От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Пять часов стояли мы на трибуне Мавзолея, пока продолжалось спортивное представление. Никто из нас никогда не видел даже отдаленно похожего на это зрелище. Спортсмены-исполнители были одеты в яркие костюмы, и тысячи этих людей исполняли движения в едином ритме. Народные танцы, акробатические номера и гимнастические упражнения исполнялись с безупречной точностью и, очевидно, с огромнейшим энтузиазмом. Оркестр, как утверждали, состоял из тысячи музыкантов и непрерывно играл в течение всего пятичасового представления.

Генералиссимус не обнаруживал никаких признаков усталости. Наоборот, казалось, он наслаждался каждой минутой представления. Он пригласил меня встать рядом с ним, и с помощью переводчика мы разговаривали с перерывами в течение всего спортивного представления.

Сталин проявил большой интерес к промышленным, научным и экономическим достижениям Америки. Он несколько раз повторял, что для России и США важно оставаться друзьями.

– Имеется много направлений, – сказал он, – по которым мы нуждаемся в американской помощи. Наша огромная задача заключается в том, чтобы поднять уровень жизни русского народа, серьезно пострадавшего от войны. Мы должны узнать все о ваших научных достижениях в сельском хозяйстве. Мы должны также воспользоваться вашими специалистами, чтобы они помогли нам решить наши проблемы в области машиностроения и строительства. Мы знаем, что мы отстаем в этих вопросах, и знаем, что вы можете помочь нам.

Затем генералиссимус перевел разговор на тему о Контрольном совете и заметил, что эта работа важна не только в силу специфичности задач, но и потому, что она помогает выяснить, могут ли великие державы, победители в войне, продолжать успешно сотрудничать при решении проблем мирного времени».

Так они и остались стоять на фотографиях, которые были напечатаны на первых полосах всех советских газет, – Гарриман рядом с Молотовым по левую руку от Сталина, а Эйзенхауэр – по правую, рядом с Жуковым.

На Гарримана происшедшее произвело наиболее сильное впечатление. «Это было мучением… Мы были на ногах пять часов… мы слышали, что у Сталина тогда было неважно со здоровьем. Но он стоял, как скала», – напишет он в мемуарах.

После спортивного парада Жуков и Эйзенхауэр двинулись дальше по насыщенной программе визита.

А Молотов отправился на очередной раунд переговоров с Сун Цзывэнем. Продолжали утрясать детали договора. Сун позволил себе редкую откровенность, признавшись, в чем заключалась одна из причин неуступчивости китайской стороны: нежелание создавать прецедент каких-либо территориальных уступок в преддверии предстоявших переговоров о судьбе британских колоний на территории Китая. Это «необходимо для того, чтобы вести борьбу за возвращение Коулуна, а возможно, и Гонконга».

– Что будет записано в соглашениях с Советским Союзом, явится максимумом того, чего мы сможем добиться от англичан, – подтвердил Ван Шицзе.

Сун попросил организовать новую встречу со Сталиным.

Советский лидер в тот день получил послание от Трумэна: «В соответствии с посланием, датированным 11 августа, адресованным Соединенными Штатами Швейцарскому Правительству для передачи Японскому Правительству в ответ на ноту, полученную от Швейцарского Правительства 10 августа 1945 г., я предлагаю, чтобы генерал армии Дуглас Макартур был назначен Верховным командующим, представляющим союзные державы, для принятия, координации и проведения общей капитуляции японских вооруженных сил.

Если Вы уведомите меня о назначении офицера, который по Вашему желанию действовал бы в качестве Вашего представителя, то я дам указание генералу Макартуру провести необходимую подготовку для принятия Вашего представителя на месте и ко времени подписания капитуляции.

Предполагается также, что генерал Макартур даст японской императорской штаб-квартире указание о том, чтобы японские вооруженные силы в вашем районе операций безоговорочно капитулировали перед советским Главнокомандующим на Дальнем Востоке или его подчиненными командующими».

Сталин немедленно ответил: «Советское правительство согласно с Вашим предложением. Также согласно с предложенной Вами процедурой, предусматривающей, что генерал Макартур даст японской императорской штаб-квартире указание о безоговорочной капитуляции японских войск и перед советским Главнокомандующим на Дальнем Востоке. Представителем Советского военного главнокомандования назначен генерал-лейтенант Деревянко, которому и даны все необходимые инструкции».

Это было недвусмысленной демонстрацией недовольства американским руководством. Не захотели маршала Василевского, получите генерал-лейтенанта.

Трумэн тот воскресный день провел в ожидании японского ответа – в основном в своем кабинете, беседуя с Бирнсом и начальниками штабов. «Нас осаждали представители прессы и радио, и большие толпы людей собрались у Белого дома и в парке Лафайет. Сообщение, что японцы согласились, поступившее в начале вечера, оказалось ложным».

Президент был доволен, что назначение Макартура не встретило возражений со стороны не только Сталина, но также Чан Кайши и Эттли. Но Трумэна ни на минуту не оставляло беспокойство по поводу советских происков. Из Москвы его теперь подначивал и Поули, находившийся там на переговорах по вопросам репараций, призывая к решительным действиям на Дальнем Востоке.

«Выводы, к которым я пришел при обсуждении вопроса репараций и прочего (я повторяю – прочего) приводят меня к убеждению, что наши войска должны быстро занять как можно больше промышленных районов Кореи и Маньчжурии, начиная с южной оконечности и продвигаясь на север, – сообщал Поули. – Я предполагаю, что все это будет сделано без риска для жизни американцев после прекращения организованных военных действий и будет продолжаться до тех пор, пока между заинтересованными державами не будут достигнуты взаимоприемлемые соглашения в отношении репараций и территориальных прав или других уступок».

Растущее недовольство в Вашингтоне вызывала и активизация вооруженных сил компартии Китая. Посол Хёрли слал донесения в госдепартамент, где говорилось о переданном по радио приказе генерала Чжу Дэ, согласно которому «антияпонские вооруженные силы» в освобожденных районах могут на основании Потсдамской декларации выдвинуть ультиматум вражеским войскам или их штабам в ближайших городах, поселках и других населенных пунктах, приказав им сдать оружие. «Он также провозгласил, что его войска имеют право входить и занимать любой город, поселок или населенный пункт, занятый противником или его марионетками, осуществлять там военное руководство для поддержания порядка и назначать уполномоченных для ведения административных дел в данной местности».

Трумэн был в ярости: «Этот приказ явно представлял открытый вызов правительству Чан Кайши и противоречил Потсдамской декларации, определявшей правительства, которым предстояло сдаться». Вставала проблема: кому достанется японское оружие. Американцы стремились сделать все, чтобы оно не оказалось в руках компартии Китая.

«Если Соединенные Штаты и Организация Объединенных Наций позволят вооруженной воюющей политической партии в Китае принять капитуляцию японцев и захватить японское оружие, то тем самым будут созданы предпосылки для гражданской войны в Китае, – телеграфировал президенту Хёрли. – Я уже предлагал, чтобы условия капитуляции Японии включали обязательства передать все японское оружие в Китае, включая японское оружие, которое находится в руках японских солдат, оружие китайских марионеточных войск, поддерживающих Японию, и китайских партизанских организаций, сотрудничающих с Японией, национальному правительству Китая».