Орден Архитекторов 12

— Без дополнительного снабжения — четыре. Но, Ваше Величество, вы же только что…

— Отлично, — Алексей Николаевич повернулся к огромной тактической карте, на которой Лихтенштейн был отмечен тревожным красным кругом.

Он на мгновение задумался, а затем отдал приказ, от которого у всех присутствующих волосы на голове встали дыбом.

— Бейте по Вадуцу.

В зале повисла гробовая тишина. Все смотрели на императора, как на сумасшедшего.

— Ваше Величество… — начал было один из генералов. — Но вы же сами… Вы же только что объявили о мире!

— Я знаю, что я сказал, генерал, — перебил его Алексей Николаевич. На его лице появилась слабая, почти незаметная улыбка. — Это не агрессия. Это — помощь.

Он видел в их глазах непонимание, страх и осуждение. Он понимал, насколько глупо и противоречиво это выглядит со стороны. Но он также видел то, чего не видели другие.

— Барьер, который построил Вавилонский, выдержит, — произнёс он, отчасти для себя, отчасти для окружающих, которые смотрели на него, как на безумца. — Я верю, что выдержит. А эти ракеты… они не для разрушения. Они для уничтожения тех тварей, что облепили его купол. Мы должны помочь. Помочь не только княжеству, но и человеку, который прямо сейчас в одиночку сражается с Тенями за весь мир.

Он снова посмотрел на ошеломлённых генералов.

— Выполнять приказ.

Затем он повернулся к своему помощнику.

— Свяжитесь с остальными странами. Передайте им всё, что нам известно. Я хочу, чтобы они сделали то же самое. Передайте им наши разведданные. Пусть увидят, что происходит. И пусть решают.

Подчинённые, всё ещё не до конца оправившись от шока, бросились выполнять приказы. Вокруг снова закипела суета. Все бегали, отдавали команды, связывались со штабами.

А молодой император остался один перед огромной картой. Он смотрел на маленькую точку, затерянную в горах, и надеялся лишь на одно: что Теодор Вавилонский был прав, когда говорил: «Ударьте хоть всем миром — ничего не будет».

Защита Лихтенштейна должна быть безупречна.

Императорский дворец

Город Пекин, Китайская Империя

Император сидел на своём троне — том самом, Блистательном Троне Небесного Дракона, — и чувствовал себя так, как, наверное, должен чувствовать себя бог, только что вернувший себе утерянную частичку души.

Его лицо выражало такое детское, неподдельное счастье, что придворные, стоявшие поодаль, невольно улыбались, боясь, впрочем, показать это слишком явно.

Да что там — император был не просто счастлив. Он был в экстазе.

Он гладил подлокотники, вырезанные в форме извивающихся драконьих тел, проводил пальцами по спинке, украшенной сложнейшим узором из золота и нефрита, и чувствовал, как сила древнего артефакта наполняет его, сливаясь с его собственной энергией.

Эта реликвия — символ несокрушимой мощи Китайской Империи, наконец-то вернулась домой. И вернул её Теодор Вавилонский — человек, которого ещё совсем недавно считали самозванцем, шарлатаном, всего лишь мелким аристократом из захолустного княжества.

Император усмехнулся. Да, он не ошибся в этом парне. Он сразу почувствовал в нём нечто особенное. Не просто силу, а стержень. Ту самую несокрушимую волю, которая отличает истинных правителей от обычных смертных.

В зал, чеканя шаг, вошёл его главный советник, почтительно склонив голову.

— Мой Император, — он низко поклонился, — новости из Лихтенштейна.

— Говори, — император нетерпеливо махнул рукой.

— Вавилонский… он сделал это.

Советник включил на большом экране, встроенном в стену, прямую трансляцию. Изображение, передаваемое через спутник, было нечётким, но даже так можно было разглядеть весь масштаб происходящего.

— Он вызвал их всех тварей на себя, — пояснил советник. — Всех до единого.

Император смотрел, как бесчисленные легионы Теней, будто чёрный, кишащий океан, бьются о золотистый купол, защищающий маленькое княжество.

— Он безумец, — прошептал император. — Но он — гениальный безумец.

— Наши войска уже готовы к переброске, мой Император, — доложил советник. — Логистика отлажена. Другие государства дали согласие на проход наших армий. Мы можем выступить в любой момент.

Император кивнул, не отрывая взгляда от экрана.

— Сколько времени займёт переброска?

— Неделя, мой Император. Не меньше.

— А союзники Лихтенштейна? Пруссия, Швейцария?

— Они тоже готовятся. Но, боюсь, их армии не смогут оказать существенной помощи в борьбе с Тенями. Против таких тварей обычное оружие почти бесполезно.

Император снова кивнул. Он это знал.

— Каковы прогнозы наших аналитиков? — спросил он.

Советник замялся.

— Они… неутешительны, мой Император. Даже если мы объединим все наши силы, потери будут колоссальными. По предварительным расчётам, на уничтожение одной сильной Тени придётся потратить жизни трёх наших лучших бойцов. Это будет война на истребление.

— Знаю, — коротко ответил император. Его лицо стало жёстким, как камень. — Но другого выбора у нас нет. Это война за выживание. За всю планету. И мы не можем проиграть.

В этот момент в зал вошёл ещё один помощник.

— Мой Император, срочное сообщение из Российской Империи. От императора Алексея Николаевича.

— Читай, — приказал император.

— «Предлагаю нанести совместный ракетный удар по куполу над Лихтенштейном. Я беру на себя полную ответственность за последствия. Господин Вавилонский заверил меня, что это безопасно и необходимо».

Советники переглянулись.

— Это же бред! — воскликнул первый. — Ракетный удар?! По своим?! Он же убьёт их всех!

— Да, — поддержал его второй. — Мы не можем на это пойти! Это безумие!

Император на мгновение задумался. Вавилонский попросил ударить по его собственному куполу? Это было, по меньшей мере, странно. Но, с другой стороны, этот парень всегда действовал не по правилам.

— Сколько у нас ракет, способных долететь до Лихтенштейна? — спросил он наконец.

— Тысяча двести, Ваше Величество. Можем сделать очень быстро четыре залпа.

Император подошёл к окну и посмотрел на раскинувшийся внизу Пекин. Огромный, шумный, полный жизни город, который он любил больше всего на свете. И который он должен был защитить.

Он принял решение — рискованное, безумное, но, возможно, единственно верное.

— Приступайте, — сказал он, не оборачиваясь.

* * *

Я вышел из живого коридора, созданного моими големами.

Передо мной, на небольшом холме, стоял он — Папа Легба. Его сгорбленная фигура в нелепом цилиндре с перьями и костями казалась почти комичной на фоне развернувшегося апокалипсиса, если бы не аура первобытной, древней мощи, исходившая от него.