Осень матриарха

И тут один из его спутников процитировал избитый исторический анекдот:

– Некий владыка сказал своему генералу: "Верю, что у вас мало времени подготовиться в обороне. Но действуйте так, будто неприятель на Луне - и его окажется ровно столько, сколько необходимо!"

Это об императоре Наполеоне и маршале Нее при Ватерлоо: ну, положим, и у нас ситуация не того размаха, и те молодцы всё-таки битву продули вчистую. Но ведь мы далеко не Европа, у нас другие повадки...

Словом, разошлись мы с тем, что в любом случае необходимо сделать меня безупречной. Затем - распространить слух, что с меня спросили за некий подлог по самому большому счёту. Вы помните, что я говорила об ответственности за власть, которая возрастает от ступени к ступени?

А после всего мне должны были предоставить трибуну для публичного выступления. Очень высокую.

– Если мы поняли хоть приблизительно, это чистой воды авантюра, - ошеломлённо сказал Рене. - Но мы, наверное, ошиблись.

– Вот так вам всё и объясни, - проворчала Та-Циан.
– А интрига? Ну конечно, вся подоплёка планируемого действа была в таком тончайшем знании психологии толп, в такой сыгранности, какую не достигнешь и тысячей театральных репетиций. Ну и авантюра наличествовала, конечно.

А самое главное - со мной в общем и целом договорились, а о том, что предстоит нынешней ночью, не обмолвились ни словом.

Меня вернули в Дом с Остриями, но заперли на верхнем этаже, мало что понимающую охрану удалили - шумно и с таким расчётом, чтобы кто-нибудь сбежал из города и попробовал доложиться в Ставку. Из-за моих неприятностей ведь заранее штурм не начнут, а слухи распустить никогда не помешает.

И вот только я заснула - а сон у меня был крепкий и безотказный, ибо солдату любая секунда отдыха дорога, - как в дверь постучали.

Вскочила я по тревоге с дурной головой, этакая миледи Кларик в батистовом пеньюаре, ан глядь - ствол в руке: откуда только взялся. Никому не пришло в голову меня обезоружить и тем более обыскать комнату: сообщники же... Друзья по палате общин, которая в Жёлтом Доме...

– Открыто, - говорю этак спокойно.

Входит человек - ничего особенного, в такой полувоенной форме и высоких шнурованных ботинках пол-страны ходит. Только вот больно красиво всё заштопано и сидит щегольски - тоже денди мне в пару. Лет по виду тридцать пять, а может, и все пятьдесят. Фигура эфеба, грация и осанка критского бычьего танцора, волосы пегие: снаружи выгорели целыми прядями, а то и поседели, изнутри в каштан отдают. Черты лица точёные - что нос с горбинкой, что тонкие губы, что надбровные дуги с изломом. Только выточены они не иначе как засушливым ветром с пустынь, который проникает иногда в разломы горного щита и гуляет по руслам сухих рек. Кожа смуглая, а глаза такие светло-серые, что белыми кажутся: весёлые, жестокие, шалые. И каждый зрачок аж на пол-лица. "Сталь на висках, серебро в глазах - золото в мыслях", говорят в Лэне о таких мудрёных субъектах.

В общем, смотришь на такого и в упор не понимаешь, что именно ты съел.

– Спуск хоть тугой?
– спрашивает он.
– Вы, ина генерал, подняли бы прицел выше, а то от пули в недавнем завтраке помирают долго и погано.

И, надо же, тотчас, как по сигналу, наступило утро. Или в глазах и мыслях у меня прояснилось - теперь уже окончательно.

– Садитесь вон в то кресло, - предлагаю, - раз уж сами себя пригласили. И погодите немного: мне ещё проснуться надо.

В общем, справила телесные нужды, ополоснулась по-быстрому, перебралась из ночнушки в безотказный халат, пистоль в секретный карман, носки и туфли на ноги. С тех пор и завелась у меня, кстати, привычка: ночевать так, чтобы всё необходимое иметь в одних стенах и под одним засовом.

А он говорит, нагло обернувшись ко мне затылочной частью:

– Я тут ради приятного знакомства немного колумбийской арабики припас и турочку. Если разрешите - сготовлю на спиртовке. Не сомневайтесь, получится то, что надо.

И такой ухватистый, между прочим: и варево не упустил, и насчёт чашек подсуетился - у меня были такие фарфоровые чайные стаканчики в виде тюльпана. Армуды называются. И розлил правильно: чтобы густая бархатистая пенка получилась.

Вот сидим как ни в чём не бывало - а чего, собственно, трепыхаться? Проще жить от этого станет, что ли? Кофеёк попиваем: давно сей радости мне не выпадало. И другой радости - тоже: глядеть на этакое диво природы.

По правилам мужской галантности стронуть с места беседу должна дама. Но я молчу и делаю вид. Какой - сама не знаю, только что важный.

Наконец мой антагонист ставит посуду на столик, откашливается и говорит:

– Меня, собственно, Каорен послал разобраться, что за язва точит вас изнутри. Мы с ним вроде приятелей.

– Господин имеет честь быть лекарем?

– Нет. Но знаю, где один такой обретается. Не излечит, так поддержит.

В смысле "взойди на эшафот в полном здравии", ага...

Мне, собственно, всё равно, я, можно сказать, уже в пути, не свои люди сюда не явятся, но для приличия и немного из вредности спрашиваю:

– С кем имею честь?

И слышу:

– Дженгиль ибн Ладо. Можете звать Волчьим Пастырем, можете - просто Волком. Только вот, прошу, никаких пастухов, договорились?

X. КАК КУПИТЬ ГОРОД. Окончание

– А мы так и думали, - сказал Рене, - по волосам догадались.

– Так я и не особо скрывала, - улыбнулась Та-Циан.
– В общем, чтобы закруглить эту часть интриги, скажу, что числился Волчий Пастырь по той же самой части, что и мы с Кермом плюс Нойи в пристяжке. Только я была корсаром при красноплащниках, а он - язвой в боку Братства: реальная власть куда больше номинальной, причём не всегда поймёшь, кому служит. Каорен, в точности как при мне Ной Ланки, играл при Джене роль официального комиссара Оддисены, то есть следил для приличия, чтобы атаман (вернее, доман) не особо зарывался и своевольничал, а гнул линию партии. Последняя идиома - анахронизм, в Динане так никогда не говорили.

В общем, понятно, каким образом Као мог, сидя в осаде, щипать регулярные войска на партизанский манер, не давая им нарастить мускулы. Вот истребить их Дженгиль бы не сумел или не хотел тратить на это силы. Но, скорее всего, не видел смысла: сегодняшний враг - завтрашний союзник, а сырая земля ведь на всех одна.

Вот мы и отправились.

Со стороны удивительно: мимо стражей из Ханбертовых людей шли открыто, по двору - никого не опасаясь, а как идти мимо служб, которые отдали моим спутникам - ведь не под открытое небо их выгонять, - закутались в ягмурлуки. Так и по Лэн-Дархану шествовали: не скажешь с первого взгляда, мужчины или женщины.

Только вот город был пустынен. Словно шествовала по Ковентри леди Годива в сопровождении графа Леофрика.

Наверное, я пробормотала нечто похожее, потому что Дженгиль с готовностью откликнулся:

– Почти все внешние приметы совпадают: выкуп, который боги берут, чтобы город стоял нерушимо, звание священной жрицы, золотые волосы до колен, нагота или нечто настолько противоположное, что кажется тождеством. И жертвы лошадьми и молодыми мужчинами в расцвете сил: я прав? Языческую легенду всего лишь ловко подверстали под реальное христианское средневековье.

Что выкупать придётся человеческой жизнью, мы оба поняли распрекрасно.

Я, помнится, ещё прибавила:

– Вы правы - сходство поразительное. Не хватает разве что лошади.

(И юноши, хотела дополнить. Но это была бы слегка другая опера.)

– Успеете наездиться, - ответил он.
– Но я запомню.

Будто о Лэн-Дархане тех времён сказаны крылатые слова: "Всем сразу в парчовый мешок не вместиться, все драгоценности вмиг оттуда не высыплешь, но стань иглой, в которую продета нить, - пройдёшь внутрь и, уходя, потянешь за собой жемчужное низанье".