Отрезок пути

Джинни зажимает рот рукой и виновато смотрит на меня. Я качаю головой – к чему все это, в самом деле? Ей тоже все понятно.

– Это было давно, – снова говорит она. – Время ведь лечит.

– Не всегда, – возражаю я. – Колдография. Подпись. Патронус. Особенно Патронус.

– Просто она умерла – в этом все дело. А он чувствует себя виноватым.

– Да, – соглашаюсь я. – Поэтому никогда не перестанет ее любить.

Джинни вздыхает, явно не зная, что еще возразить. Мне хочется, чтобы она ушла, и одновременно хочется, чтобы она никогда не уходила. Она и не уходит. Ее ладонь снова прикасается к моей руке. Я разжимаю пальцы, переплетаю их с пальцами Джинни. Мне хочется обнять ее, но я не шевелюсь. Боюсь, что это станет последней каплей. В глазах снова щиплет, и мне это совсем не нравится.

Наверное, лучше просто попросить ее уйти, обнять покрепче подушку и лежать так, пока меня не накроет сон. Но я этого не делаю. Если с кем-то я и могу открыто говорить о чувствах, то только с ней. Потому что она поймет. И не осудит.

– Я… я не знаю, что мне делать, Джинни, – говорю я, глядя в сторону. – Я просто не понимаю. Он ведь с пятого курса был ко мне… добр. Просто это не было похоже на доброту в общепринятом понимании. Зачем ему было это нужно? Что это? Ответ Дамблдору, который с первого курса приближал к себе Гарри? Я, правда, не могу понять… Нет, я ни в чем его не виню! Мне было хорошо с ним, – наверное, не ст'oит говорить всего этого Джинни, но слова так и льются, и остановить этот поток я уже не в силах. – Мерлин, мне ни с кем никогда не было так хорошо! Мир вокруг рушится, Кэрроу все больше звереют день ото дня, а мне хорошо, понимаешь! А сейчас, война закончилась, мы в безопасности, и я должен радоваться, но не могу… Я нашел в тайнике письмо… письмо мне…

– Ты прочел его? – тихо спрашивает Джинни, придвигаясь почти вплотную.

Я мотаю головой.

– Но почему?

– Оно предсмертное… я просто не имел права. И потом, – я судорожно сглатываю комок, – это, наверное, прозвучит глупо, но я не хотел искушать судьбу. Ведь он жив, а читая это письмо… я идиот, да?

– Вовсе нет! – уверенно возражает она. – Хотя я бы, наверное, все-таки прочитала.

– Ну, ты же слизеринка…

– Прости?

– Ничего, – я сдавленно фыркаю. – Я просто шучу. А еще мне страшно, малыш. Потому что я не знаю, как жить дальше. Раньше я думал, что меня ждет обычная жизнь. Жена, дети и… и все. Потому что я единственный наследник. Но этого не будет. Я не собираюсь переступать через себя. Но как жить – не знаю. Потому что без него жить не хочу. Могу, но не хочу. И я… я не хочу, чтобы он приходил в себя! Тогда мне придется отпустить его, а этого я тоже не хочу. Но кому какое дело до наших желаний?

Я чувствую на губах соленую влагу и понимаю, что плачу. Давно ли? Не знаю. Горячие слезы катятся по щекам, капают на мантию, затекают за воротник, щекоча шею. Фигурка Джинни за этой пеленой едва различима, и я упускаю тот момент, когда она вдруг прижимает меня к себе. Гладит по волосам и спине, бормочет что-то успокаивающее, от чего слезы начинают литься еще сильнее. Я судорожно сжимаю ее мантию, вздрагивая от спазмов, и никак не могу прекратить это безумие…

То ли слезы вскоре заканчиваются, то я просто устаю, но постепенно начинаю успокаиваться. Джинни продолжает поглаживать мою спину, но теперь от этой ласки мне почему-то хочется улыбнуться. И я улыбаюсь, крепко обнимая ее и по-прежнему не поднимая головы. А еще мне становится немного неловко.

– Хочешь, я останусь? – шепотом спрашивает Джинни.

Я понимаю, что должен отказаться. Это эгоистично – заставлять ее возиться со мной, когда у нее погиб брат, и ей хочется побыть с семьей и с Гарри. Понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Если она уйдет, я напьюсь. И тогда мне станет совсем плохо.

Джинни легко толкает меня назад, и я вытягиваюсь на кровати и двигаюсь, освобождая для нее место. Она ложится рядом, обнимает меня за талию и кладет голову мне на плечо. Я целую ее рыжую макушку и обнимаю в ответ. Даже родная сестра, будь у меня таковая, вряд ли могла бы значить для меня больше, чем моя маленькая Джиневра Уизли. Без нее я бы просто сошел с ума.

Глава 66. Чувствуешь разницу?

Школа постепенно начинает выглядеть так же, как прежде. Приятно осознавать, что в этом есть и наши заслуги, а не только эльфов и преподавателей. Хелли и Рэмси тоже чувствуют себя намного лучше. Во всяком случае, они теперь похожи на нормальных эльфов, а не на помесь эльфов с дементорами. Я все никак не решаюсь взяться за Выручай-комнату. Гермиона рассказала, что Крэбб применил там Адский огонь, в котором сам же и сгорел. Честно говоря, ее состояние огорчает меня куда больше, чем его смерть. Более того, его смерть меня совсем не огорчает. И что-то мне подсказывает, что я имею полное право не чувствовать себя из-за этого бездушным мерзавцем.

Как бы то ни было, неудивительно, что я едва не задохнулся, когда зашел в Выручай-комнату в день битвы. Ребята считают, что она после такого пожара больше никогда не откроется, но я в это не верю. Меня же она впустила, хоть и ненадолго. И потом, она ведь перемещается в пространстве и во времени. Разве может она вот так просто сгореть? С другой стороны, Адский огонь – не Инсендио. Эльфы помочь не могут, поэтому рано или поздно мне придется туда пойти. Но сейчас я пока не уверен в своих силах.

Похороны, как ни странно, прошли чинно и без срывов. Народу было намного больше, чем на похоронах Дамблдора. Из леса пришли кентавры во главе с Бейном, из школы высыпали эльфы – чуть ли не всей общиной. Даже гоблины удостоили нас чести. Правда, с ними я предпочел не разговаривать. Я сидел рядом с печально улыбающейся Луной и старался не слишком вслушиваться в пафосные речи сотрудников Министерства. Много погибших, слишком много! Но со стороны Пожирателей смерти их еще больше. А ведь у них тоже есть семьи. Есть дети, которые любили их и сейчас наверняка мечтают стереть нас с лица земли, даже если понимают, что их родители были неправы. Люди не должны убивать друг друга. Это просто абсурдно.

Кингсли теперь официально министр магии. Интересно, на его избрание как-то повлияла переданная мной папка? Ведь с ее помощью буквально за пару недель удалось поймать практически всех беглых Пожирателей смерти. Кингсли, будучи умным и дальновидным человеком, факт ее наличия тщательно скрывает. Это мы все знаем, что Северус Снейп все время был на нашей стороне, а в глазах общественности он сейчас вообще непонятно кто: то ли герой, то ли убийца. Третьего, собственно, не дано – прессу то и дело швыряет в крайности. В любом случае, информация о том, что исполняющий обязанности министра магии слепо верит записям, оставленным Пожирателем смерти, не дожидаясь суда или хотя бы официального допроса, отразилась бы на его репутации крайне негативно и наверняка помешала бы избранию.

Папку я ему передал на следующий же день после того, как обнаружил. Прочитав надпись на обложке, Кингсли фыркнул и пробормотал что-то вроде: «Тоже мне, умник нашелся!», но, бегло изучив содержимое, обрадовался так, как могла бы обрадоваться Рита Скитер, узнай она, как проходили мои отработки у директора. Только что не расцеловал меня за такой подарок.

Чему я не устаю удивляться, так это тому, что в газетах до сих пор не пишут о моем сотрудничестве с Северусом. С учетом количества людей, которые присутствовали тогда в Большом зале, это просто в голове не укладывается. Ну, ничего, вот будет суд – все обо всем узнают.

А суд состоится через несколько дней. Было решено не дожидаться, когда Северус придет в себя, и провести заседание без него. Конечно, это немного странно – суд без подсудимого. Но, с другой стороны, почему нет? Общественность хочет определенности. А еще общественность хочет праздника. Против того, чтобы проводить церемонию награждения без Северуса, с пеной у рта возражают практически все участники битвы, включая самого Кингсли. Насколько я знаю Северуса, ему эта церемония задаром не нужна, но элементарная порядочность просто не позволяет развлекаться, пока он находится в Сент-Мунго. Хотя, положа руку на сердце, эта церемония и мне задаром не нужна. Я не за Орден Мерлина сражался.