Открытие Индии (сборник) [СИ]

– Запросто. Но при одном условии.

Кармацкий с готовностью кивнул.

– Слушаю.

– Уступи Тинку на ночь, – спокойно предложил Виталик и начал надевать пахнущую пылью мятую рубашку. Голова больше не болела, напротив, была на редкость свежа.

Сёма ошеломлённо пробурчал «во даёт, боец», а потом вдруг ухмыльнулся и кивнул:

– Замётано, Романыч. Пользуйся. Только уламывать сам будешь.

* * *

Завтрак – рисовая каша с отварным хеком, салат из моркови, бутерброды с маслом и чай – показался Виталику вкуснее обычного. Может быть потому, что Тина смеялась в ответ на его шуточки как-то особенно весело и особенно вызывающе задевала его спину плотным бюстом, когда производила перемену блюд? Или оттого, что сон на утрамбованном шлаке подвала как будто расширил его грудную клетку, увеличил в объёме мышцы – и их следовало заполнить гликогеном более чем всегда? Или попросту, хавчик в самом деле был сегодня против обыкновения хорош? В этом стоило бы разобраться, сидя в холодке и покуривая, обсудив каждое блюдо с ребятами, но времени на перекур не нашлось. Командир (он рубал отдельно, сука, и уж явно, слаще рядовых бойцов) ворвался в столовку, когда некоторые ещё не покончили с чаем.

– Хорош жрать, гоминдановцы! – заорал он в своей обычной хамско-дембельской манере. – Время пахать, как папы Карло, а вы ещё не у шубы рукав! Бросаем кружки и бегом на объект. Кто через три минуты не появится, урежу нормо-часы нафиг! Время пошло.

А урезать он мог, были прецеденты. Что тут поделаешь? Пришлось мчаться валкой рысью к возводимому силами «Факела» коровнику и спешно хватать носилки. Молодым бойцам, к которым с полным правом относился окончивший лишь один курс Виталик, более квалифицированной и высоко оцениваемой работы не полагалось.

Первый перекур устроили только около половины десятого. Поварихи привезли на тележке кастрюлю холодного вчерашнего киселя, желающие пили. Виталик, хоть и не особенно любил эту мутную розоватую болтушку (к тому же байка о броме могла с некоторой вероятностью оказаться и не байкой), подошёл тоже. Разливала Тинка. Она наклонялась с черпаком к стоящей на земле кастрюле, и заношенные добела джинсы каждый раз очень симпатично обтягивали её обширную корму. Виталик дождался, пока все страждущие соединений брома удовлетворят жажду, и попросил: «Зачерпни полкружечки, сердце моё». А когда Тина нагнулась, хладнокровно положил ладонь ей на ягодицу. И сжал.

Она дёрнула бёдрами, как отгоняющая слепней лошадь и сказала:

– Снял грабли живо. – Потом выпрямилась, спросила: – Обалдел, мальчик? На солнышке перегрелся? Сёма ж тебе за такие шутки если не голову, так петушка точно открутит.

– Не открутит, – сказал Виталик, с неприкрытым интересом следя за движением её груди, и добавил: – Прогуляемся вечером, бэйби?

– Ут-ти, какой! Точно перегрелся, – хмыкнула Тинка. – Иди давай, кавалер. Товарищ командир уже трубит общий сбор.

– Так как насчёт прогулки? – не сдавался Виталик.

– Я подумаю.

Когда Виталик брался после перекура за рукоятки носилок, то вдруг ощутил чей-то сосредоточенный взгляд. Выпрямившись, он повертел головой… и увидел за штабелем пустых поддонов из-под кирпича Николая. Старик смотрел на него чрезвычайно пристально и, кажется, не слишком добро. Глаза у него косили больше, чем всегда.

Виталик с улыбкой кивнул ему, но Николай на приветствие не ответил – натянул кепку пониже на лоб, повернулся и быстро ушёл, широко и неуклюже отмахивая левой, покалеченной на лесоповале рукой.

После ужина Виталик шепнул Тинке: «В одиннадцать у сельпо».

Она пришла.

* * *

Наутро привычной шестичасовой побудки не случилось, будильник в ведре почему-то промолчал. Стройотряд аж в восемь поднял Сёма Кармацкий и объявил, что до обеда сегодня работать не будут, проведут собрание. У командира ночью сильно заболел живот, его отправили в район; оказался аппендицит.

«И это – в преддверии двадцать второй Московской Олимпиады!» – не преминул ляпнуть стандартную остроту комис, после чего сообщил, что замещать командира придётся ему, Сёме, тут нет вариантов, а вот временного замполита нужно будет выбрать. Сам он предлагает Виталия Кольцова, какие будут возражения?

Пока Виталик, фигурально выражаясь, пристраивал на место упавшую от неожиданности челюсть, возражения нашлись у «старичков». Большинству из них казалось странной и даже оскорбительной идея подчиняться какому-то салабону, не успевшему ещё пройти ни единой «целины» и даже не служившему в армии. Однако Кармацкий был молодец не только на турнике или в бабской койке – и в результате проведённой им политико-воспитательной работы количество недовольных сократилось до двух человек. Они-то и проголосовали на собрании против назначения Виталика временным комиссаром. Да ещё один человек воздержался. То была Тинка.

К сельпо она, однако, пришла и на этот раз.

* * *

Ничего, в общем-то, после назначения для Виталика не изменилось. Так же таскал носилки со строительным раствором или кирпичом, так же питался из общего котла, спал на прежней раскладушке и поднимался вместе с остальными по будильнику. Разве что ночами мог позволить себе сколь угодно долгие прогулки: никто больше не следил за его нравственностью.

И ещё – Тинка теперь была его. Полностью. Насколько это вообще возможно в стройотряде, «пашущем на целине». Сёма Кармацкий с лихостью настоящего белогвардейского гусара, которому так любил подражать, охмурил оставшуюся после убытия командира соломенной вдовой Аллочку и о Тинке больше не вспоминал. А может, и вспоминал, да не считал разумным ломать отношения с Виталиком. Ему действительно очень хотелось после универа в КГБ.

Впрочем, нет, всё-таки кое-что переменилось кардинально. Косой дядя Николай больше не вступал с Виталиком в долгие дружеские беседы, держался от него на приличном расстоянии, но в то же время не упускал из виду. Буквально следил за ним непонятным (и, если честно, довольно неприятным) взглядом.

Внимательно следил.

Наконец Виталику это надоело. Однажды вечером он, прежде чем отправиться в избушку поварих – встречаться с Тиной за сельпо больше не было нужды, – перехватил старика рядом с его домом. Николай при виде Виталика, как будто, слегка сперва оробел, однако быстро оправился.

– Ага, кого я вижу, Виталий Романович, товарищ новый замполит! – заговорил он с иронической ухмылочкой. – Гуляешь? Правильно, преотличный вечерок. Сигаретой ветерана не пожалуешь?

– Анкл Ник, – сказал Виталик, отдавая ему едва початую пачку «Новости», – вы… да берите всю, чего там… вы… – Он замялся, подбирая слова. Очень уж не хотелось показаться грубым. – Вы, кажется, стали ко мне как-то иначе относиться. Что случилось?

Николай прикурил, выпустил дым, прищурился и пожевал губами.

– Так себе табачок. Неужели правду говорят, что Брежнев такую ерунду курит? Как думаешь?

– Я не знаю. Слышал, он курит «Мальборо». Не хотите отвечать?

Косой вдруг яростно выплюнул сигарету и почти с ненавистью посмотрел на Виталика.

– А-а, чего там отвечать! Поздно сейчас отвечать. Сейчас вообще уже поздно что-то делать. Ты же, баран молодой, в подвал слазил тогда. Разве нет?

– Ну, слазил, и что? – растерялся Виталик.

– То! Ёхан-ный бабай… Чего там было?