Основы человечности для чайников

Первым желанием Людвига было брезгливо отстраниться, но потом возникла идея получше: он, наоборот, вцепился в руку этого со всей силы и позволил части своей энергии перетечь в чужое тело. Ничего сложного, он часто делал такое для мамы, когда она уставала. Но только для мамы — больше ни с кем не получалось, да и не хотелось.

Этот вздрогнул, удивлённо уставившись на сцепленные руки, вокруг которых поблёскивали искры.

— Что это? Как? Зачем?

— Да просто… Помочь решил. Я, конечно, необученный, но тоже кое-что умею. Потерпите пару минут, сейчас может быть немного неприятно, но потом сил прибавится.

Судя по виду мужчины, особого дискомфорта он не испытывал, и оживал буквально на глазах. Если кому здесь и было неприятно, то только Людвигу, да и то по морально-этическим причинам. Всё же не мама.

— И ты с любым так можешь? — заинтересовался этот.

— Нет, только с… Эй, перестаньте! Вы что творите?!

До этого Людвиг делился энергией добровольно, но всё вдруг резко поменялось. Руку свело от боли, зато ладонь этого стала жёстче и горячее. Она сжимала, как тиски. И тянула, тянула, тянула силу. Не излишки, а всё подряд, как мощный магический пылесос.

Очертания кабинета смазались и поплыли вбок.

— Вот видишь. С контролем ты пока что справляешься плоховато. — Голос доносился словно издалека, в ушах звенело, голова кружилась, воздуха не хватало.

Не хватало сил.

— Отпустите…

Мужчина отпустил, и Людвиг, не удержавшись, рухнул на колени и опёрся ладонями об пол. Вернее, одной ладонью: боль прошла быстро, но правая рука онемела до плеча и едва шевелилась.

— Считай это платой за обучение и заодно — первым уроком. И зачем такое кислое лицо? Ты же сам решил поделиться силой, а я просто взял чуть больше. Ничего страшного, отлежишься — и всё пройдёт, дети быстро восстанавливаются, а у меня на сегодня есть ещё дела, для которых понадобится энергия.

— Чтоб вы ей подавились!

— Поздно, я её уже благополучно переварил.

— Я передумал! Никуда я с вами не поеду! — Людвиг почти рычал. Злость клокотала в горле, и от превращения в волка защищала одна-единственная мысль: в зверином облике не получится ругаться. У животных с человеческой речью плоховато.

— Поедешь, — спокойно возразил этот. — Во-первых, ты уже пообещал. А во-вторых, если я смог так запросто поставить тебя на колени, то и другие смогут. Уверен, тебе бы этого не хотелось. Но для того, чтобы противостоять окружающим, нужно учиться. Я дам тебе информацию, инструменты, возможность познать себя и мир. Поверь, это намного больше, чем ты сможешь получить в своей глухомани.

— Заработаю денег и уеду в Берлин. Найду учителя там, наверняка не хуже вас будет.

— Возможно. Но когда это случится? Через сколько лет? Вспомни, что я говорил: времени у тебя не так уж много, в ближайшие годы ты должен освоить базу, иначе никогда не сможешь распоряжаться своей магией в полной мере.

Людвиг промолчал. Его подташнивало, очертания мебели двоились и расплывались.

— Съешь что-нибудь сладкое и отдохни. А потом начинай собирать вещи. Завтра утром выезжаем, — велел этот и вышел в коридор.

Когда фрау Вальд зашла в кабинет, Людвиг уже достаточно оклемался, чтобы стоять. Правда, для этого пришлось опереться обеими руками о подоконник (точнее, полутора руками — правая всё ещё плохо слушалась), но это в любом случае было лучше, чем лежать на полу.

— Что с тобой, солнышко? — встрепенулась опекунша. — Тебе нехорошо?

— Нет, всё нормально, — уверенно соврал Людвиг. — Просто расстроился из-за разговора.

— Тебе не понравился твой… этот человек?

— Человек как человек. Все они одинаковые.

— Но ты согласился? Уедешь?

— Как будто у меня есть выбор. Я же не могу вечно у вас на шее сидеть.

— В доме, где растёт пять пацанов, ещё один никого не стеснит, и я тебе не раз об этом говорила. И неужели ты думал, что если захочешь остаться, я позволю какому-то русскому болвану увезти тебя силой?

— Он сказал, что мне надо учиться. Вы же не сможете…

— Да уж нашла бы учителя, не переломилась. А то и вообще… зачем тебе эта магия? Ну побегал ночью по лесу, повыл на луну, развеялся — и хорошо. А премудрости всякие — к чему они?

— Мама бы хотела, чтоб я учился, — выдал Людвиг последний аргумент.

— Эх… — вздохнула фрау Вальд и порывисто обняла Людвига. От неё пахло жухлой осенней травой, хвоей и почему-то зайцем. Зачем взрослой серьёзной волчице понадобился заяц, Людвиг спрашивать не стал. Мало ли, может, просто молодость вспомнила, поиграть с ним решила. А может, в суп. — Ты, главное, обязательно пиши, как доберёшься. И если что-то случится — тоже пиши, и мы обязательно тебя заберём. Таким, как мы, лучше держаться стаей. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Людвиг.

И подумал, что почти наверняка не вернётся.

Глава 9. Батарейки

Ксюха поморщилась и разогнала ладонью табачный дым.

Где-то в середине рассказа Людвиг вспомнил про сигареты. Потом про зажигалку, которую Ксюха, конечно, не купила. Не потому, что забыла, а потому, что не заказывали. И спички не заказывали. И вообще, курить вредно, так что выкручивайся как хочешь.

Людвиг выкрутился: доковылял до камина и прикурил от него. Судя по тому, как огонь взметнулся, пытаясь обжечь ему нос или опалить брови, Дом тоже был сторонником здорового образа жизни.

Гипотеза подтвердилась, когда выяснилось, что вентиляция напрочь отказывается вытягивать из помещения дым. Проветрить ванную — без проблем, изгнать в никуда каминную гарь — запросто, а всё остальное — обойдётесь, страдайте.

Ксюха не то чтобы сильно страдала, ей даже нравился запах сигарет, было в нём что-то такое… одновременно отталкивающее и притягательное. Как горчинка в кофе, или тревожная музыка в тот момент, когда герой фильма спускается в тёмный подвал. Но горчинка и музыка временны, а табачное марево рассеиваться не спешило.