Осуждённые грешники
Шрифт:
Что за...
Мой взгляд падает на книгу, лежащую на центральной консоли. Рафаэль раскрывает ее, вырывает страницу и вытирает ею рот.
Я таращусь на зазубренный край.
— Что…
— Да?
— Это книга.
— Я это осознаю, Пенелопа, — он сминает страницу в кулаке и бросает ее в пакет с едой. Когда я продолжаю сидеть в недоумении, он небрежно пожимает плечами и отправляет в рот кусочек картошки фри целиком.
— В любом случае, не похоже, что ты собираешься ее возвращать.
Я
— Откуда ты это знаешь?
— На корешке написано Собственность публичной библиотеки Атлантик-Сити.
А, точно.
— И вообще, зачем ты читаешь это дерьмо? Хочешь получить работу в сфере IT?
— Не думаю.
— Не думаешь?
Не знаю, почему я предпочитаю правду саркастическому ответу, ведь неандертальцы, которые так относятся к книгам, не заслуживают честности.
— Я играю в эту... игру.
Его смех грубоват.
— Ну конечно же играешь.
— Я захожу в библиотеку, закрываю глаза и выбираю наугад книгу для чайников, — продолжаю я, не обращая на него внимания. — Что бы я ни выбрала, я говорю себе, что должна это прочитать.
— Почему?
— Потому что, как я тебе уже говорила, я пытаюсь быть добропорядочной, — говорю я, и в моем тоне слышится раздражение. Под его горячим любопытным взглядом я разглаживаю свой топ и делаю глубокий вдох. — Я пытаюсь найти то, что мне интересно. Что-то, на чем я могу сделать карьеру, — я искоса смотрю на него. — Я же не хочу работать на тебя всю оставшуюся жизнь, не так ли?
У него на языке закипает веселье, он сжимает губы в попытке подавить его. Когда он откусывает еще кусочек от своего бургера, я снова вспыхиваю от жара.
— Что заставляет тебя думать, что ты найдешь свою карьеру в книге для чайников?
— По большей части, я выдаю желаемое за действительное, — признаю я. — Я пробовала другие работы, но, похоже, ничего не клеится.
— Например?
— Ну, я работала в автосалоне, продавцом в торговом центре, стриптизершей, секретаршей...
Мои слова обрываются, когда предплечье Рафаэля напрягается.
— Стриптизершей.
Его тон спокоен. Слишком спокойный, чтобы чувствовать себя комфортно. Всего одно слово, четыре слога, но оно проникает сквозь мою кожу и кристаллизует мою кровь. Почти невозможно изобразить безразличие, когда я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его, но это не мешает мне попытаться.
— Да.
Темнота, бушующая в его глазах, нервирующая.
— Ты была стриптизершей.
На этот раз мне удается только кивнуть.
Крошечная искорка чего-то нервирующего мелькает в его взгляде. Он скребет зубами по нижней губе, бросая взгляд на крышу своей машины.
Когда его глаза опускаются к моим, они чернее, чем нефтяное пятно, и такие же опасные.
— У тебя хорошо получалось? — напряженно спрашивает он.
Я вызывающе выпячиваю челюсть.
— Да.
Он мрачно выдыхает. Откинувшись на спинку своего огромного сиденья, он поглаживает подбородок и медленным, всевидящим взглядом пробегает по моим бедрам и груди. К тому моменту, когда он останавливается на моем лице, все мои нервные окончания горят, а легкие не справляются
с напряженным дыханием.— Так покажи мне.
Глава двадцать вторая
Я моргаю.
— Что?
— Так покажи мне, — повторяет он без всякого выражения.
По мне пробегает холодок. Несмотря на то, что черты его лица полностью лишены юмора, он не может быть серьезным. Он хочет, чтобы я станцевала стриптиз для него?
Это ещё одна игра. Точно такая же, как в та, в которой он загнал меня в телефонную будку своим силуэтом, похожим на затмение, и шелковыми угрозами, эта игра направлена на то, чтобы заставить меня вертеться, как уж на сковороде. Сглотнув комок в горле, я выпрямляю спину и бросаю на него свой лучший взгляд безразличия.
— Ты ешь.
Он опускает стекло на дюйм и выбрасывает бургер на улицу.
Я сглатываю.
— Здесь?
Он кивает.
— Здесь нет места.
Не говоря ни слова, он наклоняется к своему сиденью, и оно с жужжанием отъезжает назад, создавая большое пространство между его коленями и рулевым колесом. Достаточно большое, чтобы я могла засунуть туда свою задницу. Я прерывисто выдыхаю, бабочки порхают у меня в животе. Чёрт, как бы я хотела, чтобы мужчины мафии ездили на Смартах или Мини Куперах.
— Это будет тебе дорого стоить.
И снова он ничего не говорит, только пристально смотрит на меня. Его рука скользит в карман двери, и затем пачка банкнот с глухим стуком падает на мою картошку фри. Я смотрю на стопку стодолларовых купюр, перетянутых резинкой. Господи, да там не меньше тысячи баксов, гораздо больше, чем я когда-либо мечтала заработать за ночь, тем более за один танец.
Но это будет не просто танец для какого-нибудь мужчины.
Стиснув зубы, я расправляю плечи и встречаюсь с ним взглядом.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
Жужжит обогреватель. По радио Wham!44 напевает что-то про прошлое Рождество. Я провожу потными ладонями по пиджаку Рафаэля и пытаюсь не упасть в обморок.
Дождь барабанит по стеклу сильнее, чем когда-либо, но я уверена, что мое сердце бьется громче. Каждый толчок внутри грудной клетки, подобно звуковому удару, прокатывается по моей нервной системе и вызывает пульсацию в моем клиторе.
Я скорее вырежу себе глаза, чем проиграю игру Рафаэлю Висконти, так что, похоже, у меня нет другого выбора, кроме как разоблачить его блеф.
— Хорошо, — мое признание срывается с моих губ и расцветает в воздухе между нами. Щелчок отстегивающегося ремня безопасности напоминает мне, что назад дороги уже нет, если только Рафаэль не признает, что пошутил. Но что-то в его напряжении подсказывает мне, что этого не произойдет. — Но никаких прикосновений.
Когда я бросаю свою еду и его пиджак на заднее сиденье и приподнимаюсь, я замечаю, как его большие руки сжимаются в кулаки на бедрах.
— Я знаю, как устроены танцы на коленях, Пенелопа.