Осколки небес

На иконе изображался ангел. Ниспадающие синие одежды потускнели и местами протерлись до белой грунтовки. Очертания тела вырисовывались под тканью тонкими штрихами, золотистые локоны спадали на плечи, от сложенных за спиной крыльев веяло силой и одновременно изящной легкостью, достойной лишь бесплотного создания. Образ будто светился изнутри, таинственный и непостижимый. Андрей провел по нему ладонью, стирая пыль. А потом сел на пол, упершись локтями в колени, и сдавил голову руками.

Безымянный ангел — время не пощадило надписей — взирал на него с безропотной, смиренной печалью. Глубина его глаз завораживала, но долго выносить ее не хватало сил. Где-то Андрей уже видел этот взгляд: пробуждающий голос совести, выворачивающий нутро наизнанку, выжигающий вросшие в душу тернии страстей.

Азариил находился сейчас в таких необозримых далях, какие ему, убогому, обреченному на вечные муки человеку, никогда не постигнуть. И при этом глядел в душу! И Андрей вдруг понял, что теперь этот взгляд будет преследовать его повсюду. И испытывать. И обличать. И просить о чем-то.

Тогда он неожиданно понял и другое.

Из-за него взбунтовался ангел. Из-за него пал. И прятаться, ускользая от возмездия, значило окончательно деградировать.

Он должен был ответить за все. За свою непутевую жизнь. За смерти, к которым невольно оказался причастен, о которых упоминала Евдокия. За бедную Варю. За падшего Азариила. За собственную душу, изуродованную клеймом Аваддона. Трусость — один из тех пороков, которые всегда казались ему несерьезными или нелепыми. Вроде гордыни или самолюбия. Но завуалированная под инстинкт самосохранения трусость истребляла остатки достоинства, а его Андрей терять не хотел. Смерть — значит, смерть. Ад — прекрасно, раз на Небесах сочли его заслуживающим ада. В конце концов, не ему судить. И даже не святому ангелу. Судить Тому, Кто смотрел на него однажды сквозь царские врата — и два тысячелетия.

Исполненный мрачной решимости, Андрей поднялся с пола. Прихватил с собой лампу и двинулся прочь из хранилища.

В подземельях царила мертвая тишина, но он не ошибся: матушка Александра еще не спала. Она встретила его на пороге собственной кельи со спокойствием человека, повидавшего на своем веку многое.

— Вы безошибочно отыскали дорогу.

— Третья дверь от трапезной, как вы и сказали.

— По лицу вижу, стряслось нечто серьезное. Итак?

— Отец Олег, о котором рассказывали за ужином. Он мне нужен.

— Прямо сейчас?

Андрей кивнул. Вот за что он сразу проникся к этой женщине симпатией: она не возмущалась откровенно возмутительным требованиям! Хотя откуда бы здесь, в заснеженной глуши среди ночи взяться священнику?! Его тут, поди, видели исключительно по праздникам.

— Идемте, — монахиня сдернула с вешалки черный балахон.

Андрей опешил.

— Хотите сказать, он здесь?..

Случаются ли подобные совпадения?

— Вениамин еще днем попросил срочно вызвать отца Олега, — сказала Александра, выходя в коридор.

— Срочно?

Но ведь ещё десять минут назад он и сам не подозревал…

— По его словам, ангел настаивал, — кинула монахиня через плечо. — Застегните куртку, на улице метель.

* * *

Робкий рассвет забрезжил на горизонте и застиг Андрея бродящим по окрестностям монастыря. Из туч сыпались хлопья снега: огромные, сухие. Они кружились в воздухе, словно перья из разорванной подушки, и чудилось, будто где-то в небесной высоте ангелы бьются с силами зла или друг с другом — не на жизнь, а на смерть.

Встревоженный, он вернулся в подземелья. От мыслей о тесноте кельи делалось не по себе, поэтому выбор пал на хранилище. Здесь было просторнее, дышалось легче, а соседство множества вещей, как ни странно, умиротворяло. Освободив кушетку от книг, Андрей присел, собираясь полистать найденный старый манускрипт, но успел только сдуть пыль. Сон одолел его в мгновение ока.

Перед глазами разверзлось темное, точно закопченное, небо. Вспученные грозой тучи клубились, извергая на землю хлесткие струи дождя, пепел и плевки мокрых, окровавленных перьев. Вода горчила на губах. В громовых раскатах слышался зов — далекий, отчаянный, надрывный.

Андрей подскочил и едва не свалился с кушетки. Крик отдавался в ушах, вокруг бушевала стихия, носились черные вихри, скрещивались мечи-молнии… Потребовалось время, чтобы осознать: все это лишь пригрезилось во сне. Сев, он провел рукой по губам, пытаясь стереть гадкий, горький привкус.

И в тот же миг посреди комнаты возник Азариил.

Мимолетная радость сменилась ужасом, когда ангел пошатнулся и рухнул на колени.

— Зар!

Бросившись на пол, Андрей едва успел подхватить его.

— В чем дело? Тебе плохо?

С трудом удерживая ослабевшее тело от падения, отчаянно озираясь в поисках опоры, Андрей нащупал на его спине жесткие выступы. Перегнулся через плечо и похолодел: ладонь блестела от мокрого, липкого…

— Ты ранен, — голос осип.

— Андрей, — судорожный выдох. И ещё слова заплетающимся языком — не разобрать.

— Что?

Азариил закашлялся, с посиневших губ брызнула кровь. Андрей кое-как дотащил его до койки, сгибаясь под ощутимой тяжестью и силясь вспомнить причину, побудившую ангела облачиться в плоть.

— Поговори со мной! Слышишь? Не смей засыпать!

Возникло страшное предчувствие: стоит Азариилу провалиться в беспамятство, как его не удержишь, не вернешь. Быть может, его тело мгновенно рассыплется на атомы и исчезнет, вернув природе заимствованные химические элементы?

Ангел молчал. И захотелось броситься на стену, порвать в клочья и разгромить здесь все, лишь бы не видеть этих выжженных смертельной мукой глаз.

— Очнись! Ну же! Что мне сделать? Как помочь?

— Больно…

Андрей зажмурился. Отчаяние и тяжелый, парализующий ужас жег душу, доводя до исступления. Куда броситься? Где искать помощи? Как спасти ангела? Разве он, святой, одним мановением руки истребляющий бесов, не должен невредимым миновать огонь любых сражений? Разве он, способный врачевать телесные раны и болезни, не властен исцелиться сам?

Да что толку гадать!

Бежать за Александрой? Звать священника? Искать аптечку?

Внезапно ноги обволокло густой, вязкой прохладой, словно сюда, в подземелье, откуда-то проник утренний туман: свежий, напоенный благоуханием росы и полевых трав.

— Мать честная! — пошатнувшись, простонал Андрей, с силой вытирая рот ладонью. По стенам поползли тени огромных незримых крыльев. Левое смялось, сложилось пополам и развернулось вверх вдоль стены, касаясь кончиками потолка и загибаясь, не уместившись в тесноте. Правое расстелилось до двери, проникая сквозь полки, стопки книг и залежи икон. Бесплотные, не подвластные законам физики, они ошеломляли свой неземной сущностью и вызывали глубокий, благословенный трепет и священный ужас.

— Зар, подожми свое богатство, — попросил Андрей севшим голосом. — Не распускай, а то к тебе не подступиться.