Основы человечности для чайников
Шрифт:
— Ой, брось, тут идти десять минут.
— Тогда позвони, как домой доберёшься.
— Ладно.
Мишка с Харитоновым демонстративно смотрели в разные стороны и делали вид, что совершенно не замечают всю эту неловкую романтику: один примеривался фотоаппаратом к рассветному пейзажу, а второй флегматично наблюдал, как с моста спускается остальная толпа выпускников. Тех, которые шли с нормальной скоростью, а не мчались сломя голову, беспокоясь за друга.
— Извините, я не хотел вас пугать, — пробормотал Людвиг.
— Да ерунда. Ты же не специально, — отмахнулся Мишка.
—
— Страшно — не смотри!
— Я, между прочим, о твоём здоровье забочусь.
— Он сходит, — вклинилась между ними Настя. И обернулась к Людвигу с самой очаровательной улыбкой, какую только можно было вообразить. — Сходишь же, да? А то я тебя туда силой отволоку. И в кожвен заодно, за справкой о здоровье. Всё равно же по пути.
— Ради тебя — что угодно, — проникновенно заверил Людвиг.
Идти он, конечно, никуда не планировал, но пообещать-то можно, от него не убудет.
Настя ответом вполне удовлетворилась и, весело помахав на прощанье, двинулась вперёд по улице. Мишка рванул за ней, на ходу фотографируя сонного нахохлившегося голубя. Харитонов слегка замешкался, повертел в руках бутылку с остатками коньяка и, решившись, протянул её Людвигу:
— Допей.
— Зачем? — не понял тот.
— Потому что тебя трясёт.
— Да нормально всё, отстань.
— Совсем не нормально, Майер. Не хочешь пить — хотя бы иди домой и чаю горячего жахни. И спать ложись.
— Хорошо, мамочка.
— Болван!
В итоге бутылку забрал Тимур. Потому что Людвиг очень некстати обнаружил, что руки у него действительно дрожат. И ноги. И в целом состояние как-то не очень. Адреналин схлынул, оставив на память запоздалое понимание, что могло бы произойти, если бы подобный трюк решил провернуть обычный человек.
— Не надо было меня спасать, — пробормотал Тимур куда-то в собственные колени. — Я бы не разбился. Тут не так уж и высоко.
— А ещё — не так уж и глубоко, поэтому можно убиться о дно. Или шарахнуться об опору моста. Или о воду неудачно головой удариться, потерять сознание и захлебнуться. Или просто так захлебнуться, долго ли…
— Я хорошо плаваю.
— И ползаешь, да. Я понял.
— Да хватит вам огрызаться! Я тут вообще-то извиниться пытаюсь. Лучше действительно выпейте. Может, отпустит. — Мальчишка сунул Людвигу бутылку. Даже крышку заботливо открутил.
Вот у него, кстати, руки не дрожали, хотя холодные были, как лёд.
— Ты сам-то как? Нормально? Замёрз?
— Замёрз немножко. А в остальном — нормально, да. То есть, когда висел — было страшно, и когда мы прыгали… или летели… что мы вообще делали? Вот тогда тоже страшно было. А когда уже в реку грохнулись — нормально. Видно же, что берег близко, плыть недолго. Да и вода тёплая.
— Ясно. — У Людвига почему-то получилось ровно наоборот. Падать, прыгать, висеть на арматурине — стрёмно, конечно, но в целом ничего невыполнимого. Скорее логическая задачка по комбинированию заклинаний, чем повод для паники. Да и бояться за себя он, кажется, так толком и не научился. А вот за других — да. И за этого тощего подростка в том числе.
И
только на берегу накатило понимание, что приключение могло закончиться не только внеплановым купанием, но и чем-нибудь похуже.Сильно хуже.
А если бы отец узнал, что Людвиг ненароком утопил сына Смолянского (или хотя бы присутствовал при утоплении) — было бы вдвойне весело. И даже неважно, кто там ему всё-таки этот Смолянский — партнёр или конкурент.
Коньяк почему-то совсем не казался крепким и пился как вода. Людвиг опустошил бутылку в пару глотков и совершенно не почувствовал ни обещанного облегчения, ни более логичного опьянения. Только ободранная ладонь почему-то начала ныть сильнее, и в голове слегка загудело. Но не настолько, чтобы перестать объективно оценивать реальность.
— Пошли, мерзляк. А то простынешь же, если так и будешь в мокром сидеть.
— Меня не обязательно провожать. Не маленький, сам дойду, — отмахнулся Тимур, но всё же встал. Встал, забрал бутылку, торжественно донёс её до мусорки, выбросил, вернулся и посмотрел на Людвига сверху вниз. — Я бы, скорее, вас проводил. На всякий случай.
— Да без разницы, кто кого, всё равно же ко мне пойдём.
— Но вы сказали…
— Мало ли что я сказал. Если ты удрал из дома на ночь, а явишься на рассвете весь мокрый и взъерошенный — вряд ли предки оценят. Или я неправ?
— Я им сказал, что у друга заночую и раньше обеда не вернусь, — вздохнул мальчишка.
— Вот-вот! Так что придётся мне на сегодня побыть твоим другом. Да ладно, не жмись, я всё равно один живу, так что глупых вопросов никто задавать не будет. — Людвиг поднялся. Хотел быстро, но получилось с трудом и как-то неловко, будто бетонные ступеньки качались на речных волнах.
— Вы всю силу из-за меня выжгли, — сочувственно протянул Тимур, пристраиваясь рядышком. Кажется, он надеялся подхватить Людвига, если тот начнёт падать.
Наивный!
Во-первых, падать Людвиг не планировал. А во-вторых, вряд ли этот дохляк смог бы его удержать.
— Даже не надейся, не всю. И вообще, я быстро восстанавливаюсь. Просто перепил малость, и не спал, вот одно на другое и наложилось.
— Извините.
— Так, прекращай! Вот уж в том, что я не выспался, твоей вины точно нет.
— Вы могли бы сейчас к девушке своей пойти, и там… ну… продолжить не высыпаться. А я всё испортил.
— Да мы бы просто вырубились, и хорошо если дойдя до кровати. А похмелье вместо романтического пробуждения — вообще так себе удовольствие. Так что пусть Наська сначала протрезвеет, а там уже и встретиться можно. И последний раз повторяю: прекращай выкать, бесит!
— Извините… — Людвиг зарычал раньше, чем Тимур произнёс последний слог. Даже не пытался быть грозным или издавать настоящий волчий рык, но мальчишка всё равно вздрогнул и отшатнулся. — Прости, больше не буду.
— Так-то лучше!
Идти становилось всё легче. Энергия действительно восстанавливалась быстро, а физическая активность успокаивала нервы и прочищала голову намного лучше коньяка или бесцельного сидения на ступеньках.
— Рассказывай, Тимур Игоревич. — Людвиг слегка тронул мальчишку за плечо. — Чего тебя на мост-то понесло?