От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Гарриман жаловался Трумэну на Молотова: «Его реакция была уклончивой и предполагала, что он даст мне ответ завтра. Я сказал ему, что такой срок неприемлем и что мы желаем получить ответ сегодня вечером. После этого он согласился обсудить его со своим правительством и попытаться дать мне ответ сегодня вечером. Если я не получу от него известий в указанное время, я позвоню ему и буду держать вас в курсе событий».

В два часа ночи, посоветовавшись с «правительством», то есть со Сталиным, Молотов вновь пригласил послов в кабинет.

– Советское правительство, – сказал он, – готово присоединиться к американскому заявлению при условии, что в нем будет сказано о готовности союзных держав достичь соглашения о кандидатуре или кандидатурах представителей Союзного Верховного Главнокомандования, которым будут подчинены японский император и японское правительство.

В Кремле имели в виду предложить в дополнение к Макартуру кандидатуру Василевского. Гарриман не имел на сей счет никаких инструкций, но он прекрасно знал и полностью разделял твердый настрой Белого дома и военных на сохранение полного американского единоначалия в Японии. Поэтому его реакция была подчеркнуто раздраженной и непреклонной. Он буквально вскипел от возмущения:

– Советское правительство не может претендовать на право вето в этом вопросе. Что же касается главнокомандующего союзников, то им, несомненно, будет генерал Макартур. Советский Союз не может предъявлять таких претензий после всего лишь двух дней войны с Японией. Соединенные Штаты сковывали японские силы, не давая японцам возможности напасть на Советский Союз в самое тяжелое для него время.

Молотов не остался в долгу:

– Я считаю совершенно неуместными такие речи, господин Гарриман. Я мог бы в таком случае привести пример европейской войны, в которой Советский Союз вел борьбу один на один в течение трех лет.

Гарриману не пришло в голову и то, что на протяжении всех лет войны США с Японией миллионная армия микадо была скована у советской границы. Посол продолжал твердить о неприемлемости советских требований. «После очень жаркой перепалки», как докладывал о беседе сам Гарриман, Молотов все же настоял на передаче ответа правительству США.

Трумэн напишет: «Гарриман, конечно же, выражал нашу общую политику… Я твердо решил, что оккупация Японии не должна следовать по стопам нашего германского опыта. Я не хотел разделенного контроля или отдельных зон. Я не хотел давать русским никакой возможности вести себя так, как они вели себя в Германии и Австрии».

Но той же ночью Молотов еще раз обсудил со Сталиным разговор с американским послом, и они решили смягчить советскую позицию. Не успел Гарриман вернуться в посольство, как позвонил Павлов. Молотов готов устранить возникшее «недоразумение»: с самого начала Кремль имел в виду именно консультации по поводу назначения главнокомандующего, а не что-то иное.

– А где же упоминание об одной кандидатуре командующего, а не нескольких? – не унимался посол.

Молотов еще раз взял паузу, чтобы связаться со Сталиным. В итоге советская сторона – по телефону – отказалась от каких-либо возражений на текст американского проекта ответа японцам. Гарриман, тем не менее, не унимался и продолжал настаивать на письменном подтверждении достигнутой договоренности. Наутро он получил и его.

Окончательный вариант «совместного» ответа японцам был направлен из Вашингтона 11 декабря без дальнейших согласований с Москвой. Сталину и Молотову оставалось только смириться с этим фактом. Как и с последовавшим 12 августа назначением Макартура Верховным Главнокомандующим в Японии. Генерал Дин назовет эту ночную схватку «самой важной победой Гарримана в Москве». Если удар по союзническим отношениям можно назвать победой, то она, безусловно, была достигнута.

Американский ответ отправили в Токио через японское посольство в Швейцарии. Пока же американские бомбардировщики продолжили уничтожать японские города.

Ночная дипломатическая схватка лишний раз доказала советскому руководству, что, как и в Европе, добиваться достигнутых договоренностей, тем более джентльменских, придется исключительно на поле боя.

Наши войска стремительно продвигались вперед. «Передовые части Забайкальского фронта уже к 11 августа подошли к западным склонам Большого Хингана, а подвижные войска главной группировки преодолели его и вышли на Центрально-Маньчжурскую равнину. Форсирование Хинганского хребта явилось подвигом, не имевшим себе равных в современной войне», – справедливо замечал Василевский.

Крупные успехи в Маньчжурии позволили советскому командованию 11 августа начать наступление на Южном Сахалине. Операцию проводили войска 56-го стрелкового корпуса 16-й армии 2-го Дальневосточного фронта и Северная Тихоокеанская флотилия. Южный Сахалин обороняла входившая в состав 5-го фронта со штабом на острове Хоккайдо усиленная 88-я Карафутская пехотная дивизия, насчитывавшая 20 тысяч человек. Боевые действия на Сахалине начались прорывом мощного Котонского укрепленного района протяженностью 12 км по фронту и до 30 км в глубину. Советским войскам пришлось действовать в крайне сложной лесисто-болотистой местности, наступление велось вдоль единственной грунтовой дороги, которая связывала Северный Сахалин с Южным и проходила между каменистыми отрогами гор и заболоченной долиной реки Поронай.

Началась и мощная десантная операция на севере Корейского полуострова, о чем напишет адмирал Кузнецов: «Уже к 11 августа создалась благоприятная обстановка для высадки десантов в портах Юки (Унги – В.Н.) и Расин (Наджин – В.Н.), что и было сделано в течение двух дней, несмотря на плохую погоду. Захват этих портов позволил приступить к боям за Сейсин (Чхонджин – В.Н.). Для этого потребовались более крупные силы. В десант вошли 335-я стрелковая дивизия, 13-я бригада и 355-й батальон морской пехоты Тихоокеанского флота. Командиром высадки назначили капитана 1-го ранга А. Ф. Студеничникова, а десант возглавил командир бригады морской пехоты генерал-майор В. П. Трушин».

По мере наступления советских войск активизировались американо-китайские игры, призванные затруднить действия Москвы.

Высокую активность развивал Гарриман, пытавшийся вносить свой вклад в американскую военную стратегию в Японии. Накануне он направил Трумэну срочную телеграмму с рекомендациями, которые явно шли вразрез с ялтинскими соглашениями: «Генерал Маршалл и адмирал Кинг говорили мне в Потсдаме относительно высадки [американского десанта] в Корее и Дайрене в том случае, если японцы сдадутся до того, как советские войска оккупируют эти районы. Принимая во внимание поведение Сталина – он предъявляет завышенные требования Сун Цзывэню – я рекомендую осуществить эти высадки до принятия капитуляции японских войск – по крайней мере на Квантунском полуострове и в Корее. Я не считаю, что мы имеем какие-либо обязательства перед Советами в отношении любой зоны действий советских вооруженных сил. Генерал Дин согласен с этим». То есть Гарриман предлагал, чтобы Порт-Артур и Дальний оккупировали американские войска.

Начиналась хорошо знакомая по последним неделям войны в Европе «гонка» с целью упредить с занятием тех территорий, которые предназначались для действий советских войск. 11 августа Трумэн отдал приказ оккупировать порт Дальний после капитуляции Японии, «если к тому времени он еще не будет захвачен силами советского правительства». Эта директива президента, изданная еще до решения судьбы Дальнего в ходе советско-китайских переговоров и предусматривавшая, по сути, его захват независимо от их исхода, могла иметь следствием крайне серьезное столкновение между СССР и США. К счастью, американский десант проиграл в необъявленной «гонке за Дальний».