ОТЛИЧНИК

Я не ночевал у Сергея Сергеевича.

Как-то пришел утром рыб кормить, вонь стоит по всей квартире. Не добежал хозяин до туалета, все осталось на полу. Причем, не в одном месте, а по всему коридору. Сил прибраться у него не было. Он взял и прикрыл это безобразие газетами. Сам ходил голый, в халате, с незапахивающимися полами. Видно было, что стыдно ему, но и сделать ничего не может. Руки дрожат, трясется весь. Попросил сбегать за бутылкой. «А то умру». Мне страшно было оставлять его одного в таком состоянии, позвонил соседке по лестничной площадке, толстой хамоватой бабе с низким голосом, попросил присмотреть за ним, сам побежал за бутылкой.

Когда я вернулся, было все прибрано, пол в коридоре вымыт, а самого Сергея Сергеевича соседка в ванной подмывала, как младенца.

– Стой, не трясись. Чего стесняешься? – властно говорила она. – Петушка своего прячет. Я за жизнь свою таких орлов повидала, не чета твоему.

Я сказал, что купил бутылку и поставил ее на кухонный стол. Попросил соседку, чтобы она дала Сергей Сергеевичу опохмелиться, но не позволила бы напиться.

Сергей Сергеевич, улучив момент, опасаясь соседки, умоляющим голосом просил зайти к нему через полчаса. Я зашел через час, они голые спали в семейной постели. Бутылка была пуста. Я не стал будить, ушел.

Когда из Каунаса вернулась Эсфира Арнольдовна, то есть когда я сдавал ей мужа с рук на руки, Сергей Сергеевич сидел на подоконнике с взлохмаченной головой, с одутловатым лицом, с заплывшими красными глазами. В розовых, с кроличьими хвостиками, женских шлепанцах на ногах.

Моя вахта закончилась. Денег, мною потраченных, не вернули, даже не поблагодарили. Не поинтересовались, чем четыре дня питались. Видимо, матушка Саломеи решила, что муж ее сорил деньгами, а я и ел за его счет, да и пил с ним вместе. Но, как бы там ни было, я был рад уже и тому, что отмучился. Жалел только об одном, что, поддавшись минутной слабости, юношескому порыву, пересказал Сергей Сергеевичу то, чего бы не следовало пересказывать.

Когда он узнал, что я отдыхал у его старшего брата, то стал расспрашивать, что о нем говорили, как вспоминали. Ну, я и сказал, как на духу, что говорили. А именно, что за зиму, когда жил у них, сгрыз морковки двадцать пять килограммов (на что он молча достал и показал мне вставную челюсть). Что запачкал, так как не мылся и пододеяльника не надевал, дорогое ватное одеяло, которое пришлось выбросить. «Привык спать без простыней, как грязный цыган». Ну и все то, что уже известно.

Чувствовала душа, что добром все эти откровения не кончатся. Хотя какие от этого могли быть последствия, даже не предполагал.

Глава 23 Крым

Отмучавшись, сдав алкоголика Сергей Сергеевича с рук на руки, я поехал с друзьями на юг. Подобралась очень приличная компания. Поехало нас восемь человек.

Леонид с актрисой Спиридоновой, законной супругой актера Кобяка, Антон Азаруев с Морозовой, студенткой с нашего курса, актрисой-травести. Любительницей длинных носов, все операции делала по удлинению носа, мечтала о роли Буратино. А так же я, Зурик, Аркадий Боков, друг Леонида по кличке Боксер и та самая девушка, с которой я танцевал в общежитии театра МАЗУТ, придя туда с Леонидом и Керей. Она так же, как и Спиридонова, была актрисой театра и звали ее Наталья Ратайкина. Собралось, как я уже сказал, восемь человек, три дамы и пять кавалеров.

Актрису Ратайкину провожал на юг тот самый актер, что в общежитии предлагал мне для ночлега свою койку, а поутру кричал в умывальнике всякие гадости. Он смотрел на меня, как смотрит человек обреченный, то есть никакого сомнения у него не было в том, что на жарком юге я доберусь до его невесты. Я искренно хотел его успокоить, но не подойдешь же, не скажешь: «Ваши муки напрасны, Ратайкина мне не нужна».

Мы сели в поезд «Москва-Симферополь» и поехали на полуостров Крым.

Весь поезд битком был набит молодыми людьми. И уже в дороге начались песни, танцы, знакомства, обнимания и целования. Хочу напомнить, что я на тот момент был по уши влюблен в Саломею и ехал на море исключительно купаться, загорать и отдыхать. Никак не за амурными проделками.

По совету Леонида мы держали путь в город Судак. В город приехали затемно, к старушкам дежурившим на автобусной станции не пошли, так как, по словам Леонида, они драли за жилье тройную цену. Шли во тьме, с чемоданами в руках, и тут к нам подошел дед с внучкой, предложил пожить у него. Мы посовещались и решили, что денька два поживем, пока не найдем более приемлемое жилище. Отнесли к деду вещи, оставили девушек ночевать, а сами пошли смотреть город. Город не спал, работали все кафе, все рестораны, все бары. Мы зашли в один из ресторанов, выпили вина, и так как на самом деле очень устали, вернулись в дом и легли спать.

Дед, по фамилии Карп, наш хозяин, сдал нам свой дом, состоящий из двух комнат, – малой, проходной, в ней устроились наши девушки и большой, где спали мы впятером. Утром, только встали, сразу же разбрелись искать себе более удобное жилье. Разделились на несколько групп, а, если точнее, то на две. Я ходил с Боксером, так как он город знал, а Леонид с Зуриком и Антоном.

Девицы причесывались, прихорашивались, готовили обед. Дед просил нас остаться, говорил, что снизит цену, мы его не слушали. В основном, конечно, капризничал Леонид, говорил, что в такой тесноте жить не собирается.

Мы с Боксером обошли домов двадцать, и чего только не повидали. Нам предлагали и сарай, в котором жила коза. «Я козу уберу, все здесь вычищу, помою», – говорила хозяйка, но как напоминали, что нас восемь человек, то она отказывала нам даже в сарае.

Зашли в один дом, там хозяйка была молодая, видимо, вдова, глаза у нее были голодные до мужчин; пропустив мимо ушей все то, что ей говорилось о большой компании, она, думая о своем, сказала: «Жить что ли негде? Место я тебе найду». Боксер Аркадий даже засмеялся, сказал: «Оставайся, будешь жить и кормиться бесплатно». Мы, конечно, попали в самый сезон, город был битком набит отдыхающими. И восьмерым устроиться в одном месте так, чтобы просторно и со вкусом было нереально.

Решили остаться у деда. И как только успокоились, так сразу и поняли, что лучше места нам и не найти. Собственно, были предоставлены сами себе, деда не было видно. Кухня, холодильник, баня, – все было в нашем распоряжении. Рядом с нами была школа, стадион и рынок.

Азаруев с Аркашей-боксером слишком уж разхозяйничались. Дело в том, что прямо под окном дед держал курочек и петя-петушок, живший вместе с ними, по утрам кричал, не умолкая. Доходило до ста раз подряд. Эти два архаровца, стали с вечера запирать петуха в пустую собачью будку, а выход из конуры закрывали тазиком или корытом, что под руку попадалось. Я даже переживал за петю, думал, задохнется, но он их обхитрил. С вечера послушно шагал в узилище, особенно не сопротивлялся, ему, видимо, все равно, где ночью было спать, а утром, никакие тазики и корыта удержать его не могли, он их отталкивал, выбирался на солнышко и преспокойненько, как и ранее тренировал свое горлышко, на радость себе, курочкам и на зло врагам.

Они швырялись в него объедками, замышляли даже выкупить и сварить, но потом попривыкли и отстали от гордой и своенравной птицы.

Мы зажили на славу. Лакомились массандровскими винами, купались в ласковом теплом море. По моей инициативе помыли с мылом соседского блохастого котенка и накормили его мидиями, так как ничего другого он просто есть не хотел. Его, бедолагу, отравили химикатом, в тот момент, когда опрыскивали кусты от вредителей. И он медленно, но верно подыхал. Сначала моя идея о спасении котенка всем понравилась и вместе со мной его отмывали от блох и от грязи другие, но потом что-то произошло, меня подняли на смех, сказали, «нашел, чем заниматься, брось». И, сознаюсь, я засмущался. И тут Леонид поддержал меня, он серьезно и даже с каким-то огоньком в глазах сказал мне: «Никогда не стесняйся, того, что делаешь доброе дело».