Остап Бендер и Воронцовский дворец

Они выехали на набережную и, узнав у сторожа невзрачного магазинчика нахождение гостиницы, вскоре и подъехали к ней. Это было белоснежное трехэтажное здание с вывеской: «Гостиница Керчь».

— Я остаюсь в машине, Остап Ибрагимович, — сказал Козлевич, когда Бендер выходил из автомобиля.

— Как обычно, Адам, — присел и потянулся, разминаясь, его командор.

На настойчивый стук Остапа вышла заспанная дежурная и с недовольством уставилась на ранних приезжих.

— Командировочные по инспекции санитарии вашего города, товарищ.

— Проходите, — невесело ответила хозяйка. — Отдельных номеров нет, но комната на четырех найдется.

— Нас двое, — пояснил Остап.

— Пусть двое, — кивнула дежурная.

Оформив поселение, Бендер и Балаганов расположились в просторной комнате. Прилегли на кроватях с провисшими сетками. Но несмотря на дорожное утомление, не спали.

Утром, когда не то на судоремонтном, не то на металлургическом заводе проревел отдаленно гудок, извещая начало рабочего дня, два единомышленника умылись и вышли из гостиницы.

Козлевич, откинув сидения, чутко спал в своем автомобильном детище.

— Адам, — тронул его за плечо Остап.

— Да, Остап Ибрагимович? — сразу же вскочил Козлевич.

— Мы по городу и в адресное, а вы в машине, конечно?

— Да, позже я что-нибудь придумаю для её охранения, Остап Ибрагимович.

Бендер и его молодой компаньон прошли по Набережной, вышли к улице Свердлова и прошли к музею Дебрюса, основанному в 1826 году и названному сейчас именем A. C. Пушкина. Вернулись, так как после времени рабочих, уже наступило время служащих. Узнав где адресное бюро города, они направились к центру.

В адресном бюро повторилось всё то же, что и в Симферополе, когда они разыскивали Мацкова-Мацкина и других. Но здесь компаньонам-искателям повезло сразу и они пошли по адресу Семинякина.

Остап с Балагановым прошли по булыжной мостовой старой части Керчи и остановились у каменных арочных ворот отделяющих один выбеленный одноэтажный дом с небольшими оконцами от другого такого же. Старая покосившаяся акация с жухлыми листьями сторожила покосившуюся калитку, висевшую на ржавых петлях, вделанных в стойку из ракушечника.

Бендер вступил на узенький тротуар из каменных плит, уложенных лесенкой и, отворив вход, вошел в тесный мощеный булыжником дворик. Взошел на крыльцо и настойчиво постучал в дверь.

Но ему никто не ответил. Но над каменной оградой, отделяющей двор от соседнего, появилось загорелое лицо старой женщины.

— Вам кого? — спросила она.

— Нам нужен товарищ Семенякин, — приветливо ответил ей Остап.

— О-о, еще чего, — протянула старуха. — Когда-то Семенякины тут жили, а в гражданскую его беляки увели. Да так и не ведомо, что с ним. А жена вскоре и померла. А сейчас здесь живут совсем другие, Грачевы. И если к ним, то хозяйка, видать, на базаре, а Степан, как известно, на рыбном промысле.

— Ясно, мамаша, вопросов больше не имею. Благодарствую, — разочаровано проговорил Бендер и сошел с крыльца и хотел было выйти из дворика, но с удивлением увидел, как Балаганов подошел к всё еще стоящей за оградой старухи и спросил:

— Мамаша, а вы случайно не подскажете, где проживает Клебанов. Это его друг ближайший.

— А кто его знает, милый. Были друзья, ходили к нему люди, и рыбаки, и заводские часто. А кто он, этот Клебанов, что он, не ведаю.

— Благодарю. Вопросов больше не имею, — скопировал рыжеволосый компаньон-искатель своего командора и вышел вслед за ним.

— Ну, Шура, «молочный» брат Коля, вы делаете успехи просто на главах. Как говорил мой знакомый торговец сапожным кремом Зяма Ицексон, вы просто подметки рвете на ходу.

— Да вот… спросил на всякий случай, командор. Машинально как-то… Вдруг что-то и скажет.

В это время старуха — соседка бывшего дома Семенякиных вышла на улицу и спросила:

— Так вы Клебанова спрашивали?

— Да-да, Клебанова, — поспешил подтвердить Бендер и одновременно с Балагановым обернулся к женщине.

С выжидающей надеждой оба смотрели на неё.

— Так это никак тот Клебанов, который в городе революцию делал?

— Может, может, и он, мамаша, верно, а где его можно разыскать, не подскажете? — подошел к ней Бендер.

— Так если тот Клебанов, так его и других беляки прилюдно и постреляли. Так что вот так милые, и не ищите этого самого Клебанова.

— А жил он где, жил? — поспешил спросить Остап.

— А кто его знает. У властей и узнайте. Они, наверное, знают своего героя.

— Спасибо, спасибо, уважаемая, — в унисон поблагодарили компаньоны женщину.

— В исполком, командор?

— Да, братец Шура, в исполком, но не в ролях названных сыновей лейтенанта Шмидта.

— Да уж ясное дело, — хохотнул Балаганов.

В исполкоме председателя они не застали. Принял их его заместитель.

Бендер представился, как из газеты, а Балаганов — из радиокомитета.

Компаньоны начали задавать вопросы о революционерах города, о Клебанове, который был таковым, как они поняли из слов старой женщины.

— Ну что я могу сообщить, конечно, героический товарищ. Но я здесь недавно, из Геническа сюда переброшен. Но посоветую обратиться в редакцию газеты «Керченский рабочий». Об этом она недавно писала, там узнаете многое, что вас интересует.

Когда вышли от зампреда, Бендер сказал:

— В адресное бюро теперь нет смысла идти, Шура. Клебанова ведь нет в живых.

— Но, может быть, семья? — взглянул на своего технического директора Балаганов.

— Может быть, может быть, — согласился Остап. — В редакции мы, возможно, и узнаем о семье героя-революционера, Шура.

В редакции газеты, куда пришли два «молочных» брата-искателя был перерыв, но редактор был на месте. Готовил очередной выпуск, сидел и корпел над передовицей о трудовых успехах рыбаков, металлургов и коммунальников.

Бендер и Балаганов, как уже было испытано, представились и сообщили что им нужно. Редактор, низкого роста толстячек, сдвинул очки на лоб, затем снял их, протер стекла и спрятал почему-то в футляр, а затем сказал тонким голосом:

— Нового я вам ничего не сообщу, товарищи. Марьянов, который готовил материал по интересующем вас теме переехал жить в Одессу. Что же касается самой статьи, то в подшивке за прошлый месяц можете и познакомиться с ней, — указал он на стопки газет.