Остап Бендер в Крыму

Рядом с компаньонами сидела женщина по фамилии Чемерисова. Она громко хмыкнула и прокричала:

— Он цену своей диссертации набивает, товарищи!.. Елина постучала карандашом по столу и призвала:

— Тише, гражданка!

— Я высказываю свой угол зрения, — ответила та.

— Угол зрения тоже бывает тупым, — бросил Чемерисовой Пятов. Ивакин, наклонив голову, посмотрел на Чемерисову и продолжил:

— Переходим к рассмотрению существующих концепций комического, которые ведут свое начало от воззрений Аристотеля. Для Аристотеля комическим являются черты физической или духовной неполноценности, такие, как безобразие, физические уродства или же моральное зло, не приносящее вреда и страданий…

Чемерисова вдруг вскочила с места и громко:

— Ага, не приносящее вреда и страданий?! Пусть теперь и скажет, почему он свою жену бросил?

Ивакин с растерянным видом ей:

— Почему бросил? Мы мирно разошлись…

— Как и я в свое время с мадам Грицацуевой, — прошептал Бендер, чуть слышно смеясь.

Козлевич и Балаганов взглянули на своего технического руководителя и Козлевич тихо спросил:

— Вы знакомы с этими артистами, Остап Ибрагимович?

— Знаком, знаком, Адам, слушайте, слушайте, что они там говорят. Рядом с ними Чемерисова, всхлипывая, запричитала:

— Неужели моя Ада хуже всех его смехов и комедий!..

— Гражданка, это к защите диссертации не относится, — стучала карандашом по столу Елина.

— Он всего тридцать пять рублей алиментов платит, товарищи, — не унималась соседка искателей графских сокровищ.

Ивакин развел руками и смущенно промолвил:

— Четвертую часть…

Жадов быстро встал и, протянув руку к зрителям, прокричал:

— Это к защите не относится! Не мешайте вести совет, гражданка!

— Вы посмотрите на него… — Чемерисова встала, обернулась ко всем, и спросила. — Кому я мешаю? Я кого-нибудь оскорбила? Х-хы… Тоже мне, гусиный защитник выискался!..

— Товарищи… — промолвил обескуражено Жадов, опускаясь на свое место.

— Да, что за безобразие! — встала Елина. — Гражданка, Вы, собственно, кто? Чемерисова всплеснула руками и прокричала возмущенно:

— Как это — кто? Как кто?! Я его бывшая мама! Мама по жене его!..

Ивакин тяжело вздохнул и промолвил:

— Если напрячь память, то кажется, это действительно бывшая, так называемая «мама»…

— Вы посмотрите, он вздыхает!.. Ему, видите ли, надо память напрячь! — кричала Чемерисова.

Один из зрителей умиротворяющее сказал ей:

— Бабуля, вас просят не мешать. Чемерисова возмутилась:

— Какая я тебе еще бабуля?! Вы посмотрите на него, внук выискался! Да мне еще далеко до бабули!

Елина снова стучит по столу карандашом:

— Гражданка, гражданка, прекратите, пожалуйста, разговоры! Прошу Вас!..

— Хорошо, хорошо, товарищ начальница, — поднялась Чемерисова. — У меня вопрос. Скажите, если он, — указала на Ивакина, — защитит свой смех, алиментов он будет платить больше?

Зрители и артисты заразительно и дружно засмеялись.

— Кто лишен этики, тот лишен и чувства юмора, — сказал Ивакин.

— Да, с юмором у бабули неважно… — определил один из зрителей. Чемерисова обернулась и гневно ему:

— Да, если хотите, юмора у меня хватит на двоих таких, как вы!..

Чемерисова неожиданно рассмеялась, вышла из ряда, где сидела, поклонилась зрителям и те, поняв, что все это разыграно, дружно зааплодировали. Приветствовали ее и коллеги, когда она подошла к ним.

Ивакин продолжил:

— Вот вам один из примеров определения комического, о котором я говорил… Томас Гоббс и Стендаль смешное определяют из внезапно возникающего чувства превосходства и удовлетворения. К ним примыкает Карл Юберхорст. Он сочетает объективизм Аристотеля с психологизмом Гоббса…

Грачева, держа перед собой блокнот, писклявым голосом говорит Ивакину:

— Здравствуйте. Вы производитель работ по реконструкции театра?

— Здравствуйте, я Вас слушаю, — ответил ей диссертант.

— Я, извините, из треста… Простите, как Ваша фамилия?

— Ивакин моя фамилия. Слушаю Вас?

— Для доклада начальству мне необходимы следующие сведения.

— Именно? Какие?

Грачева заглянула в блокнот, поискала там нужное:

— Так… Минуточку… Графа первая… — помолчав немного, спросила: — сколько в театре бельэтажей?

— Один.

— Ясненько. Сколько в том числе деревянных, каменных, железобетонных и железных? — отметила что-то в блокноте.

— В театре один бельэтаж, деревянный.

— И больше никаких нет? — смотрит на Ивакина недоверчиво.

— Раз — один, других, выходит, не имеется!.. — с заметной ноткой раздражения выпалил Ивакин.

— Ясненько, — невозмутимо прописклявила Грачева. — В каком они состоянии?

— В аварийном! — повысил голос диссертант.

— Все? Или один какой-то?

Ивакин поднял глаза к небу и голосом измученного человека громко прошептал:

— В театре всего-навсего один бельэтаж, старый-престарый.

— Ясненько-понятненько… — И после нудного смотрения в блокнот, спросила: — Какие требуются материалы для ремонта, в каком примерно количестве, в отдельности для деревянного, каменного, железобетонного и железного бельэтажей, товарищ Ивакин?

Ивакин взорвался:

— В театре один бельэтаж! Деревянный! Старый! Аварийный! Ремонтировать нельзя. Весь прогнил! Надо разбирать и строить новый. Товарищ!

Грачева делает отметки в блокноте и невозмутимо после небольшой паузы:

— Ясненько-понятненько… Теперь скажите, на сколько они мест?

— На восемьдесят два места… — отступил от Грачевой Ивакин.

— Один или все? — сделала шаг за ним. Ивакин закричал исступленно:

— В театре один бельэтаж! Других нет! И никогда не было! Грачева снова свое:

— Ясненько-понятненько… — Помолчала, сделав отметку и промолвила: — До свидания.

Ивакин возвращается к своей защите, после того, как присутствующие перестали смеяться.

— Концепциям Аристотеля и Гоббса близка теория деградации, созданная английским психологом Александром Бейном. Комическое, по его мнению, — это когда нечто возвышенное серьезное деградирует до степени низкого и ничтожного. Этой же теории придерживается и Альфред Стерн. Разъясняя смех, как психологическое явление, Стерн разделяет мнение Герберта Спенсера, утверждающего, что в момент смеха освобождается избыток нервной энергии.