От альфы до омеги

Отчего ей так хотелось увидеть того Ликвидатора, из четырнадцатого года? Отчего ей вообще чего-то хотелось? Откуда взялось это желание и как возникло?

Она вспомнила как он держал ее голову на своих коленях в темной улочке после перезагрузки, как протянул руку, помогая спуститься из окна, выходящего к ботаническому саду, как хитро и насмешливо впервые на нее глянул, когда она стояла в шеренге других омег…

Ирис не умела чувствовать, и в этом она не сомневалась, но что у нее было, так это память. Эти несколько дней за стенами Центра она запомнила хорошо, словно эти впечатления были в ее жизни первыми. Они отпечатались в ее процессоре глубоко и тяжело, заняли куда больше пространства чем, наверное, следовало, и теперь снова и снова вставали перед ее глазами.

Сальватор своими улучшениями ее все-таки сломал: она так и не станет настоящей омегой. Даже если дойдет до десятки, научится изображать человека без единой ошибки, она не будет ни человеком, ни омегой. Сальватор лишил ее машинной простоты и логики. С зеркальными нейронами она всегда будет слышать чужие чувства, и выполнять положенные омегам задачи с такими помехами она не сможет — да и кто ей теперь эти задачи поставит? В ней нет положенной омегам нейтральности — она уже не то невозмутимое и безразличное к тревогам высшее существо, которым ее проектировали. Но нет в ней и настоящей человечности — ведь ее создали искусственно.

Иола снизилась, зависая над площадкой, и тихо опустилась на землю. Тео широким, почти театральным жестом заглушил моторы.

Здесь, высоко над Алым Заливом, ветер завывал не на шутку. Он скрипел и свистел, вихрями закручиваясь в откинутом куполе, забивался под ноги в кабину и бросал в лицо Гайе пряди. Одно мгновение все колебались, молча вслушиваясь в свист порывов, а потом Тео, заулюлюкав, выскочил наружу, подхватил Гайю, а за ними на камни сполз и Тит. Ирис спрыгнула последней.

Колонны, будто под один рост срезанные ножом, образовали гигантскую площадку, выложенную шестигранными пластинами. Одни были поуже и помельче, другие — крупнее, и на них можно было встать вчетвером, но чаще всего попадались одинаковые, будто бы вырезанные машинами по одним и тем же лекалам. Ирис ступала по гладким, отполированным природой шестигранникам, и краем глаза смотрела за Тео. Они с Гайей наперегонки бросились к краю скалы. Тит, побледневший от страха, встал как вкопанный в трех шагах от Иолы, крутил головой и нет-нет, да поглядывал на Ирис, словно ждал от нее приказаний. Она в его сторону не глядела.

— Надо поговорить, — сказала Ирис в спину Тео.

Стена из колонн уходила в Залив отвесно и решительно: врезалась в красноватую пенную волну. Солнце сверкало на гребнях волн, пахло солью, водорослями и мокрым камнем.

Он повернулся к ней неохотно, медленно. С его губ еще сходила улыбка, которая предназначалась Гайе. Она держала равновесие у самого края плит, балансируя над обрывом, а он хватал ее за руки.

— Ты же будешь Ликвидатором, верно? — спросила Ирис, напряженно хмуря брови.

Она старалась выглядеть серьезной, но Тео быстро отвернулся.

— Еще как буду, — пообещал он и схватил Гайю за другую руку. — Давай-ка не шути, — пожурил он подругу. — Тут еще с ночи роса, поскользнешься.

— А вот и нет, я ловкая, — поддразнила Гайя и вырвала запястье, но все-таки от края отступила.

— Дело важное, — попросила Ирис. — Я кое-что видела.

Тео притворно-тяжело вздохнул.

— Ну давай, выкладывай.

Он опустился на край скалы, свесил ноги и, любопытно вытянув шею, плюнул в Залив. Ветер исступленно рвал платье Гайи. Тео, смеясь глазами, смотрел за ней: она раскинула руки и крутилась в порывах, словно в танце.

— Я видела аномалию, — начала Ирис. Она присела рядом, поджав под себя колени. Смотреть на воду она избегала. Не боялась, конечно, но, если бы была человеком — могла бы. Так говорила система имитации.

— Анома-а-алию! — уважительно покивал Тео. Он все переглядывался с Гайей и улыбался.

Ирис вдруг представила, как хватает его за отвороты летной куртки, встряхивает что есть силы, встряхивает еще и еще — и тогда, быть может, он, наконец, смотрит на нее, а не на эту бестолковую красотку Гайю, на которую ему, в общем-то было наплевать — лишь бы нравиться.

— Особую аномалию, опасную. Она назвала себя мааджитом.

— Мааджитом... — протянул Тео.

— Я с ним говорила.

— Да еще и говорила!

— Ты слышишь или нет, Ликвидатор?

— Не-а.

Тео вдруг повернулся к ней и впервые посмотрел на нее в упор. Ирис перестала дышать.

Двадцать долгих лет — и он станет тем самым Ликвидатором, которым он должен стать. Страшное событие этого лета собьет с него всю спесь. Раз и навсегда вышибет из головы дурь. Отпугнет всех безмозглых девчонок. А он — он станет тем самым великим Ликвидатором, а на боках Иолы нарисуют — одну за другой — четырнадцать звездочек.

Глаза Ирис расширились.

— Забудь, — пробормотала она. — Неважно.

Еще во время полета она нашла в боковом кармане кабины бортовой журнал. Другие пилоты, предшественники Тео заполняли его уже много лет, с того момента, как собрали Иолу. И в этой книжице было полно свободного места. А еще там была ручка.

Ирис вскочила.

Тео уже потерял к ней интерес и снова уставился на свою Гайю — но лишь затем, чтобы убедиться в том, что смотрит и она. Уверенно и лихо он вскочил на ноги и побежал по влажным пластинам скалы.

— Наперегонки! — объявил он.

Гайя бросилась за ним, но Ирис уже не смотрела. Она бежала к Иоле.

— Что случилось? — встретил ее испуганным взглядом Тит. Он все еще переминался с ноги на ногу у летательного аппарата.

Ирис досадливо мотнула головой.

— Играют наперегонки. Беги же, а то водить тебе!

Тит проглотил наживку и смущенно обернулся. Ему обещали революцию, и, хотя он на нее не подписывался, отказываться от веселья было уже поздно.

— А ты? — спросил было он.

— А я сейчас, — пообещала Ирис, прыгая в кабину. — Беги же, я за тобой!

Тит волей-неволей отступил, а она судорожно перебирала страницы, сидя на коленях, и искала чистую. Ручка текла и писала плохо. От таких принадлежностей скоро откажутся, но Ирис умела не только печатать, но и, конечно, писать. Этому учили в Центре на всякий случай — как и любого ребенка в Эмпориуме — но пользоваться старыми инструментами не собирался уже никто. Вернее, никто так и не соберется в будущем. А сейчас ее случайный навык пока еще пригодится... Она неровно выхватила страничку из середины журнала и разгладила ее прямо на полу. Покрытие на дне кабины напоминало матовую, мягкую резину, и ручка на нем писала неуверенно, тут и там протыкая бумагу.

Не разрешай мааджиту брать хозяина, он уничтожит Эмпориум.

Разорвав листок, она продолжила писать на другом клочке:

Слева от моторного отсека.

Над последней запиской она на минуту задумалась, а потом очень медленно и аккуратно вывела формулу контроля над омегами, записанную на доске профессора Каракса.

Готовые записки она сложила вместе и подоткнула их пока что под ножку кресла. Потом выглянула наружу, увидела три фигуры далеко в скалах, и нырнула обратно. Теперь Ирис устроилась поудобнее, раскрыла бортовой журнал на первой странице и начала писать.