко сидя у его постели, девушка коротала долгие ночи, а затем возвращалась к насущным делам, которые она оставила без должного присмотра на долгое время. Одно из таких важных “дел” - было заботиться о своем нареченном. Пусть с утекающими неделями лорду Бейлишу становилось все лучше, здоровье же Зяблика, отнюдь, не желало восстанавливаться. Припадки повторялись все чаще, истерики, происходившие при пробуждении, поднимали всех на уши, а всякие попытки объяснить неразумному мальчишке о выздоровлении его дражайшего отчима ничем стоящим не увенчались. Юный лорд ничего не желал слышать и ничему не верил, даже юная волчица не могла до него достучаться. Поэтому было принято решение, стараться поддерживать здоровье Зяблика лекарственными средствами - это была забота и ответственность лекаря - и ждать скорого выздоровления лорда Харренхолла, чей визит в комнату мальчика поможет его скорейшему выздоровлению, - такова была идея Джона Ройса, а Санса, не готовая спорить с этим исключительно упертым человеком, да и в общем-то относившаяся к мальчику с холодным безразличием, уступила таковому решению. И в действительности вскоре Пересмешник совсем поправился, лихорадка окончательно отступила, и мужчина, яро противясь всяческим советам хлопотавшего и негодующего мейстера, пытался вернуться к своим неотложным и важным делам, оставленных без присмотра на непростительно долгое время. И хоть Санса и пыталась избегать его долгое время, девушка осознавала, что это не может продолжаться вечно. И вскоре безликая служанка, вошедши в опочивальню к миледи, сообщила, что лорд Бейлиш желает видеть её.

Было необычайно странно снова увидеться с Петиром после всего, что произошло. Наверное, столь же глупым могло показаться решение вести себя в его обществе отстраненно и даже безразлично, прямо как раньше, пусть это притворство и не могло даться ей легко, но в действительности поступить по-другому Санса не могла, не имела права после выявленных ужасных деталей преступлений Мизинца, раскрытых непосредственно им же, а закрыть на все это глаза, означало, в том числе, оскорбить память родителей. Пусть даже провинившийся лорд спас ей жизнь, даже пожертвовав своей, это при всем желании девушки не могло перечеркнуть жирной чертой все то, что тот совершил. К тому же данное Богам обещание сковывало стальными оковами нежные хрупкие руки девушки.

Медленно ступая по забытому каменному коридору, взволнованная Старк, неустанно теребившая плотную ткань теплого платья, целенаправленно направлялась в опочивальню бывшего мастера над монетой, оставив верного рыцаря в своей комнате, вопреки желанию Тарт. Дошедши до его покоев, рыжеволосая дева, громко и гулко выдохнув, попыталась успокоиться, и надев на лицо забытую, но столь знакомую холодную маску, уверенно постучала о заледеневшее дерево, а затем царственной походкой вошла в комнату лорда.