Отрезок пути
Шрифт:
Нет, я, конечно, кивнул и сказал, что так и сделаю. Но он мне явно не поверил. И правильно. Разве могу я просить зелье для себя лично и пить его потом, тайком от ребят, не имея никакой возможности поделиться с ними и глядя, как они мучаются? А приходить еще хуже. Сидеть в уютной гостиной, в полной безопасности, не зная, что сейчас происходит с моими друзьями. Я же себя человеком перестану чувствовать! Да и приползать к Снейпу, словно побитая собачонка, мне тоже не хочется. Не хочется, чтобы он видел меня в таком состоянии.
Вот поэтому я сейчас и пытаюсь на восьмой этаж вскарабкаться.
А минут через десять началось. Сейчас голова буквально раскалывается на части, а Круциатус постепенно начинает ассоциироваться с щекоткой. Перед глазами все плывет, и вместо одной лестницы я почему-то вижу три. Дышать трудно, а еще труднее сдержать тошноту.
Ну и что мне делать в таком состоянии? В гостиную идти нельзя – только ребят напугаю, они ведь все равно ничем помочь не смогут. В больничное крыло меня не пустят – там, как обычно, караул из слизеринцев. И к Снейпу идти я тоже не хочу. Сам, в конце концов, виноват. Добраться бы до Выручай-комнаты – там можно отлежаться и прийти в себя. Раз уж она находится вне пространства, не обязательно открывать именно штаб.
Я с трудом отрываюсь от такой удобной стены и, пошатываясь, бреду к очередной лестнице.
– Лонгботтом! – останавливает меня требовательный голос.
Не мой сегодня день. Я оборачиваюсь и пытаюсь хоть немного сфокусировать зрение, чтобы понять, который из трех Снейпов является настоящим.
– Идите за мной! – приказывает он. – Живо!
Идти живо у меня не получается. Он, видимо, это понимает, потому что грубо хватает меня за локоть и тащит за собой. Синяки, наверное, будут. Но на фоне головной боли прочие ощущения как-то теряются.
Со стороны все это выглядит, я думаю, очень натурально. Не скрывающий бешенства Снейп тащит явно неадекватного меня на очередную отработку. Ничего иного никому и в голову не придет. Податься, что ли в театр, когда все это закончится?
В кабинете он буквально швыряет меня в кресло и сует под нос флакон с зельем. Я с трудом делаю глоток, и меня едва не выворачивает наизнанку. Ничего более отвратительного я никогда в жизни не пил. Но Снейп продолжает держать флакон возле моих губ, и мне ничего не остается, кроме как выпить все до дна.
Последний глоток зелья приносит не только желание его выплюнуть, но и облегчение. Головная боль исчезает, предметы принимают привычные очертания, и я снова вижу их, так сказать, в единственном числе. Как же хорошо…
Снейп внимательно вглядывается в мое лицо с выражением плохо скрываемой злости и… тревоги. Оттягивает пальцами веки, заставляет смотреть в разные стороны. Наконец, удовлетворенно кивает и прислоняется к столу. Я не решаюсь встретиться с ним взглядом и изучаю свои руки.
– Лонгботтом, вы осознаете, что эта прогулка могла закончиться для вас глубоким обмороком, плавно переходящим в не менее глубокую кому? – ровным голосом осведомляется он.
Я вздрагиваю и качаю головой. Ну не знаток я, уж простите.
– Лонгботтом,
я понимаю, что вам все известно о Круциатусе, и кое-что – о других темных заклятиях, – он протягивает руку, прикасается к моему подбородку, вынуждая поднять глаза, и говорит тихо и мягко: – Но если к вам применяют заклятие, которое вы не можете идентифицировать, приходите сами. Не вынуждайте меня искать вас по всей школе.– Простите, сэр, – смущенно бормочу я. Он меня искал. Беспокоился. А я только о себе думаю. Эгоист чертов.
Снейп отпускает мой подбородок, огибает стол и опускается в кресло.
– Мне понятно ваше нежелание принимать помощь.
– Профессор, я…
– Помолчите, Лонгботтом! – прерывает меня он. – Я прекрасно понимаю, что гордость здесь не при чем. Вас коробит то, что вы не можете помочь своим друзьям. Я прав?
– Да, сэр…
– Взгляните на ситуацию с другой стороны. От ваших мучений легче никому не станет. Отказываясь от помощи, вы только делаете хуже себе, ничем не улучшая их положение… Не перебивайте! – прикрикивает Снейп, увидев, что я хочу возразить. – Как руководитель вы должны всегда быть в форме, должны управлять, контролировать, координировать, вдохновлять и выполнять множество других функций. А не корчиться где-нибудь в уголке, тихо поскуливая от боли. Ваши люди должны видеть, что вы со всем справляетесь, чтобы брать с вас пример. Роль мученика для этого никак не подходит, Лонгботтом.
– Вы правы, сэр, – убитым голосом говорю я. – Вы совершенно правы.
Он коротко кивает и едва заметно улыбается, как бы давая понять, что не сердится. Да я и так это знаю. Когда он злится по-настоящему, это всегда заметно.
Я шарю глазами по кабинету, разглядывая портреты директоров, которые смотрят на меня с любопытством, и натыкаюсь на пристальный взгляд Дамблдора.
– Как ты себя чувствуешь, мой мальчик? – спрашивает он.
Я удивленно моргаю. Он даже не разговаривал со мной никогда, только здоровался в ответ, а теперь вдруг – «мой мальчик»… Какой я ему «мальчик»?
– Хорошо, господин директор.
– А как дела у Армии Дамблдора? – он мягко улыбается, а волшебник с остроконечной бородкой с портрета сбоку презрительно фыркает.
– Хорошо, сэр, – снова говорю я, – благодаря профессору Снейпу.
Теперь фыркает Снейп и взмахом руки призывает прекратить этот диалог.
– Лонгботтом, у меня для вас серьезное задание, – сообщает он, бросив на Дамблдора странный взгляд. – Видите карту?
Тут только я замечаю, что на столе разложена огромная и довольно подробная карта Англии. Снейп разворачивает ее на сто восемьдесят градусов, чтобы я мог читать названия.
– Вижу, сэр.
– Очень хорошо, – кивает он. – А теперь посмотрите на нее внимательно и ответьте на очень простой вопрос: где сейчас Гарри Поттер?
Я таращусь на него, не веря своим ушам. Издевается он, что ли? Откуда я могу знать, где Гарри?
– Вы шутите, сэр?
– Отнюдь. Я предельно серьезен. И я жду вашего ответа, Лонгботтом.
– Но разве я могу узнать, где он?
– Безусловно, можете, – заверяет Снейп.
– Но как?
– А вот это уже ваши проблемы. Действуйте.