Перерезала путь лосю.К шее бросилась. Кровь нашла.И сцедила по капле всю.Печень выела и ушла.А потом привела волчат.Пятерых. На кривых стопах.И смотрела как те, урча,Погружались в лосиный пах.С ними рядом легла. Струна!К солнцу вывернула сосок.И сочилась в оскал слюнаМежду лап на сухой песок.Возбужденные злой игрой(С мертвым было легко играть!)Звери грызлись промеж собойИ сосали волчицу-мать.И, вдыхая в себя теплоМатеринского молока,Из себя выдыхали зло,Что течет из веков в века.На волчицу кося зрачки,Проминая живот до дна,Ей прикусывали соскиИ
не вздрагивала она.
«Родится звук…»
1.
Родится звук.За речкой.На лугу…Вначале робкий, тоненький, несмелый,Потом ворвется в дом и, что ни делай,Закружится, как в замкнутом кругу…Как будто я без звука не могу.
2.
А я без звука не могу!Он в дом войдет и яСмеюсь, и плачу, и бегуПо кромке бытия.
«Утром встану теплый сонный…»
Утром встану теплый сонный…Небо синее бездонно!Солнца луч – сквозь кроны сосен.С кленов – листья.Значит, осень.Отыщу в сенях топор,Выйду во широкий двор,И под запах пала, тленаЗагоню топор в полено,И услышу:Подо мнойКолыхнется шар земной!
«Ну и пусть…»
Ну и пусть.Мне не больно ничуть…Да, согласен, конечно, не лучший,И живу, не надеясь на случай,И нелегок мной выбранный путь.На извилинах троп и дорогОшибаюсь, да так – разбиваюсь,Но себя оправдать не пытаюсьИ наград не ищу, видит Бог.Потому не вини. Ни к чему.Я и сам не умею ответить:То ли это – из ночи к рассвету,То ли это – из света во тьму.
«Осень клены опалила…»
Осень клены опалила,Птичьи гнезда оголила,И прозрачен, и встревожен,Лес туманами стреножен,Переломан, перекрученИ дождем подвязан к тучам.…Горизонт в далекой дымке,Солнце в шапке-невидимке…И всё утро белобокоПтица мается, сорока.Над калиновым кустомСиней шпагою-хвостомПотрясая, говорит:– Вот что рыжая творит…И, вращая черным оком,Между веток скоком-бокомВяжет петли, а самаЗорко зырит на дома,На колодец, на меня,На чубарого коня.
Токсово
Осень – рыжие брови.Резкий ветер с дождями…Белый мрамор надгробийУкрываем ветвями.Будь спокоен, убитый,Нами в землю зарытый,Поминаемый нами…Защищают ли камниОт недоброго слова,От колючего снега,От наветов худогоОкаянного века?..
Сон
А мне однажды чудный сон приснится:Спасая жизнь свою от коршунья,Я малой птицей – желтою синицей —Вернусь в свои родимые края.На тополь сяду около окошкаИ сквозь стекло увижу на полуСибирскую, как шар пушистый, кошку,И печь, и грубу, и кровать в углу…Увидят птицу и поставят клетку,И я, желая в доме побывать,Немедленно свою покину веткуИ в клетку залечу, и стану ждать.И мальчуган (не я ли?) засмеется,Внесет меня в родительский мой дом,И удивится:«Надо же, не бьется…»…И на свободу выпустит потом…И я проснусь. И мне не разобраться:К чему во сне всё та же боль моя?Я разучился в жизни улыбаться,Но помню, как смеялся в детстве я.
«Остались утки на зиму в Неве…»
Остались утки на зиму в Неве.Ни капли солнца и ни крошки хлеба —Свинцовое изорванное небо,Гранит, мосты и пена на волне.Покинутые слабым вожаком,Продрогшие, они не понимали,Что не для них ударит первый гром,И не для них дожди прольются в мае.Пугал прохожих необычный вид.Прохожие качали головами.И только дядя Костя, инвалид,Ругал тех уток всякими словами.Он
на протезе двигался с трудом,И в январе – три первые недели —Он белый хлеб носил к Неве в портфеле…А вскоре вся Нева покрылась льдом.
«Нет, нет, ты трижды не права!..»
Нет, нет, ты трижды не права!Мое спасенье не в везеньи,Мое спасение в уменьиИскать и сопрягать слова,И, не щадя свое перо,Их новым наделять значеньем…Когда ж, поставив на ребро,Почти предчувствуя свеченье,Я в слове зрю иную стать,То, губ упрямых нить живуюЗажав как рану ножевую,Я знаю, что спасен опять.
«Писать стихи нужна не только смелость…»
Писать стихи нужна не только смелость…Сам посуди – из глубины вековЗемля моя летела и вертелась,Рифмованная сотней языков.Поэты рифмовали и историки,И рифмовали даже те, которыеСредь рифм плутали, как в туманной мгле.Неужто это нужно ей, земле?Ей нужно это!Рви свой ворот узкий,Ищи в словах иную высоту!Без рифм Земля, не выдержав нагрузки,Расколется однажды на лету.Но столько обо всём уже написано,Что прочитать – ясна любая истина:Вот это – зло, а это есть – добро.Но если так – как подниму перо!О чем запеть, коль обо всем пропето?О чем писать, коль всё уже старо?А не писать – расколется планета.Но если так – как опущу перо!
«Толпа колышется, как море…»
Толпа колышется, как море.И, словно под лопатку нож,В толпе – она.Такое горе!Коснись и пальцы обожжешь.И прикоснусь…И может статься —Что в наказание за тоМои обугленные пальцыУже не вылечит никто.
Бытовое
Дождь падает на тротуары,О подоконники стучит.Душа притихла как в угаре,И онемела, и молчит.И неподвижны и нелепыЛарьки пивные на углуСтоят, напоминая склепы,В толпе, желающей во мглу.Там синие до глянца лица,И кажется, что в мире томМгновенье не летит, а длится,И всё – такая заграница,Что страшно указать перстом.Они стоят как на приколе.И слышно даже за стекломКак пахнет горьким алкоголемВ дожде осеннем обложном.И знаю я, что к ночи глубже,Как только станет вечер слеп,Они уйдут, оставив души,Стоящими у входа в склеп.
«Я каждого, любя как брата…»
Я каждого, любя как брата,Готов обнять рукой своей…Я не стрелял из автоматаВ скрещенье рыженьких бровей.Я не висел над пустотою,Меня не обожгла броня.Война прошла за той чертою,Где еще не было меня.Я про нее узнал подростком.В краю степей и тополейОна прошла и отголоскомОсталась в памяти моей.Да, мне досталось мало хлеба,Я помню горечь лебеды,Но надо мной сияло небоБез черных признаков беды.Алтай! Алтай!.. Какое слово!Не отрекусь, не отрекусь!Случится час – умру, но снова,Воскреснув, я сюда вернусь.Под это небо, к этим хатам,К садам, упавшим на село,Где каждого люблю, как брата,Где детство трудное прошло.Вернусь, как будто из погони,Зови меня, иль не зови,И принесу в своих ладоняхСлова признанья и любви.
«Не хочу я тебя разгадывать…»
Не хочу я тебя разгадывать,Я и рад бы – да не могу.Ты пришла, чтобы жить и радовать,И вращаться в моем кругу.В вихре танца витиеватогоНапряжение сил и мук…Помоги же мне разорвать его,Этот замкнутый чертов круг.Здесь не радости, только горести,Здесь запутаны тропы все,Здесь кружусь я в напрасных поискахБелкой пленною в колесе.Здесь в ладонях моих натруженныхМягко рвется событий нить,Здесь под небом, грозой контуженном,Негде голову преклонить.