ОТЛИЧНИК

От мрачных мыслей отвлек меня двоюродный брат Эсфиры Арнольдовны, Матвей Пепельной. Он был уроженцем литовского города Каунас (к нему отвезли бабушку), сидел со мной рядом, и я ему явно приглянулся. Он стал рассказывать про свою жизнь, о том, как не легко теперь ему с матушкой, а затем он достал из бокового кармана пиджака книгу сказок, показал одну из них, под названием «Матюша Пепельной» и сказал:

– В душе я русский человек и не понимаю, за что меня травят всю жизнь, называя жидом.

Он был светловолос, курнос, голубоглаз, да к тому же имел на руках такой документ, как русские народные сказки, где его полный тезка был героем. «И за что его, действительно, могли не любить? – подумал я с состраданием, глядя на Матвея, – может, пожадничал, его и назвали жадиной, жадом? А он так близко принял это к сердцу?».

Тут Сергей Сергеевич встал из-за стола и спросил:

– Вы новую кровать дочуркину видели? Ну, понятно, что молодой человек видел. Пойдемте, похвастаюсь, а вы заодно разомнетесь.

Все повалили в комнату к Саломее. И я пошел вместе со всеми, чтобы еще раз взглянуть на чудесное царское ложе. И ужас! Мы, оказывается, как встали с постели, так и пошли, а все безобразие, то бишь, простыня, одеяло, подушки, были так измяты, так перекручены, переворочены, что, если дать задание десятерым вертеть, крутить, топтать все это, и тогда такого беспорядка не получится. И все, конечно, улыбнулись, увидев это поле боя не убранным, не заправленным, но ничего не сказали и не торопились на выход, а наоборот, затеяли спор:

– А то я не знаю, как делается, – говорил Матюша Пепельной. – Опускают спинку кровати в бассейн с жидким никелем и она покрывается блеском. Никель при этом должен быть в расплавленном, кипящем виде.

– А цвета какого такой никель? – поинтересовался Сергей Сергеевич.

– Что за детские вопросы, Сережа? – возмутился Матвей, – конечно же цвета блестящего серебра.

– Ну, допустим. А хром?

– Ты что, хромированного покрытия ни разу не видел? Такой же, как никель, тоже серебристого цвета.

– Нет, ты не прав, – спокойно стал объяснять Сергей Сергеевич. – Хром коричневый, как йод, а никель имеет зеленый, изумрудный цвет. Я говорю про сернокислый никель, который и используется при химической обработке. Есть и гальванический никель, он с током работает. Катоды-аноды. Детали, как катоды, а раствор – анод. Никель или хром при подаче тока осаживаются на металл, но в гальванике он тоже не серебристый, так что ты не прав.

– Я не про гальванику тебе говорил.

– Так вот, в химическом процессе, о котором ты, судя по всему, говорил, так как упомянул о кипении, сначала в ванне разводится аммонит, на двухсотлитровую ванну четырнадцать килограмм аммония идет, восемь килограмм сернокислого никеля, гипофосфата семь с половиной килограмм. Это самый главный компонент, он создает реакцию, активирует среду; далее идет восемь литров уксусной кислоты и семь литров аммиака. Уксусная кислота ускоряет, аммиак плотность раствора создает (раствор может действовать как на корректировку, так и на истощение) и температура, – это самое главное, должна быть от восьмидесяти пяти градусов по Цельсию до девяносто трех градусов по Цельсию, не выше. Кипения, милый Матюша, никак нельзя допускать.

Уличенный во лжи и некомпетентности, Матвей свирепел и наливался кровью, а Сергей Сергеевич будто и не замечая этого, продолжал его уничтожать:

– На свежем растворе покрытие в шесть микрон происходит за тридцать минут, двенадцать микрон, соответственно, за час. У хрома процесс покрытия дешевле, но под хром весь металл очень гладко полируется, поверхность должна быть очень чистая, не дай Бог, раковина или царапина…

– Да пошел ты со своей царапиной, – заорал Матвей и, развернувшись, резко вышел из комнаты.

Все остальные гости с дружным хохотом повалили следом за ним. Вернулись к столу, за исключением нас с Саломеей. Она осталась убирать постель, а я с ней, за компанию. Тут я ей и передал по горячим следам жалобы Пепельного, высказанные за столом мне на ушко.

– Да ну его, – раздраженно ответила мне Саломея, – тут совсем другие причины. Все-то он знает, все умеет. Шесть тысяч языков способен за год выучить, то есть все, что есть на земле. Тебе говорит, что он русский, а сидел бы на твоем месте Перцель, он бы ему сказал, что всю родню свою поименно знает, начиная еще с тех времен, когда Тиберий с сыном во главе десятого римского легиона осадили Иерусалим. Ты ему не верь, не слушай его, он зануда.

– Странно, мне он показался очень хорошим человеком. В Каунас, в гости к себе приглашал.

– У тебя все люди хорошие, – сказала Саломея и, томно посмотрев на меня, попросила взглядом поцелуя.

Я ее поцеловал.

2

На день города мы ходили с Саломеей в Парк Победы, там совершенно неожиданно встретили Гришу Галустяна. Он, вместе с земляками (конечно, получив разрешение московских властей), раскинув целый шатер, жарил шашлыки. У них был буфет, столики и стулья из пластика. Гриша усадил нас, угостил шампанским, шашлыками, пригласил к себе на день рождения.

Там же, на празднике, я встретил Машу, актрису кукольного театра из Специализированного института искусств. Маша сидела в креслах, ее вез молодой человек, тоже студент специнститута, помогавший ей изготавливать куклы и игравший с ней вместе в спектаклях.

Я очень обрадовался этой встрече, и Машенька искренне была рада. Мы с ней от души расцеловались. Я представил Маше Саломею, а Саломее Машу. Мы долго беседовать не стали, я пообещал Маше, что на днях приеду к ним в гости. Саломея приревновала. Некоторое время мы шли с ней молча, затем я что-то стал говорить, рассказывать и почувствовал, что Саломея меня не слушает, а занята тем, что напряженно размышляет о чем-то своем. И тут ее прорвало.

– Парень несчастный везет ее, надрывается, а она тебе свои ласки расточает. «Ну, надо же, какая радость! Я Диму встретила! Расскажу, не поверят!». Ты и в институте так со всеми девочками целуешься?

– Ну, это же, как рукопожатие. Такая традиция.

– Плохая традиция. Все вы, мужики, одинаковые. У всех у вас только одно на уме.

– Хочешь, вместе пойдем к ним в институт? Там замечательные люди учатся.

Саломея посмотрела на меня с недоверием.

– Нет, – ответила она, – я слишком близко принимаю к сердцу человеческие страдания. Туда ходить могут только такие черствые люди, как ты.

Я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, стал рассказывать о том, как мы с Зуриком в Судаке познакомились с Леной и Наташей. О том, как Лена выиграла миллион и, вместо миллиона, у нее на память осталась одна лишь газета.

Об этом выигрыше я рассказал Саломее, как о занимательном эпизоде из жизни наших людей и никак не ожидал того, что она с таким живейшим интересом примется обсуждать этот случай.

– Да как же она могла так сглупить? – чуть ли не со слезами в голосе вырвались у Саломеи слова, – нужно было получить выигрыш и остаться в Америке. Это же очень большие деньги!