Осознание
Шрифт:
– Не материален? – удивился Эдвард, разглядывая свою сжатую в кулак руку и сразу задумавшись, – Не привязан к этому уровню…
– Что? Думал, что все так просто? – Пионер снова расхохотался.
– Заткнись, – рявкнул на него в ответ, не отвлекаясь от собственных мыслей, – Пошел прочь. Когда будешь нужен, я тебя вызову… – мысли только сейчас начали выстраиваться во что-то похожее на логическую закономерность, и тратить время на пустую болтовню было бы настоящим кощунством.
– Что? – Пионер даже удивился, – Кто ты вообще такой, черт возьми?
– Я самая страшная тварь, которая здесь когда-либо бывала, – прошипел Эдвард, направившись обратно к лагерю, – А теперь сгинул! Завтра тебя найду… – Пионер остался стоять на пляже, с ненавистью вглядываясь ему в спину, но сейчас уже не обращал на него внимания. Нужно было
Сейчас уже не время искать по лагерю нужные материалы и заниматься подготовкой, но Эдвард уже знал, чем займется прямо с завтрашнего утра. Распорядок лагеря уже не имел значения, да и придерживаться его в таком случая значило бы только откладывать возможные ответы на многие из волнующих его вопросов.
Быстрым шагом добравшись до домика вожатой, не без удивления обнаружил, что дверь еще заперта, хотя, с другой стороны, музыка на площади еще играла, и многие наверняка веселились. Вожатая просто обязана быть среди них, так что сегодня, кажется, первый день из всех, когда пришел раньше нее. В другой раз он мог бы даже посмеяться над всем этим, но сейчас был слишком взволнован и подавлен, чтобы находить вокруг себя что-то смешное.
Лечь в кровать получилось далеко не сразу, не меньше часа просто ходил по маленькой комнатке, разрываясь между мыслями о Пионере и тем, что произошло между ним и Алисой. «Совенок» пробил в его душе слишком большую дыру, чтобы просто так оставить ее и не обращать никакого внимания. Может быть, действительно стоило рассказать все сразу девушке, поставить на кон все, что есть, отказавшись от логики в пользу эмоций. Эдвард уже не знал, чего именно он хочет, что ему нужно больше, выбраться из этого лагеря, вернуться в родной мир или же остаться здесь, рядом с Алисой и остальными девушками. Рядом с ними мир казался совершенно другим, глупым, нелогичным и наивным, но именно поэтому таким чудным, добрым и красивым… таким, какого никогда прежде не видел и не знал.
Кажется, он даже оставил на деревянной стенке несколько вполне заметных вмятин от ударов кулаков, но постепенно организм начинал брать свое, требуя успокоиться и восстановить силы. В другой раз можно было бы просто от всего этого отмахнуться, но сейчас сон Эдварду банально необходим. Им можно наконец-то подвести черту под этим сумасшедшим действом, а завтра начать все заново.
====== Осознание. Глава 20. ======
Глава 20.
Выстрелы, крики паники и боли, а также отчетливые звуки вышибаемых дверей, сменяющиеся автоматными очередями и ни с чем не спутываемым ревом струйных огнеметов отлично слышны даже здесь. Небольшое помещение со старыми бетонными стенами, покрытыми трещинами и осыпающейся от времени штукатуркой, увешанными какими-то тряпками и грязной одеждой, из всей мебели здесь только сколоченный из кусков пластика стол и две скамьи. Отчетливо пахнет сыростью, человеческим потом и грязью, пахнет нищетой.
Испуганная мать, чья одежда состоит практически из таких же тряпок, с ярко выраженными следами мутаций на лице, явно не знает, что делать, пытаясь прикрыть единственное, ценное, что у нее вообще есть, двух маленьких детей, старшего мальчика, лет восьми, не больше, и совсем маленькую девочку, явно не понимающую, что происходит. Мальчик сидит серьезно, насупившись, держа за руку младшую сестренку, играющуюся с тряпичной куклой с плохо нарисованным лицом. Мать же только испуганно смотрит на самодельную дверь из кусков металла и пластика, навешенную на старые петли, за которой слышны чьи-то быстрые шаги и крики. С другой стороны, за окном, неожиданно мелькает чей-то темный силуэт, слишком большой, чтобы поместиться в узкий проем, а затем воздух рвут звуки автоматической стрельбы, совсем рядом. Мать в страхе пытается закрыть детей своим телом, но силуэт двигается дальше.
– Они идут! – в комнату неожиданно, распахнув дверь, а потом резко за собой ее захлопнув врывается отец семейства, тоже мутант, с явно деформированными чертами лица, сильно отличающимися от привычных человеческих стандартов. В руках у него только кустарного вида ружье, которое он спешно пытается зарядить. Мать испуганно кричит, но в дверь уже стучат, заставляя мужчину вздрогнуть и, развернувшись лицом к выходу, передернуть затвор, загоняя вставленный
патрон в ствол.Второй удар сносит дверь с петель, и в проеме уже стоит человекоподобная фигура в боевом костюме, с толстыми листами брони, закрывающими корпус наподобие панциря, со шлемом, на котором видны только горящие красным линзы окуляров, осматривающие помещение. В руках у солдата комбинированное штурмовое оружие, судя по длинному шлангу, уходящему за спину, снабженное огнеметом. Красная точка целеуказателя замирает на груди мужчины, который все-таки успевает сделать первый выстрел. Дробь исчезает в мгновенной вспышке, не долетая нескольких сантиметров до самого доспеха, поглощенная дефлекторным щитом, и в ответ следует короткая очередь разрывных патронов, превращающих грудь отца семейства в рваную кашу из мяса и костей, отбрасывающих еще и силой удара к противоположной стене помещения.
Вырвавшийся крик матери заставляет солдата сфокусировать внимание и на них. Она бросается вперед, словно пытаясь закрыть оружие солдата своим телом, но почти сразу же исчезает в волне химического пламени, превратившись в кричащий от боли факел, свалившийся на пол. Не отпуская спускового крючка, солдат направляет ревущую струю дальше, облизывая стену и угол, где сидели дети. Девочка, так и не успевшая понять, что же происходит, просто исчезает в огне, но мальчик бросается в сторону, и, с уже горящей одеждой, успевает добежать до окна.
Пули его догоняют, когда уже лезет в оконный проем, бьют в спину и швыряют вперед, на улицу, где идет такая же зачистка каждого дома и каждой коморки. Простреленное в трех местах тельце буквально вылетает на середину улицы, оставляя за собой вытянутый кровавый след, и падает прямо под ноги стоящему всего в двух шагах от окна человеку.
На нем такой же боевой костюм, только со снятым шлемом, сейчас висевшем на креплениях у пояса. Углубившись в чтение данных на информационном планшете, не обращает никакого внимания на происходящее вокруг разорение, что устраивают его солдаты в этом районе.
Эдвард опускает взгляд себе под ноги, скорее удивленный, чем шокированный увиденным. Ребенок еще жив, пытается дышать, так что сразу брезгливо отступает на шаг назад. Вытащив из кобуры на правой ноге импульсный пистолет, делает всего лишь один выстрел в голову, обрывая мучения, после чего снова убирает его обратно.
– Мерзость, – сплевывает и после этого поворачивается к трем офицерам, сопровождающих его, – Как только власти города могли так долго не обращать внимания на эти трущобы? Здесь же мутант на мутанте, гибрид на гибриде! Гнездо!
– Господин, после того, как мы окончательно возьмем город под контроль, придется проверить все население на наличие мутаций внутреннего и внешнего характеров, – кивнул один из офицеров, сложив руки за спиной, – трущобы старыми властями помечены как крайне неблагополучные кварталы с повышенной опасностью беспорядков и высоким уровнем преступности. У них банально не хватало сил на их зачистки… – он пожал плечами, но Эдвард только хмыкнул.
– Трущобы были отличным поставщиком дешевой рабочей силы, – снова сверился с инфопланшетом, – И поэтому закрывали глаза на любые процессы вырождения здесь. Жертвовали чистотой своей расы в обмен на деньги, как это характерно для подобных структур… Полковник Эдвин! – другой офицер сделал шаг вперед, услышав свое имя, – убедитесь, что ни один из так называемых членов Демократического Правления не ушел от наказания. Отчет о расстрелах предоставите мне лично, – Эдвард перешагнул трупик и пошел вперед, вдоль улицы, где уже продвигались его солдаты, выжигая огнеметами практически каждый дом под истошные крики умирающих в огне местных. Пахло горящим пластиком и тканью, паленым мясом и жжеными волосами, так что вонь стояла на всю улицу, но ему было не привыкать к таким запахам. Гораздо больше его удивила вынырнувшая из какой-то тени женщина с пищащим свертком в руках, кинувшаяся к его ногам.
Один из солдат сразу же взял ее на прицел, но Эдвард остановил его жестом.
– Это даже любопытно, – проговорил он, глядя на местную, стоявшую перед ним на коленях, следом обратившись уже к ней, – Что же ты хочешь?
– Великий господин! Я прошу вас! Можете убить меня, но прошу вас, пощадите моего ребенка, – женщина припала к его ногам, целуя холодный и грязный металл внешней брони, чем уже вызывала у него отвращение таким отсутствием уважения к себе, – Прошу вас, пощадите его, он же ни в чем не виноват…