Подходит конец сумасшедшей стези…Был выдох намного протяжнее вдоха.Смотрю за окно – ковыляет эпохаС потертой сумой по колено в грязи.А как на заре громыхала в литавры,Прошита сквозною вселенской тоской,И – с саблями к солнцу! – орали кентаврыВ степях,Отзывалось за Леной-рекой!И вся, перекрытая гулом и гамом,Страна хохотала на злом вираже.С ворьем подружилась, поладила с хамом…Смотрю за окно – подыхает уже…
«Тот – про любовь…»
Тот – про любовь.А тот про хлеб.Читаю, но вижу.Слеп.А
здесь прочту строку.Одну.И сразу вижу всю страну.
«Шелковичный червяк, запечатанный в кокон…»
Шелковичный червяк, запечатанный в кокон…Раскручу эту жизнь, и слеплю из неёНа гончарном кругу с лебединым высокимТонким горлом, кувшин.С удивительным соком!Отхлебну через край и познаю её.Что здесь больше – печального, горького, злого?Привкус мёда иль запахи тлена найду?Что мне нужно для счастья, какая основа?..Но замешана глина для круга иного —Я леплю саманы, и на солнце кладу.Я шагаю по кругу. Летает полова.Для основы солома едва ли годна,И кружится над степью и падает слово,И сжимает круги, и взвивается снова,И от слова душа, как от браги, хмельна.А уже за рекой в поле вызрели травы!..И на круге вокзальном стоит суета.И гудок паровоза тягучей отравойВходит в жизнь, и уже за мостом-переправойРазмыкается круг и стальная верста,Словно лестница в небо, ложится под ноги…Вот и кончилась юность, и пыль улеглась!Я леплю эту жизнь, подбиваю итоги…И пестреет судьба.И звенят вдоль дорогиРодники, от которых испробую всласть.
«Ощущая, что детство уходит навек…»
Ощущая, что детство уходит навек,Понимая, что старость черна и беззуба,Я за ласточкой в небо поднялся из сруба,И увидел простор, и рискнул на побег.Помню – ночь серебром заливала просторы,И немые курганы татарской ордойЗалегли у костров, отраженных водой,И смотрели на запад, и прятали взоры.Только мне удалось подсмотреть в их глазахТягу к долгим кочевьям и жажду погони…О, веселая жизнь на скрипучих возах!Здесь рифмуется то, что мне нравится.Кони!Но мне рифма еще неизвестна на вкус.Я кружусь в разноцветном кочевничьем стане,И слова, что рождаются в створе гортани,Зелены, зелены.И змеиный укусТой, жестокой, которая Музой зовется,Поджидает меня где-то там, за холмом,Но еще я об этом – ни духом, ни сном…Только сердце замрет и тревожно забьется.
«Шелка шуршат ненужною обузой…»
Шелка шуршат ненужною обузой…И освещает лампа круг и миг,Где я стою, как зверь, с гипотенузойИз первой четверти декартовых прямых.…Отличный угол!Тангенс – единица…Луна блудливо шарит за окномВ сто тысяч глаз.Ее ли нам стыдиться!Бокал налит и пенится вином!Звенящая бунтующая влага,Взрывающая в жилах кровь мою!В любви, как и в бою, нужна отвага,И я клинок отважно достаю,Чтобы тебя, привыкшую молчать,Красивую, бегущую по кромке,Достать губами и сорвать постромки,И научить кричать.
«Нас разведут, как разводят мосты…»
Нас разведут, как разводят мосты.Кони вот так же встают над обрывом.Черная пропасть и холод по гривам…О, как надежен запас высоты!Жилы немеют… Хватило бы волиНе передернуть поводья узды.Если и впрямь – как разводят мосты,Я не смогу и не вынесу болиЭтой разлуки…
«Тайным тленьем охваченный…»
Тайным тленьем охваченныйЗатихающий сад.Солнца мяч перекаченныйПодан в аут, в закат.На колодезном воротеБьет
синица крылом.Жизнь хорошая в городе…И большак за селомПеремолотый шинамиПухнет грязью, ползет.Кто вывозит машинами,Кто в тележке везет.И не больно, не горько мне,И душа взаперти…Где ж вы там, за пригорками,Проливные дожди?
У Понта Аксинского
Ночь тихо входит в сумерки. Углом.Индийский чай, на удивленье, скверный.В окне напротив, прямо за таверной,Торгует грек каким-то барахлом.Уже темно. Зачем он там торчит?Навряд ли это что-то кто-то купит,А впрочем… если здорово уступит…И грек ключами по столу бренчит.Я вижу всё. Стекло мешает слуху.Официант за стойкой (ё-моё!)Бьет полотенцем муху-цокотухуИ деньги забирает у нее.И в тот же миг за лентою прямоюПричала, в свете ламп из янтаря,Какой-то швед с надраенной кормоюТрубит и выбирает якоря.
На Литейном мосту
…А потом подступают печаль и бессилье…Колокольною медью гудит пустота,И ломается мост, и растут у мостаКрылья…И такси завизжит, на подвески припав,Подвергая сомнению формулу Гука,И водитель в сердцах прохрипит: «вот же, сука…»И помчит к Володарскому, фары задрав,Потому что ему нужно только на юг,Потому что его ожидают на юге,Потому что «фрегат на крови», как утюг,Рвет тяжелую цепь, посинев от натуги.А Невы простыня собрала в буруныЧерно-белые свитки до края вселенной.И горластые чайки сливаются с пеной,Ударяя крылами о гребни волны…
«Тронул звук, не подумав…»
Тронул звук, не подумав…Не примерив, решил…Ни крыла, ни котурнов —Семь натянутых жил.Неизвестно – откуда,Сам не знаю – куда.Непонятное чудо,Ни добра, ни вреда.Будоражу округу.Ни душе, ни уму.Ни врагу и ни другу,Ни себе самому.
«Рассвет – и петухи охрипли…»
Рассвет – и петухи охрипли.Роса – и выгнулась трава.Глаза соскучились по рифме,И в строчки строятся слова.Да будь ты светел, день грядущий,Да обойдет меня беда,Да будь удачлив ты, идущийКуда-то далеко туда…
«Когда-нибудь вернусь. Все возвращаются…»
Когда-нибудь вернусь. Все возвращаются.Не в этом ли и радость, и печаль.Даль увлечет, но и обманет даль…Центр тяжести плывет, перемещается,И ось болит, и стонут позвонки,И не принять, и не подать руки…Скупой ночник. В окно сентябрь стучится.Стекают капли яда по стеклу,И время – невидимкою – в углу,И воздух нежилой сквозь щель сочитсяПод колыханье легкое гардинУже ненужной вестью запоздалой.И ни одной звезды, ни самой малой.Вселенная пуста, и ты – один…
«Удивительно как грустно…»
Удивительно как грустно.Удивительно как плохо.Ты ушла, и стало пусто.Ни улыбки и ни вздоха,Ни намека, ни укора…Ночь сошла. Уже светает…Не хватает разговора,Щебетанья не хватает.Вот сижу и вспоминаю.Дождь стучит в окно.Не слышу.Всё решаю и решаю,А решенья нет.Не вижу.
Сосна
Закрученная в три узла,Она над пропастью рослаПо сантиметру, осторожно,И наклонялась всё сильней…И песнь скрипучая корнейБыла мучительно тревожна.