Ошибка в объекте
Шрифт:
– Какие взаимоотношения сложились у Лещенко и Ватутиной в поезде?
– Вот здесь он, кажется, темнит. То говорит, что никаких взаимоотношений не было, то вдруг проговорился, что пили шампанское... Но раз доходит до шампанского...
– А какая кошка пробежала между ним и Вачнадзе?
– Оказывается, первым палату номер тринадцать занял Вачнадзе. Он приехал утром и расположился в этой злополучной комнате. А вечером его перевели в другую палату, двухместную, к Иванову... Лещенко говорит, что ничего об этом не знал...
– Почему так произошло?
– Фамилия! Понимаете, фамилия и имя! Дежурная говорит:
– Подумали, что певец?
– Ну да! Афиши по всему городу! И главное, он сказал, что с вокзала отправляется на концерт... Стали соображать, как бы перед знаменитым артистом не ударить лицом в грязь. Лучшая палата в санатории - тринадцатая...
– Да, но вот номер, - заметил я.
– Для суеверного человека - страсть Божья!
– Воропаев говорит, специально сделали эту комнату под номером тринадцать. В порядке борьбы с суевериями. Ведь сама палата отличная! Какой вид из окна, телефон, отдельная туалетная комната...
– И каким же образом они спрова-дили Вачнадзе?
– Якобы в палате что-то испортилось, нужен ремонт... Вачнадзе оказался покладистым человеком. И предполо - ч жить не мог, что его переселяют из-за московского певца. ?
– Конечно, администрация поступила не очень-то красиво, - заметил я. Неэтично.
– Какая уж там этика!
– усмехнулся следователь.
– Просто безобразие... Вообще, я понял, там есть один нюан-сик... Помните, как охал и ахал Воропаев? Тот ещё деятель! Как я узнал, его больше всего во вчерашней истории волновало, как бы это ЧП не помешало защите. Кандидатскую он написал. Один раз уже прокатили... И вообще, спит и видит, как бы занять место главврача.
– Ну, по-моему, Воропаеву с Беллой Григорьевной не совладать.
– Как сказать. Такие действуют исподтишка. Угождают кому следует, создают в коллективе соответствующую обстановочку. Своих привечают, других зажимают... Ждут момента. И кто-то, говорят, поддерживает Воропаева в Минздраве.
– Господи!
– вырвалось у меня.
– Врачи ведь! И туда же, интригуют...
Я вспомнил визит Чернакова. Выходит, Воропаев копает под парня, потому что шеф-повар - человек Беллы Григорьевны.
– А мне показалось, что Воропаева интересуют лишь новые прогрессивные методы лечения, - сказал я.
– Он так увлеченно говорил об этом...
– Насчет прогрессивных методов, научного поиска - это все Белла Григорьевна. А остальные врачи греются в лучах её достижений и славы... Впрочем, Захар Петрович, мы, кажется, отвлеклись, - спохватился Агеев. Вернемся к Вачнадзе и Лещенко... Значит, Вачнадзе перебрался в двухместную палату, к Иванову. А утром обнаружил, что оставил в тринадцатой палате бритвенный прибор и зубную щетку. Знаете, как бывает впопыхах... Он пошел в тринадцатую палату, думал, там ремонт, и открыл ему Лещенко. Ну, Вачнадзе и не сдержался: мол, по знакомству эту комнату занял. Лещенко, конечно, в недоумении. Вачнадзе говорит, что, наверное, взятку дал... Лещенко возьми и ляпни, что это, мол, может, у них там привыкли всех покупать. Ну, слово за слово, пошло-поехало. Крепко сцепились, чуть ли не до драки дело дошло. Дежурная их
разняла...– И как же помирились?
– Лещенко говорит, что недоразу - h мение уладила Ватутина... По этому случаю и решили устроить в тринадцатой палате посиделки...
– Что, Ватутина была знакома с Вачнадзе?
– Нет, она знала Иванова.
– Откуда?
– В санатории существует обычай.
В первый день, когда приезжает новая смена, устраивается нечто похожее на бал. Для того, чтобы отдыхающие познакомились друг с другом. На танцплощадке играет музыка. Сначала кавалеры приглашают дам, потом - белый танец... Идея Беллы Григорьевны. Чтобы сразу создать обстановку отдыха, курорта... Кто помоложе, танцует. Пожилым тоже приятно... Так вот, Иванов весь вечер танцевал с Ватутиной.
– Понятно, - кивнул я.
– Тут, Захар Петрович, обращаю ваше внимание, тоже нюансик, - задумчиво произнес Агеев.
– Лещенко застал самое окончание бала... Кажется, у него произошла стычка с Ивановым.
– Из-за Ватутиной?
– Похоже...
– Это сам Лещенко сказал?
– Нет, отдыхающие, Карапетян выяснила.
– И что вас насторожило?
– Лещенко этот факт посчитал нужным почему-то скрыть.
– Какой вывод?
Виктор Сергеевич пожал плечами.
– Жизнь есть жизнь. У кого-то к кому-то возникает симпатия. Ревность. Мелкие или крупные обиды. Недоразумения. Все это естественно, когда кончается спокойно. Без трагедий и трупов.
– Агеев серьезно посмотрел на меня.
– А тут их два.
– А если несчастный случай?
– То есть пищевое отравление?
– Ну да. Ведь мы пока не знаем точной причины смерти Иванова и Вачнадзе, сказал я.
– Пока не знаем.
– Агеев глянул на часы.
– Сегодня уже вряд ли позвонят из лаборатории. Признаюсь честно, Захар Петрович, очень не терпится узнать...
Когда я вечером, после работы, устроился на балконе в шезлонге с номером "Огонька", который принесли с последней почтой, жена позвала меня к телефону.
– Захар Петрович!
– буквально прокричал Агеев.
– Дело совсем не в продуктах! Анализы показали, что еда со и стола Лещенко и в столовой абсолютно "ч доброкачественная! Я звоню из лаборатории...
– А что же?
– нетерпеливо спросил я.
– В начатой бутылке горилки с перцем обнаружен сильнейший яд - цианистый калий! Этот же яд обнаружен в о трех стаканах, там, где были остатки горилки. Причем в одном из стаканов, помимо горилки, были обнаружены остатки пепси-колы.
– В другой бутылке горилки, не начатой, тоже яд?
– Нет.
– А в шампанском?
– И в шампанском яда нет. Ни в бутылке, ни в стакане.
Возникли вопросы. Но по телефону их не обсудишь. А Виктор Сергеевич продолжал:
– Эксперты заканчивают свою писанину.
– Видимо, рядом кто-то был, потому что Агеев шутливо сказал кому-то: - Ладно, ладно, за мной не пропадет, бутылку поставлю. Пепси-колы, разумеется. Нет, нормальную, без яда.
– И уже мне: - Тут требуют магарыч за сверхурочную работу.
Шутит - значит, на деловой волне.
– Буду через полчаса в прокуратуре, - сказал я.
– А может, сразу в санаторий?
– предложил следователь.
– Горилку выставил Лещенко. Понимаете?
– Считаете, его необходимо срочно допросить?