Основы человечности. Работа над ошибками

— Я знаю, — ответил Тимур, не уточняя, что она имеет в виду. Судя по совершенно пустым глазам, вряд ли она смогла бы сейчас внятно ответить даже на самый простой вопрос.

— Не хотела, — повторила Фрида. — Я не хотела, не хотела, не хоте…

Голос сорвался, сбился на всхлип. И тут Фриду прорвало окончательно. Она вцепилась в Тимура обеими руками и разрыдалась так, словно терпела все предыдущие шестнадцать лет. Или даже больше — всю жизнь.

Слёзы лились буквально градом, ресницы слиплись, косметика размазалась, Фрида пыталась что-то сказать, но захлёбывалась слезами, хрипела, хваталась за всё, что попадалось под руку, и, кажется, совершенно себя не контролировала, а Тимур мог только гладить её по голове, как ребёнка, и уверять, что она ни в чём не виновата и всё уже позади. И в который уже раз обещать себе, что непременно накостыляет Гаврилову.

Возможно, всё же стоило позвонить Диане. Не как подруге, а как врачу. Но для начала Тимур осмотрелся. На небольшом столике в углу обнаружились чашки, электрический чайник и даже несколько пакетиков с чаем. Реально как в гостинице!

Сложнее всего оказалось отцепить от себя Фриду и убедить её, что он никуда не уходит. К счастью, получилось. Спустя несколько минут он протянул заплаканной девушке свежий чай и велел выпить. Правда, у неё так дрожали руки, что большая часть чая немедленно оказалась на одеяле. В комнате было ещё одно, но рисковать вторым одеялом Тимур не стал и сам поднёс чашку ко рту Фриды. Она покорно выпила, облизнула губы и попросила ещё.

И это наконец-то были осознанные слова, а не невразумительные истеричные всхлипы.

— Прости, пожалуйста, — пробормотала Фрида, залпом осушив вторую чашку. Ей заметно полегчало. — Я не всегда такая истеричка, честно. Не знаю, что на меня нашло. То есть, ладно, знаю… Но со мной давно такого не было. Я надеялась, что смогу выдержать. Обещала Стасу, что выдержу. Не говори ему, пожалуйста. И Диане не говори. Вообще никому.

Тимур кивнул, надеясь, что это сойдёт за обещание. Врать вслух он не хотел, прекрасно понимая, что уж Людвигу-то точно расскажет. Да и Ксюше тоже надо знать. Или не стоит? Как же сложно…

— До сих пор не могу поверить, что это правда ты, — пробормотал он.

— Я не думала, что ты вообще меня помнишь, — неуверенно улыбнулась Фрида. — Или скандалы в нашей глухомани долго не забываются? Это же не столица, где каждый день происходит что-то новенькое.

— Может, у меня просто память хорошая. — Тимур снова налил чай, в этот раз для себя. — Честно говоря, я о многом хотел тебя расспросить. И кое-что рассказать. Но не уверен, что здесь и сейчас — подходящее время. Тебе надо отдохнуть.

— У меня самолёт завтра вечером. Если не здесь и сейчас — то когда? — Фрида снова обхватила себя за плечи и, кажется, искренне удивилась, нащупав пиджак. — Прости, я его помяла…

— Ерунда. Ты точно готова говорить?

— Нет, но… — Она замешкалась, но пересилила себя и продолжила. — Мне надо кое в чём разобраться. Давно надо. Я устала бегать. Устала бояться. Но сначала ты ответишь мне на один вопрос. Только честно.

— Хорошо, — кивнул Тимур, искренне надеясь, что ничего совсем уж страшного она не спросит. Какое ей дело до трагедии на стройке или до Людвига, верно?

— Ты знаешь, кто такая Диана? — А вот это был действительно внезапный вопрос!

— В смысле? Я с ней жил. Я с ней спал. Я её документы на работе ксерокопировал, когда ей надо было. Конечно я знаю, кто она.

— Нет, я про другое. Ты знаешь, что она не человек?

— Ну… да. — Зачем скрывать, если Фрида, очевидно, тоже об этом знает?

— Она сама тебе рассказала? И тебя это не смущает?

Тимур пожал плечами, не зная, как объяснить словами всё, что в этот момент вертелось в голове. Как передать то ощущение, когда ты мальчик-подросток, и все твои ровесники взахлёб обсуждают девчонок, хвастаются первыми поцелуями, у кого-то уже начинают пробиваться усы, у некоторых даже на груди волосы растут, разговоры в школьной раздевалке ведутся такие, что у взрослых бы уши завяли, детство стремительно остаётся в прошлом… А ты живёшь от одной таблетки обезболивающего до другой, да и те не особо помогают, всё тело ломит, в глазах темнеет от любого резкого движения и периодически совершенно без причины поднимается температура. Отец нервничает, мама места себе не находит, одноклассники всё больше отдаляются…

Какие уж тут девчонки?! Только и остаётся, что украдкой пялиться на симпатичную соседку, не позволяя себе даже поболтать с ней нормально.

А потом ты падаешь ей под ноги. В обморок.

А потом она приводит тебя в чувство поцелуем и наконец-то (после всех врачей и обследований, после маминых слёз, после твоих собственных постоянных мыслей о смерти) объясняет, что с тобой происходит. Говорит про магию, про переизбыток силы, про сигиллы и медитации, про свою семью… Конечно, рассказывает, что она оборотень. Волчица.

Но на фоне всего остального тебя это совершенно не смущает.

— Кажется, я даже не удивился, когда узнал. Но это было очень давно. Очень.

— Значит, и сейчас не удивишься. Только можно я не буду говорить, а просто дам тебе прочитать? — Фрида достала из складок платья телефон, разблокировала и протянула Тимуру. — Однажды кое-что случилось… Я забыла очень важную вещь и с того момента решила всё записывать. На всякий случай. Вдруг опять забуду. Это не совсем дневник, скорее исповедь или что-то типа. Доступ есть у меня и у Стаса. Хотя он всё равно не читал, сказал, что и так всё это знает. Но на самом деле не всё, я там кое-что добавила совсем недавно. Просто не стала говорить ему перед свадьбой. Динка очень просила не выдавать её. Сказала, что сама всё объяснит… И мне, честно говоря, страшновато, как он отреагирует. Но вдруг всё нормально будет. Ты же нормально воспринял.

— Мне было четырнадцать лет, я бы и появление Терминатора нормально воспринял, — вздохнул Тимур. — А Динка эту твою исповедь не читала?

— Я же говорила, мы не подруги. Не настолько подруги. Просто так получилось, что… Ты лучше прочитай, пожалуйста. Так будет проще, чем объяснять вслух. Там не очень много, я скажу, что можно пропустить. Только не удивляйся. Пожалуйста.

— Постараюсь, — пообещал Тимур.

И честно постарался.

Не дневник. Без даты

Я не знаю, с чего начать, и это тот случай, когда начать с начала кажется не самой хорошей идеей. Даже мысленно не хочу возвращаться в ту точку, с которой всё началось. Но мне надо записать. Объяснить. Рассказать самой себе.

Вдруг я опять забуду?

Я до сих пор иногда просыпаюсь среди ночи и начинаю мысленно перечислять даты, события, имена людей. Представляю внешность знакомых, вспоминаю, чем завтракала три дня назад или что надевала накануне. Я так боюсь, что из моей головы снова исчезнет что-то важное! И ещё больше боюсь, что даже не замечу, если это случится. Просто забуду — и всё.

Стас говорит, что даже если я не замечу — заметит он. Я ему верю, он очень наблюдательный. Не представляю, что бы я без него делала. Умерла бы.

И это даже не фигура речи. Он меня спас. Буквально. После того, как я… Ну…

Даже не знаю, как сказать. До сих пор не знаю. Иногда думаю: «Какая же я дура была!», а иногда: «А что мне ещё оставалось делать?»

Как сейчас помню: лето, жара. Стою посреди улицы в домашнем халате, в домашних тапочках и с паспортом в руке. Вся в слезах. Люди оглядываются, пялятся, но молча. Хоть бы кто-нибудь помощь предложил. Хотя, если бы и предложил — приняла бы я?