Орден во всю спину 2
Шрифт:
Но почему смерть наступила так быстро? Опухоль на шее, конечно, могла перекрыть дыхание, но всё же человеку потребовалось бы хотя бы пару минут, чтобы задохнуться. Здесь же всё выглядело так, будто яд сработал мгновенно.
Ярослав вспомнил, как ему рассказывали, как в юности сам получил укус шершня. Лицо тогда разнесло так, что мать, тогда ещё живая, правда оно её не застал, едва узнала, и несколько дней было больно глотать. Но о смерти речи даже не шло.
Видимо, эти пустоши действительно меняются. Насекомые тоже. Всё становится злее, опаснее, быстрее.
И всё-таки эта странная земля манила. Хотелось шаг за шагом вскрыть
Тень смерти, тяжелая и вязкая, как осенний туман, нависла над всей колонной. Даже ветер, казалось, притих, опасаясь потревожить мертвую тишину. Только один человек выглядел так, будто всё это его не касалось, – Косой. Он сидел прямо, без суеты, словно смерть рядом была для него не врагом, а давней знакомой.
***
Станислав вернулся к телу и внимательно осмотрел шею. Никаких рваных ран, только маленькая красная точка, почти незаметная. Ярослав, наблюдавший за всеми, заметил, как Ярослава Журавлёва – худенькая, но цепкая, как степная лиса, – на секунду нахмурилась, бросив "случайный" взгляд на шею покойника.
Только Косой понял, что это за след. Шершень. Но не обычный – выродок, выросший в пустошах, сильный, как ядовитая пуля.
– Что будем делать с телом?
– спросил кто-то сзади, тоном, в котором сквозила безнадёжность. – Мы же не можем просто бросить его здесь….
– А что ещё остаётся? – буркнул Булавкин. – Хоронить тут – время терять. А в этом проклятом месте каждая лишняя минута может стоить жизни.
– Погрузите в кузов, – вмешалась Любовь Синявина. – Отъедем подальше, найдём место и похороним.
Она говорила холодно, но в её глазах мелькнула тень тревоги: если о случившемся прознают в крепости, её авторитету придёт конец.
Булавкин кивнул.
– Косой, тащи его в кузов и сиди там.
Ярослав пожал плечами. Ему-то всё равно. Но зато повод образуется помянуть жушу раба божьего, как его там. В общем, неважно, важна лишь тушёнка! Ещё с той вылазки, когда он потерял последние галеты, он мечтал снова ими поживиться, а тут ещё и свинина – и вот, наконец, случай. Труп его не смущал: он видел и похуже, когда волки рвали людей на фабрике.
Смерть пугала горожан, но для Ярослава она была всего лишь финальной точкой, не более.
Конвой снова тронулся. Косой сидел в кузове рядом с безжизненным телом, жевал тушёнку, закусывал галетами, запивая водой из бутылки, и, глядя на бледное лицо, тихо бормотал:
– Ну и зачем вы сюда попёрлись? Ни толку, ни проку. Вот ты теперь тут лежишь….
Он смолк на секунду, потом, с прищуром, будто споря с невидимым собеседником, продолжил:
– В крепости у вас и музыка, и артисты, и свинину туда возят… а мы тут, в пустошах, от голода подыхаем, не то что свинину – крошки не видим.
Косому было откровенно скучно. Делать было решительно нечего, да и мысли шли вразнобой, будто ветер гонял их по чердаку. А вот двое товарищей, что сидели впереди, судя по лицам, от скуки не страдали.
По дороге они уловили тихий, почти шёпотный голос Ярослава. Водитель, хмурясь, почувствовал лёгкое онемение в висках и наклонился к напарнику:
– Слушай… с кем это он там трещит? – спросил он, слегка понижая голос.
– Понятия не имею. Может, сам с собой…, –
тот пожал плечами, но в его тоне слышалась тень настороженности.– А тебе не кажется, что у него с головой… ну, что-то не то? – водитель выразительно покрутил пальцем у виска.
К вечеру конвой так и не нашёл удобного места для лагеря. Пришлось довольствоваться небольшой поляной, кое-как расчищенной от бурьяна и сухих веток. Настроение у всех было мрачным: после сегодняшних событий никому не хотелось ни болтать, ни тем более хвастаться. Разговоры затихли, и стоянка напоминала больше ночёвку в тени кладбища, чем привал живых людей.
Наутро Ярослав поднялся раньше всех, сладко потянулся и огляделся. За едой ночью он так и не пошёл – всё равно вчера вдоволь наелся тушёнки. Да и шоколад, что ещё оставался в кузове пикапа, уже перекочевал к Людвигу Булавкину – тот, словно опытный кот, умел чуять сладкое на расстоянии. Правда, коробка в его машину не влезла, и Булавкин весь день таскал её на коленях, прижимая, будто фамильное сокровище.
Косой уже наметил план на день: завтракать не обязательно, можно дождаться отправки конвоя, а там, устроившись в кузове, потихоньку перекусить всем, что подворачивается под руку.
Но мирно жевать ему не пришлось – вдруг снаружи раздался взволнованный крик. Ярослав резко повернул голову в сторону пикапа. Один из солдат, побледнев, заорал:
– Где тело?! Кто-нибудь видел его?!
Весь лагерь замер.
– Как это – где? Оно же в пикапе! – послышался чей-то неуверенный голос.
– Нет, – солдат уже почти сорвался на визг, – его там нет!
У Ярослава внутри будто кто-то сжал голову тисками – знакомая пульсирующая боль отдалась в висках.
Что за чертовщина? Труп, уложенный в грузовой отсек, не мог просто так испариться. Средний мужик весит килограммов восемьдесят, а значит, унести его тайком – та ещё задачка, особенно при такой толпе.
Как никто не услышал возни, скрипа или шагов? Кто мог забрать тело Хромова?
И тут в памяти Косого всплыл странный эпизод: объедки рыбы и кучка костей, что он недавно выкинул за лагерь, тоже исчезли. Тогда он не придал этому значения, но теперь… всё это начинало складываться в жуткую картину.
В тот раз Ярославу Косому казалось, что ту пропажу устроили муравьи. Ну, мало ли – мелкая живность в этих глухих местах способна на всякое. Но сейчас… нет, не верилось. Никакие муравьи, даже если бы собрались тут целыми полчищами, не смогли бы утащить за одну ночь взрослого мужика весом под сотню кило. Это было не просто невероятно – это было откровенно жутко.
Ярослав нахмурился, напряжённо вглядываясь в кусты, в тёмную глубину леса, словно там мог мелькнуть ответ:
– Кто, чёрт побери, мог такое сотворить?..
Людвиг Булавкин заметно побледнел. Он вздрогнул, косо глянув на Станислава Хромова, и дрожащим голосом пробормотал:
– Станислав… может, ну его к чёрту? Вернёмся в крепость. Мне это всё уже не нравится. Лес какой-то… недобрый.
Хромов, сжимая в руке пистолет так, что побелели костяшки пальцев, повёл стволом по сторонам, медленно, осторожно, будто боялся спугнуть что-то, что уже могло быть рядом.
– Думаешь, я не боюсь? – тихо, но твёрдо сказал он. – Боюсь, ещё как. Но назад мы не пойдём, пока не выполним задачу. С этого момента мы – не военные и не охрана, а обычные беженцы. И если сорвём миссию – нам никто не позволит вернуться в крепость.