Отклонение от нормы, Или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные

– Давно пора, всё лень тебе было. Неужели это наш ребёнок? – повернулся он к маме, - та пожала плечами:

– То ластиться, то дерзит, то смеётся, то плачет…Это наступает страшный переходный возраст. Наше дитя выросло, папа.

Папа ушёл провожать Толика, а мы с Юркой стали укладываться спать на нижней кровати. Юрик бросил вниз свою подушку: наверху ему, видители, душно. К нам на кровать присела мама, погладила наши головы: -Смотрю, Юра окончательно переехал к Саше.

– Там душно, зимой туда переедем.

– Понятно, - засмеялась мама, - аргумент неотразимый. Что, Саша, обиделся?

– На мам не обижаются, тем более я сознательно напросился.

– Зачем?

– Хотелось подурачиться.

– Хорошо подурачился в углу?

– Это было восхитительно, Толик ухаживал за мной, мы даже разыграли Юрика, - тот обиженно засопел.

– У тебя правда голова болит?
– озабоченно спросила мама.

– Потрогай затылок, - приподнялся я. Мама нащупала шишку, я поморщился и зашипел от боли.

– Бедненький! – пожалела меня мама, а я ударила тебя по этой шишке и отправила в угол?

– Нет, в тот раз ты не попала по шишке, я и не знал, что она ещё так болит. Юрик, ты не посмотришь?

– Не посмотрю, я и так знаю, потому и сплю с тобой.

– Ну, мальчики, с вами не соскучишься, ладно, спите, – она поцеловала нас на ночь, и ушла.

– Полежав немного, я спросил братика:

– Юр, скажи, как ты это делаешь?
– Видишь ауру?

Юрик хихикнул: - Ты завяжи себе глаза и походи по незнакомой комнате, а потом, когда наткнёшься на человека, спроси у него, почему он не натыкается на мебель. Как думаешь, что он тебе скажет?

– Открой глаза?

– Угадал.

– А как мне открыть глаза?

– Помнишь кино «Вий»?

– Да.

– Что он просил?

– «Поднимите мне веки, не вижу».

– А зачем он это просил?

– Чтобы увидеть человека сквозь заколдованный круг.

– Вот видишь, если ты хочешь видеть, нужно попросить открыть тебе глаза.

– А кого попросить?

– Не знаю.

– А ты как?

– А я – так! – воскликнул Юрик и напал на меня. Я схватил его поперёк туловища, мы повернулись и с грохотом свалились на пол.

– О, господи, - донеслось до нас, - опять начинается.

Меня вгоняют в краску.

В школе у меня появились первые успехи, только с физкультурой так и не вышло. Я сходил в поликлинику ещё раз со своей шишкой, и мне предложили пока отказаться от бега и футбола, хотя бы на недельку. Теперь я болел, а Толик носился по полю.

Когда в школе меня пытались задеть моей гендерной неопределённостью, я со смехом обращал нападки в такую шутку, что шутник сам оказывался в дураках.

А почему бы мне не пошутить? Я был любим и сам любил, учителя были строги, но справедливы, я постепенно привыкал к своему статусу школьника, полностью отдавшись беззаботному детству.

Так прошло два дня.

За эти дни я пытался найти спортивную школу, где можно заниматься самбо, или другими видами борьбы.

Но везде нужна была справка медицинская, свидетельство о рождении, где написано, кем я родился. Всё это навевало на грустные размышления.

Вспомнил свою прежнюю жизнь в советский период, когда я пришёл в спортзал школы, где занимались самбо, тренер занёс меня в списки, и я начал отрабатывать сначала падения, затем меня начали швырять на маты. Напарник был другой весовой категории. Чуть мощнее и килограмм на тридцать тяжелее. Я тоже швырял его, когда он изображал манекен.

А разминались мы чудесно. Нам тренер бросал баскетбольный мяч, и начиналось дикое регби. Было только одно правило: трогать лишь владельца мяча, но, чтобы овладеть мячом, собиралась куча из всех игроков, меня заволакивали по матам до потолка и стаскивали на жёсткий пол, елозили по нему голыми локтями и коленями, не чувствуя боли, визжа от радости и восторга.

Затем швыряли друг - друга на маты, мяли в партере и выворачивали руки и ноги в силовых захватах. А потом я окончил школу, уехал поступать…

И жизнь моя покатилась по колдобинам и ровному шоссе.

Жалуюсь ли я на прошедшую жизнь? Зачем? Конечно, за что-то краснеешь, что-то хотелось бы вычеркнуть, но, в общем, жизнь удалась.

Я встретил женщину, которую полюбил. Эту любовь я пронёс через всю жизнь, с нежностью вспоминаю и сейчас, находясь в детском теле.

Я много думал, нахожусь ли я в том же мире, где умер, можно ведь позвонить своей жене и детским голосом сказать: «Привет, мамуся, это я»

Даже боюсь представить.

Может, просто подышать в трубку и послушать сердитые «алё», а потом, послушав сопение в трубке, скажет: «Это ты Саша? Не молчи, скажи, что ни будь».

Надо же, разыгралась фантазия. Я же о спорте…

В пятницу у нас на классном часе пришла очень молоденькая медсестра и начала рассказывать, что у нас в школе, (подошла, оказывается очередь), оборудовали гинекологический кабинет и уже, начиная со старших классов, прошли проверку все девочки, остался наш класс и два пятых.

Антонина Павловна увлеклась пейзажем за окном, я сидел, ни жив, ни мёртв, Толик покрылся пятнами.

Я не оглядывался, но мой костюм дымился от взглядов, всех интересовало, как я выйду из щекотливого положения.

– А это обязательно? – спросила Валька Зайцева, с которой мы приятельствовали. Валя была скромной, безобидной девочкой, её все любили и старались не задевать. Вообще наш класс был дружный, даже я без особого труда удалось вписаться в коллектив, по некоторым намёкам я понял, что прежний Сашка накосячил немного, я это старался сгладить, но в общем, кроме Вовчика и его друзей никто на меня особого зла не держал.

Вовчика не будет ещё неделю, а его приятели стали моими приятелями.

– Желательно, есть такие заболевания половой сферы, которые лечатся при выявлении на ранних стадиях, но принуждать, конечно, никого не будем.

– Слышишь, Саша, - обратилась ко мне Валя, - посещение не обязательно.

Ну, Валька!

По классу пролетел шелест, кто-то давился от смеха, а Света Хомякова прошипела: - Валька, ты что, дура?

– Я же помочь хочу!
– захлопала длинными ресницами Валя.

Света только вздохнула.