Орден во всю спину 2
Шрифт:
Тем временем люди закончили собирать шишки и иголки. Ярослав обвёл их взглядом и недовольно фыркнул:
– Да вы хоть гляньте, что сделали. Дерево живьём ободрали, будто голого нищего на морозе оставили! Что ж вы все с одного дерева рвёте, а? Лес кругом!
Все подняли головы. И правда – сосна стояла ободранная, с торчащими жалкими пучками иголок, словно больная.
Ярослав продолжил, теперь чуть мягче:
– И вообще… не пора ли благодарить того, кто вам азы выживания в пустошах объясняет?
Толпа перемигнулась. Большинство стояло растерянное,
На счету у Ярослава уже было 86 жетонов благодарности – весомая плата в его странной системе. Это подталкивало его ещё сильнее – чем больше благодарности, тем ближе разблокировка оружия.
И вот он снова оглядел спутников. Взгляд задержался на Любови Синявиной. Все что-то притащили – даже Людвиг Булавкин, обычно ленивый и трусливый, держал пару шишек. А у неё руки пустые.
Когда Любовь заметила, что он смотрит прямо на неё, щеки её порозовели, и она неловко пробормотала, словно оправдываясь:
– Я… я не могу залезть….
Могла ли Любовь Синявина, известная певица и любимица публики из крепости, когда-либо в своей жизни карабкаться на такое высоченное дерево, обдирая руки о кору и сбивая коленки? Конечно же, нет. Вот и стояла она теперь с пустыми руками, в то время как остальные, даже самый нерасторопный из солдат, уже тащили в охапках шишки и иголки.
Когда человек чувствует себя особенно одиноким? Когда у всех есть что-то, а у тебя – ничего. У всех есть деньги – а у тебя карманы пусты. У всех есть тепло – а тебе достался сквозняк. Вот и здесь: у всех есть сосновые шишки, а у Любови Синявиной – нет.
Она помялась, не решаясь, потом всё же подошла к Ярославу Косому и тихо, почти шёпотом, спросила:
– Я дам тебе пятьдесят тысяч рублей, если ты соберёшь для меня немного шишек. Как тебе такое?
Глаза Ярослава вспыхнули так, будто в них бросили угольки из костра. Он мгновенно вытащил все шишки и иголки, которые спрятал за пазухой и даже в рукавах, и торжественно всунул их в руки Любови.
– Теперь ты мне как родная сестра! – выдал он с довольной улыбкой.
Любовь даже не знала, что сказать. Она с изумлением посмотрела на него, потом только выдохнула:
– Спасибо.
"Благодарность от Любови Синявиной +1!"
Ярослав, конечно, раньше не торговал водой – слишком она была ценна. Чистая, редкая, да ещё и в бутылке, которую удобно таскать. Но шишки и иголки – совсем другое дело: бери, не хочу, хоть мешками. А тут ещё такие деньги предложили! Пятьдесят тысяч рублей – за эту сумму можно было жить в городе два года без забот, питаться горячей едой и ходить в чистой одежде.
И правда: как узнать, станешь ли ты братом или сестрой Косого, пока не заплатишь ему? Он и правда был братом Шрёдингера: в один момент он тебе чужой, а в другой – уже самый близкий родич, всё зависит от суммы.
Любовь прижала к груди охапку шишек, но заметила, что Ярослав больше не полез за новыми. С любопытством спросила:
–
А разве ты не будешь собирать ещё? Что ты будешь есть ночью?Ярослав хитро прищурился и, как человек, открывающий козырь в игре, ответил:
– Шоколад.
Любовь застыла, не находя слов.
А ведь у него и правда ещё оставалась плитка шоколада, которую он выменял у неё же самой. Несколько дней он таскал её за пазухой, и теперь сладость подтаяла от тепла его тела. Осень хоть и поздняя, но Ярослав будто сам излучал жар – вот и растопил заодно деликатес.
Сначала он не поверил Ярославе Журавлёвой, когда та уверяла, что шоколад плавится в тепле. Ведь раньше он никогда его не пробовал. Он даже хотел унести сладость Алексею Проныре – мол, пусть Лёшка тоже попробует. Но, похоже, донести не получится.
И вот радость Любови Синявиной улетучилась так же быстро, как и появилась. Шоколад, которым хвастался Ярослав, был тем самым, что он обманом выманил у неё самой.
Перед наступлением вечера Косой наткнулся на огромную впадину у подножия скалы – словно сама земля подалась внутрь и решила спрятать от ветра и непогоды всех, кто сумеет её найти. Из серой каменной громады торчал тяжёлый утёс, образуя широкий выступ. Получилось нечто вроде естественного навеса – полуоткрытая пещера, где можно было укрыться и от дождя, и от пронизывающего ветра.
Он поднял глаза к небу: в вышине лениво плыли перистые облака, похожие на тонкие клочья шерсти, что кто-то разорвал и бросил на лазурь. Ярослав не знал, по каким законам это работает, но нутром чувствовал – такие облака всегда предвещают дождь. И не ошибся.
Едва группа успела обосноваться под скалистым сводом, как небо будто прорвалось – дождь хлынул стеной, загрохотав по камням и земле. Казалось, что тысячи ведер разом перевернули над ними. Воздух мгновенно наполнился свежестью, но вместе с тем запах сырости и камня смешался с едва ощутимой металлической кислинкой, от которой першило в горле.
Хромов, глядя на бурлящие потоки за пределами укрытия, повернулся к Ярославу и спросил:
– Слушай, а дождевую воду пить можно?
– Нет, – Ярослав покачал головой, вслушиваясь в ритм ударов воды о землю. – Она хоть и не такая едкая, как раньше, но всё равно смертельно опасна. Кислотный дождь. Выпьешь – сгорит всё внутри.
Он и сам толком не понимал, как образуются эти ядовитые ливни, чем именно их отличают от обычных, но знал одно – лучше не рисковать. Для него слово "едкий" было лишь жалкой попыткой описать ту опасность, что несла с собой эта жидкость с неба.
Внезапно из-за их спин, из тёмного леса, донеслись странные звуки – будто кто-то медленно тащил по земле тяжёлую цепь или скреб когтями по коре. Звук длился миг и исчез, растворившись в грохоте дождя, словно и не было ничего. Люди насторожились, затаили дыхание, но тревога ушла так же быстро, как и появилась, оставив лишь липкое ощущение чего-то неправильного.
И вдруг, из глубины пещеры, где мрак сгущался особенно густо, раздался голос одного из путников:
– Смотрите… тут что-то выгравировано!