Осень матриарха

Сумка, увесистая, как хорошее динанское проклятие, оттягивала руку и била по голенищу сапога.

"В конце концов я этим типам Великих Хартий и Хабеас Корпус Актов не подписывала, - рассудила женщина.
– Не возникнут с минуты на минуту - толкнусь в дверь для приличия и войду".

Взламывать, однако, ничего не пришлось. Когда она повернула ключ во входной двери, Дезире выпрямился у вешалки с одним башмаком в руке: таким застиг его приход старшей.

– Явились, никак, - проговорила Та-Циан, скрывая беспокойство и рефлекторно протягивая свою ношу в сторону свободной конечности.

– Я один, - Дези ловко перенял пластиковый пакет и потащил на кухню.

– Думала, вы парой на промысел ходите.

– Вовсе нет: мы ж не сиамские близнецы. Точней, не всегда. Я сегодня у Рене отпросился, - сообщил юнец, ловко распределяя припасы по местам: что в холодильник, что на полки, что сразу на скатерть.

"Спросить, отчего да почему? Незачем. Сам скажет".

Наконец, Дезире повернулся к хозяйке, которая неподвижно стояла в коридоре.

"Говори, - мысленно скомандовала Та-Циан.
– Тебе ведь и надо, и хочется, только страшновато начать, правда?"

Глаза напротив её глаз пыхнули красным и погасли. Клокочущее пламя, священный гнев в оболочке кротости. Ехидный - от "ехидна" - голубок. Умнейший из двоих.

Будьте кротки, как сытые змеи, и коварны, словно голубь, который исподтишка долбит голову соперника.

– Вы вчера превзошли сама себя, а мы вели себя недостойно выслушанному, - проговорил Дезире медленно, по временам покусывая нижнюю губу.
– Особенно я, говорит Рене, и, думаю, он прав. Мне остаётся одно: просить госпожу, чтобы она преподала наглядный урок.

– Я на вас вовсе не гневаюсь. Самое большее - на одного Рене: вон, некому было покупки принять.

– То не наказание, - мальчик покачал головой из стороны в сторону.
– Я объяснял.

– Я ведь вряд ли сумею. Разумеется, некоторую ловкость приобрела - в схватке случалось врага с огнестрелом плетью обезоруживать или делать что ... хм... похлеще. Там, знаешь, умственное превосходство не особо катит.

– Пойдёмте, покажу, что и как, - с готовностью проговорил Дезире.

Открыл вожделенную дверь и пустил та-Циан вперёд.

Похоже, благодаря щедрости "госпожи" ребята спали не просто в крепости или донжоне (как натуральные англичане), но в камере пыток. Над ортопедическим ложем протянулось в длину подобие магического или патриаршьего посоха. По всем стенам были сплошь развешаны авторские девайсы, похожие на стройных селёдок или поджарую ведьминскую метлу. В одном из углов возвышались козлы, обтянутые гладкой кожей. Из обоев повсюду торчали рожны, дрючки и кольца. Но самым интригующим было то, что второй ряд орудий, что почти дословно повторял первый, состоял из миниатюрных копий всех этих плёток, хлыстов, кнутов, стеков и крепёжной арматуры.

"Смешно. Через фортку весь антураж протаскивали, пока я ночами спала? Или так меня чаровали, что и щелчка замков в двери не слышала?"

– Вот это арсенал, - напоказ удивилась Та-Циан.
– Я ведь не совладаю. Если всё-таки дождаться Рене?

– О нет, этот день мой со всем, что в нём есть. Пегасик, чего доброго, будет ревновать, что я не для него самого ору.

"Пегас? Откуда прозвище - а, волос у парня ведь пегий".

– Ладно-ладно, уговорил, - произнесла она.
– Попытаюсь оправдать доверие. Только не думай, что от моей лозы сразу улетишь в астрал.

Дезире улыбнулся:

– Не лозы. Розга - товар сезонный, вкусный, купить нельзя, готовить надо весной или летом.

– Ох, Ну иди выбери себе плеть, что ли.

"Я нисколько не злюсь на него, И всё же, если верить Керму, он мог подсознательно почуять мой гнев на расстоянии. Гневы не на самого Дезире, плута, Локи, носителя огня. На неверного клятве побратима: присяга лицевой стороне власти во имя карьеры - куда хуже, чем завести семью, которая всё же предусмотрена побратимством. Но какая связь между Бессмертником и реально бессмертным?"

Мальчик мигом снял со стены нечто особенно узкое, гибкое и заострённое к концу. Подал ей, чуть поклонившись, и стал расстёгиваться:

– Если разрешите мне чуточку посвоевольничать. Лучше мне пойти на горбатую скамью - и растяжка, и защита... м-м... того, что внизу.

Лёг, поёрзал, завозился, лучше умащиваясь:

– Сейчас я ухвачусь покрепче, а вы делайте "нагон". Понимаете, что это? Ровно и часто, чтобы кожа не успевала остыть в промежутках. Я буду показывать кулаком, сжать-разжать. Раз!

Та-Циан размахнулась и хлестнула.

– Ой. Да, вот так. Ах, разве можно? Пожалейте! Мяу-у! Теперь сильнее, ещё, ещё... отбить не бойтесь. Почек-печёнок у нас по факту нет... А-ай! Бабы стервы, бабы стервы, Бога в мать перва! Ядрёна богородица-а!

– До чего красиво ты мне кричишь, малыш.

– Вы никак садистка, инэни?

– Да нет, просто люблю умных. Дурак бы рвал себе голосовые связки. Гордец надувался бы лягушкой и терпел, пока можно. А мудрец во всём соблюдает меру.

– Я не меру... Ай! Да привяжите меня, наконец! Жгутом из волос, как ночь смоляных, руки в гробу свяжите! А то прям на половицы выпаду-у!

Он, однако, почти не двигался, только с каждым ударом всё плотней вжимался в упругую поверхность лежанки и вопил уже на пределе удовольствия. Нежная кожа ягодиц и спины вспыхивала алыми полосами, рубцы растекались, бледнели, одевая тело всеми переливами пурпура и розы.

Как раз в тот оттенок, каким отливала её любимая муаровая юбка "в пол".

Женщина вздохнула - и пока руки поочерёдно совершали положенный обряд, провалилась в собственную память.

"Я демонстративно ходила не просто в штатском, но в самом нарядном из репертуара: подбирала под дарёное кольцо, которое словно прикипело к пальцу. Вокруг хватало жаждущих вояк, на которых наводили глянец старые профессора, соратники моего - ныне покойного - деда. Впрочем, на моём отделении военщиной почти не пахло. Переводчиков обучали не одним языкам: из них ковали дипломатов нового поколения, структурных лингвистов, практических этнологов, социальных антропологов прикладного профиля... В общем, продвинутых коллег сэра Редьярда Киплинга. Женщины там тоже водились, но я забивала их всех, ибо задалась такой целью. Всё шло, как ему и быть надлежит. Вести из Лэна обнадёживали: и без нас с побратимом всё шло своим порядком. Керм заключил временный союз с главным тамошним Волком, и хотя оба иногда порыкивали друг на друга, эту землю любили и охраняли с одинаковой пылкостью. Мой нимб, хоть слегка поблёк и покрылся патиной, однако в пределах региона вполне себе работал. Канцерная чахотка после встряски, какую я себе задала, напоминала о себе лишь повышенной тягой к кумысу и молоку, приготовленному по рецепту масаев или монголов: с добавлением свежей крови. Мужское население Академии реагировало на меня ожидаемым образом: хотя тет-а-тет их прогрессивные ожидания мало оправдывались. Не в плане садо-мазо - это наука древняя и вечная: в смысле доминирования и (или) равноправия полов. Словом, мне всегда удавалось выскальзывать из слишком крепких объятий, грозивших нежданным и нежеланным браком. Только вот всё назойливей свербил шип, который засадили в моё самолюбие молодожёны.

Особенно старалась Рейна. Она была, пожалуй, вправе возмущаться, что львиная доля её готовки перепадает сомнительной родственнице. Когда Нойи свёл нас впервые, то сочувственно отнеслась к моему холостому состоянию - дескать, что попишешь, такое время. Но узнав о том, что я не зачинаю и не вынашиваю не столько оттого, что не могу, сколько оттого, что не хочу, - прямо-таки возмутилась. Как я смею избегать логических последствий! В бесплодном трахе всегда видят что-то подозрительное и нереспектабельное. Но что моё "не хочу" означает лишь некое усилие воли, а "не вынашиваю" - бесследное исчезновение плодного яйца во тьме ложесен, - о том я, по счастью, не издала при ней ни единой фонемы. Иначе гореть бы мне на костре неугасимом её порицаний.