Орден во всю спину 2

Косому больше не приходилось искать себе пропитание. Булавкин, до смерти напуганный последними событиями, теперь уже не возражал, если тот брал из общих запасов что угодно и жрал это всё, как не в себя. В голове у всех была только одна мысль – как дожить до утра… или, вернее, как выбраться отсюда живыми. О ночной трапезе уже никто и не помышлял.

Наступившей ночью многие и вовсе не хотели ставить палатки – боялись, что это затянет побег, если вдруг придётся сорваться с места. Но Станислав Хромов категорично пресёк такие настроения.

– Разбить палатки! – приказал он, голосом, в котором сквозил стальной холод. – Поздняя осень. Без защиты от ветра вы простудитесь, и тогда точно не выберетесь из Урала.

Пришлось повиноваться. Развели костёр и уселись вокруг него, стараясь держаться ближе к огню. Никто не решался углубиться в тёмный лес за новой порцией хвороста, но общими усилиями наскребли достаточно дров, чтобы пламя полыхало ярко. Казалось, чем выше поднимались языки огня, тем прочнее становилось зыбкое чувство безопасности.

На этот раз Ярослав не спешил разводить костёр самостоятельно – Станислав Хромов окликнул его и предложил присоединиться к общему разговору.

– А с какой стати он будет тут сидеть? – недовольно процедил Людвиг Булавкин. – Мы что, обязаны делить место с беженцем? Ярослав, давай-ка отсюда, присядь в сторонке.

Никто не встал на защиту Ярослава. В этих краях не было принято ввязываться в перепалку из-за таких, как он. Круг у костра сомкнулся плотнее, и теперь он сидел поодаль, словно чужак, хотя и продолжал внимательно слушать, о чём говорят остальные.

С точки зрения Людвига, если уж кому-то приспичит задать Ярославу вопрос, тот вполне сможет ответить и на расстоянии. Но Хромов мыслил иначе. В его взгляде не было ни высокомерия, ни предвзятой неприязни – он действовал рационально, понимая, что иногда лишнее слово, сказанное в нужный момент, способно спасти всем жизнь.

– Прекратим пустую болтовню, – твёрдо произнёс Станислав Хромов, и в его голосе впервые за вечер прозвучала усталость. – Сейчас надо решить главное: идём ли мы дальше или возвращаемся в город.

Ещё недавно он рвался в горы Урала, надеясь на новые возможности и повышение в крепости. Но теперь, сидя у костра, он начинал понимать: любые карьерные перспективы блекнут на фоне простой и холодной истины – выжить. Даже стать беженцем казалось не таким уж страшным исходом, если альтернатива – остаться в этих горах навсегда.

Солдаты, до этого полагавшиеся на своё оружие, вдруг осознали, что стальные стволы в руках не дают им уверенности. Оружие перестало быть гарантом безопасности, и этот факт поселил в их глазах тень настоящего страха.

Дождавшись, когда разговоры утихнут, Хромов снова заговорил:

– У нас, друзья, тупик. С одной стороны – каньон. Неизвестно, что там водится. Но если верить предупреждению, оставленному кем-то до нас, за ним может быть нечто, с чем даже сверхъестественные не справились бы. Иначе зачем там надпись: "Оставь надежду, всяк сюда входящий"?

Он перевёл дыхание и продолжил:

– С другой стороны – лес. И там нас тоже ждёт неизвестность. Мы так и не поняли, что случилось с тем солдатом, и куда делось его тело. Нет никаких гарантий, что обратная дорога безопасна.

Любовь Синявина, до этого молча разглядывавшая тёмные силуэты елей за кругом света костра, вдруг подняла голову:

– Да, в лесу нас уже проверила судьба, – произнесла она холодно. – Но мы всё ещё живы. Мы прошли туда и потеряли только одного. Значит, у нас есть шанс пройти и обратно. А что ждёт нас за каньоном – никто из нас даже представить не может. Я за то, чтобы вернуться.

Слова Любови звучали разумно. Потеря одного человека в их положении казалась страшной, но терпимой ценой за жизнь остальных. Даже если на обратном пути погибнет ещё кто-то, это будет меньшее зло по сравнению с неизвестным, что скрывалось в расселине.

И всё же Хромов колебался. Вернуться – значит, признать поражение. А в крепости поражений не прощают. Кто знает, какие козни придумает руководство, чтобы свести с ним счёты?

Молчание сгустилось, будто само стало частью осеннего холода. Косой бросил взгляд на Ярославу Журавлёву. Она, как и прежде, сидела неподвижно, словно статуя, и в её лице не отражалось ни малейших эмоций. Будто ей было всё равно – вернутся ли они к крепостным стенам или останутся в этом дикому краю.

И тут в голове Косого промелькнула мысль, от которой по спине пробежал холодок: а что, если Журавлёва и есть, то самое легендарное сверхъестественное существо, о котором ходят слухи?.. Так-то всё сходится. Ну, где было бы можно освоить огнестрел на уровне бога? Да нигде и не при человеческой жизни. А вот она пожалуйста. Может это что-то Лёшкиной удачи, только без побочек… или с ними?

Сказать, что Ярослав Косой был уверен в своих догадках – значит соврать. Подтвердить их он не мог, но нутро подсказывало: Ярослава Журавлёва явно преследовала какую-то свою, особенную цель, отличную от остальных.

Когда они сидели у костра и ели свежепойманную рыбу, Ярославу казалось, что Ярослава пришла сюда, чтобы защитить Любовь Синявину – мол, подруги ведь. Но стоило присмотреться – и эта "дружба" выглядела натянутой, скорее, как отношения хозяйки и наёмного сотрудника.

Сам Ярослав жаждал увидеть тех самых "сверхъестественных", о которых упоминал Станислав Хромов и другие. Но зависти не испытывал – он ведь тоже был одним из них, просто ещё не дорос до той силы, чтобы этим хвастаться. Да и понимал уже, что они тут бывают разные, совсем.

Любовь Синявина внимательно следила за выражением лица Станислава Хромова, потом чуть подалась вперёд и сказала:

– Вы беспокоитесь о том, что с вами будет, когда мы вернёмся в крепость, верно? Не мучайте себя – всё решим. Найду человека, который переведёт вас из частной армии хоть на бумажную работу, если потребуется.

Станислав недоверчиво прищурился:

– Ты сейчас серьёзно?

Любовь улыбнулась едва заметно, но голос её был твёрдым:

– Абсолютно. В крепости у меня ещё остались кое-какие рычаги влияния.

Похоже, слова её попали в цель – Хромов кивнул, приняв решение:

– Ладно. Завтра с утра трогаемся и возвращаемся.

И тут каньон словно выдохнул. Ветер, что всё время выл между скалами, вдруг стих, и лес погрузился в давящую тишину.

В этой мёртвой тишине все вздрогнули, когда с кузова пикапа донёсся странный, влажный, отвратительно чавкающий звук. Людвиг Булавкин побледнел и с дрожью в голосе спросил:

– Это… что там за чёрт жрёт?

– Похоже, звук идёт прямо из кузова, – откликнулся кто-то.