Оторва. Книга вторая

Преподавателем английского оказалась чопорная дама, это мнение составила ещё дома, разглядывая фотки, а тут и сама убедилась. Всё чересчур строгое. Юбка до пят, деловой пиджак, галстук. Стрижка «паж». Сама такую причёску носила в юности, когда считала что у меня очень широкий подбородок.

У Ольги Павловны, он таким и был.

Она окинула взглядом класс и, развернувшись к доске, сказала:

— Сегодня мы повторим…

Так и не опустив руку, оглянулась, пробежала глазами поверх очков по присутствующим и остановилась на мне.

— Бурундуковая, а что ты здесь делаешь? Ну-ка марш из класса.

Я опешила. Что значит марш? Я что, экзамен сдавать не буду? Как бы на консультацию пришла, вчера классной пообещала и нате вам: марш из класса.

— Бурундуковая, я кому говорю? Не задерживай урок, шагай в свой класс.

Я машинально огляделась. Всех кто присутствовал на виньетке, видела, да и на фотках прошлых лет. И в каком смысле: шагай в свой класс?

Ребята и девчонки начали оглядываться и выдавать не громкие смешки вперемешку с хрюканьем, чем загнали меня в полный раздрай.

— Бурундуковая, — голос преподавателя повысился, — ты услышала меня?

Пришлось встать из-за парты. Не совсем прилично сидя отвечать, когда твой оппонент стоит, к тому же Ольга Павловна даже Синицыной годилась в матери.

— Я не поняла, — буркнула и пожала плечами, — почему мне нельзя присутствовать на консультации? Тамара Афанасьевна сказала что, не смотря на больничный, будет не плохо смотреться моё появление в школе. Тем более у меня болезнь не заразная.

Смешки в классе усилились. Что не так?

— Ой, — пискнула Люся, заставив меня оглянуться, — я забыла тебе сказать.

Забыла сказать? Мозговой штурм не дал никаких результатов. Даже если Люся забыла мне сообщить что-то архиважное, совершенно не понятно — почему моя персона не может присутствовать на консультации, тем более что экзамен через неделю.

— Бурундуковая, — глаза Ольги Павловны сверкнули зловещим блеском.

Вот будто я так не умею. Даром что ли вчера весь вечер перед зеркалом сидела.

— Что? — и глазки прищурила.

— Марш в свой класс. Если ты забыла, напомню. Второй этаж, кабинет номер 22.

Попыталась переварить сказанное. А здесь, чей класс? Все лица уже знакомые. Маловато, всего 16 человек из 34. Ну, это и понятно. Жара, июнь, что в школе делать? Гораздо приятнее на пляжике растянуться. Но это не объясняет, почему я должна покинуть класс. Тем более и Люся моя одноклассница. И?

— Бурундуковая, ты срываешь консультацию и это перед самым экзаменом. Выйди из кабинета.

— Я срываю консультацию, — возмутилась я, — сидела как мышка под веником, слушала в оба ушка, слово поперёк не сказала и вдруг: нате вам, Бурундуковая вон из класса. Дайте мне справку, что проводить консультацию в присутствии Бурундуковой отказываетесь, в виду полной неприязни к данному ученику.

Ольга Павловна открыла рот и замерла, один в один «Родина-мать», а что я не так сделала, чтобы меня вот так, за здорово живёшь, вон гнали. Пусть хоть бумажку даст для классной.

Народ в классе заржал громче, даже пару выкриков было, но я не прислушивалась, внимательно наблюдая за реакцией преподавателя. Странная надо сказать реакция, не вполне адекватная. И глазки забегали в разные стороны, по ученикам как гончие рыскать стали. Снова остановились на мне. Ева что, козлом отпущения была в классе? С таким-то милым личиком? Да ни в жизнь не поверю. Это точно личная неприязнь. В каком-то месте кошка дорогу перебежала.

Наконец она отмерла и почти закричала:

— Тихо! — а когда в классе повисла тишина, сказала, — Бурундуковая, какая неприязнь? Ты мне можешь членораздельно объяснить, почему ты хочешь присутствовать у меня на консультации по английскому языку, если ты пять лет изучала французский?

Что? Язык лягушатников? Да я на нём всего две фразы помню: Хенде хок и парлеву франсе. Но это не точно. К тому же эти уроды меняют свою конституцию раз в год, как перчатки.

От смеха в оконных рамах задрожали стёкла.

Я что, сказала это вслух?