Осуждённые грешники

— Келли, — говорит Раф слишком спокойно.

— Тебе повезло, как и ирландцам, — бормочет Келли, не обращая внимания на то, как Рафаэль произносит его имя в завуалированном предупреждении. — В тебе есть хоть капля ирландского, милая?

— Нет.

— А ты бы хотела, чтобы в тебе было что-то ирландское?

Рафаэль вскакивает, но я быстрее, наклоняюсь и шиплю Келли в лицо.

— Если ты прямо сейчас не уберешь от меня руку, я её укушу.

Он смотрит на меня долгие, неловкие секунды. Где-то в комнате тикают часы. Пристальный взгляд Рафаэля обжигает мне лицо. Анджело прочищает горло.

В конце концов, с самодовольной улыбкой, расползающейся по его тонким губам, он отпускает меня.

Но не без напутственного слова. Я знаю, что оно предназначено только для моих ушей.

— Я знал, что это была ты.

Я моргаю, и тут меня охватывает ужас. Ленивый, просачивающийся в мои вены, горячий и липкий, сковывающий мои конечности. Скапливающийся в груди, замедляющий пульс, заполняющий легкие.

Я знал, что это была ты.

Оцепенев, я встаю во весь рост и смотрю на Рафаэля. Он держится спокойно, но его глаза смотрят на меня, кипя от нескрываемой ярости. Откинувшись в кресле, Анджело говорит что-то на отрывистом итальянском, и Рафаэль, медленно покачивая головой, неохотно опускается на свое место.

Я пробираюсь к бару, проплывая сквозь слова, наполненные высокомерием и весельем.

— Я пошутил, — слышу я за спиной. — Но как насчет того, чтобы мы немного повысили ставки...

Я захлопываю дверь ногой и прижимаюсь к ней спиной. Рори нигде не видно, но на другой стороне бара Дэн перестает крутить тряпку в стакане и поднимает на меня бровь.

— Келли действительно так плох?

Когда я качаю головой, в ней звучат слова: я знал, что это была ты. Я не узнаю его, но даже в его поганом состоянии мне показалось, что он узнал меня.

Если только мне это не показалось? Он сказал это так тихо, так невнятно, что мог бы сказать все, что угодно. Но есть одно неприятное наблюдение, от которого невозможно отмахнуться.

Он ирландец.

Мартин О'Хара — ирландец.

Нет. Это было бы ужасно неудачливо с моей стороны. Не так ли?

Нервы ломают тело, как товарный поезд, я киваю и соглашаюсь во всех нужных местах, пока Дэн угощает меня фирменным коктейлем недели — мартини с маракуйей — и рассказывает о закусках в корабельной столовой: бейглах с лососем и сливочным сыром.

Мне было начхать на коктейли или еду, и мои щеки болели от того, что я пыталась изобразить фальшивую улыбку.

Когда за барной стойкой звонит телефон, я выпрыгиваю из кожи.

— Да? — я дышу в трубку.

Голос Рафаэля звучит ровно и мрачно.

— Скажи Дэну, чтобы принес воды, без льда, — он делает паузу. — Пенелопа? — я крепче сжимаю трубку, мои плечи напрягаются в ожидании последствий. — Дэн. Не ты.

Он вешает трубку.

— Это был босс? — спрашивает Дэн, слишком бодрым тоном для моего измождённого состояния.

Я киваю, хватаю стакан и наполняю его водой. Почему Дэн? Почему не я? Господи, у меня слюнки текут от нетерпения.

Может быть, я действительно узнаю его, просто не разглядела как следует?

Есть только один способ выяснить это.

Я ставлю стакан с водой на поднос и топаю в панорамную комнату отдыха. Теперь в воздухе витает не дым сигар и не беззаботное соперничество, а что-то другое. Мой взгляд скользит по затылку Келли, по каменному выражению лица Анджело, затем останавливается на Рафаэле. Его глаза пылают холодной зеленой яростью, которая наводит на мысль, что я по уши в дерьме из-за неподчинения его просьбе, но прямо сейчас мне, блядь, все равно. Я ставлю стакан на стол со стороны Келли и вглядываюсь в его профиль.

Нет, я определенно не узнаю его.

Он поворачивает голову и одаривает меня самодовольной улыбкой.

— Не хочешь ли сдать карты, принцесса?

Я моргаю и перевожу взгляд на карты перед ним. Он разыгрывает последнюю раздачу в игре, на столе лежит стопка сброшенных карт, и в колоде осталась только одна карта.

Я не знаю, почему это слетает у меня с языка. Может быть, потому, что я хочу, чтобы он смотрел на меня подольше, чтобы я могла по-настоящему изучить его лицо и понять, узнаю ли я его. Или, может быть, это потому, что я чертова идиотка.

— Зависит от того, играешь ли ты тузом как старшей или младшей картой, — шепчу я.

Проходит мучительная секунда.

Рафаэль потирает переносицу. Анджело медленно выдыхает. И звонкий смешок Келли эхом отдается в моей груди.

— Сдавай.

Бросив осторожный взгляд на Рафаэля, Анджело вытаскивает последнюю карту из колоды и бросает ее на стол.

Туз пик.

Здесь так тихо, что я слышу тиканье часов Breitling Рафаэля на моем запястье. По ту сторону двери слышно жужжание блендера. Как Дэн может готовить мартини с маракуйей в такое время?

Я смотрю на Рафаэля в поисках ответа, что глупо, потому что я даже не знаю вопроса. Опустив голову, он медленно поднимает свой взгляд на меня, и мне не нравится то, что я в нем вижу.

Его взгляд мягкий. Это противоречит удушающему напряжению, давящему на четыре стены комнаты. Когда он опускается к кулону на моей шее, в нем появляется решимость.

— Пенелопа.

— Да? — шепчу я в ответ.

— Скажи мне, какая сегодня погода.

Я моргаю. Воздух был такой густой, что даже если бы у меня был обсидиановый нож, я бы не смогла разрезать его, а он беспокоится о погоде?

— Что?

Словно пытаясь передать что-то успокаивающее своим взглядом, он кивает на французские двери позади меня.

— Выгляни в окно и скажи мне, какая сейчас погода.

После секундного замешательства я делаю, как мне говорят. Неуклюжей походкой я подхожу к стеклу и прижимаю потную ладонь к его холодной поверхности.

Я сглатываю.

— Ну, э-э... Пасмурно, но я не думаю, что будет...

Мой прогноз обрывается на полуслове звуком, который я узнала бы где угодно. Этот звук я слышала раньше, дважды, когда он унес жизни обоих моих родителей-бездельников.

Бах.

Звук выстрела отражается от стен и звенит у меня в ушах. Все останавливается — мои слова, время, пульс.

— Пенелопа? — я цепляюсь за спокойствие в голосе Рафаэля, как за спасательный круг. — Не оборачивайся. Просто открой дверь и прогуляйся.

Я следую этому спокойному голосу, дрожащими пальцами открывая дверь и выходя наружу.

Затем вдыхаю ледяной воздух и запрокидываю голову к небу.

Может быть, сегодня все-таки пойдет дождь.

Глава двадцать пятая