Отрок (XXI-XII)

–  Слушаюсь, господин старшина.

–  Демьян, убитого… да, уже принесли. Подыщи местечко для раненых, и выстави дозорных, Стерв подскажет, где лучше.

Десятники разошлись, а Мишка подошел к Дударику и Глебу. Дударик уже закончил перевязку и теперь пытался помочь Глебу встать на ноги, но сил у мальца не хватало. Мишка закинул руку раненого себе за шею, поддел плечом подмышку и помог дотащить Глеба до крыльца хозяйского дома.

–  Дударик, что с ним?

–  Стрела вскользь по скуле прошла, почти до кости рассекло.

Глеб что- то невнятно пробормотал и попытался сплюнуть, не вышло -кровавая слюна потекла по бороде.

–  Я замотал, - продолжил Дударик - но там, наверно, зашивать надо, я сбегаю за Матвеем?

–  Не надо, он сейчас сам подойдет, посиди пока с Глебом.

Глеб опять безуспешно попытался что-то сказать, было похоже, что кроме рассечения, он был еще и нокаутирован.

"Пижон, блин, лицо бармицей не закрывает. Отделался бы синяком, или ободрало бы слегка - вскользь не пыром, бармица защитила бы. Эх, наставники, самих бы вас выдрать!".

Что- то еще беспокоило, какое-то воспоминание. Мишка повертел головой, оглядывая двор.

"Баба в погребе? Нет, не то, пусть пока там и сидит. Что ж еще?"

Так ничего и не вспомнив, Мишка поднялся на крыльцо и вошел в хозяйский дом. В сенях лежал с пробитой стрелой грудью новый смотрящий. Рядом валялся колчан, затейливо украшенный серебряными заклепкам, и сложный, чувствовалось, что очень мощный, лук - весьма недешевое оружие. Из сеней вовнутрь вели две двери - дом был просторным. Из-за одной двери доносился детский плач и женские голоса, Мишку передернуло от воспоминаний и он направился в другую горницу, откуда раздавались мужские стоны и ругательства.

Здесь все свидетельствовало о недавней жестокой рукопашной схватке: опрокинутая и поломанная мебель, брызги крови на полу и на стенах и отрубленная кисть руки, валявшаяся, чуть ли не посреди горницы. В противоположной от окна стене засели по самое оперение четыре самострельных болта. Выше, почти у самой потолочной балки, торчал еще один болт. По черному цвету Мишка опознал боеприпас Роськи - тот, разрываясь между христианским милосердием и воинским долгом, чернил свои болты в знак скорби по будущим "вынуждено убиенным".

На полу, прислонившись к стене сидел бледный до синевы хозяин хутора, его левая рука, простреленная Мишкой, была замотана пропитавшимися кровью тряпками. Рядом, в такой же позе и такой же бледный сидел один из десятников журавлевских "бойцов". У него пострадала не левая, а правая рука, и значительно сильнее, чем у хуторянина - кисти не было, а предплечье обмотано веревочным жгутом. Еще один десятник лежал связанный по рукам и ногам, не шевелясь и не издавая ни звука, видимо, был без сознания. Прямо над ним сидел на лавке с угрюмым выражением лица Анисим, время от времени оттягивая ворот, словно ему не хватало воздуха. Наискось через грудь по его кольчуге проходил след от клинка, не сумевшего рассечь кольца доспеха.

У дальней стены Немой и Алексей, стоя на коленях, делали что-то с лежащим на полу третьим десятником, он-то и ругался, вперемешку со стонами и криками.

–  Все, все уже!
– Алексей отстранился от лежащего стражника и принялся вытирать окровавленные руки о его же рубаху.
– Только зря все, не ходить тебе больше на этой ноге, разрубленное колено не срастается.

–  Крысы болотные! Боярин вас всех на колья пересажает! Корчиться будете…

Немой коротко, без замаха треснул стражника кулаком в ухо и тот умолк.

Алексей поднялся на ноги, развернулся и увидел Мишку.

–  Михайла, давай-ка, вытаскивай этого - Алексей указал на связанного стражника - во двор и полейте его водой, чтоб в себя пришел.

–  Я один не утащу.

–  Отроков позови!
– раздраженно посоветовал старший наставник.
– Что, самому не сообразить?

–  Отроки все заняты.

–  Что значит заняты? Я приказываю!

–  Здесь трое, а там тридцать!
– Мишка понимал, что, мягко говоря "на грубость нарывается", но сдерживаться не мог и не хотел.
– У меня убитые и раненые, есть тяжелый. Надо выставить дозоры, помочь раненым, убрать убитых, охранять пленных, запереть хуторян, чтоб не сбежали… Дальше перечислять?

Лицо Алексея перекосилось, он сделал шаг в сторону Мишки, но за его спиной тут же выросла фигура Немого. На Андрея Мишка мог смело рассчитывать - пальцем не даст тронуть внука своего благодетеля. Алексей, было видно, что с трудом, сдержался и спросил почти спокойным голосом:

–  Сколько убитых?

–  Четверо.

–  А раненых?

–  Трое, один тяжелый - Первак - ранение в голову. И еще наставник Глеб.

–  А этих?

–  Живы двое или трое, Дмитрий там разбирается. Глеба перевязали, сейчас к нему Матвей подойдет, как с остальными ранеными закончит.

–  Хорошо. Давай так, Михайла: мы допрашиваем пленных, а ты наводишь порядок на хуторе и устраиваешь людей на ночлег. Раненых все равно ночью через болото не потащим. Илью вызывай сюда…

–  Уже вызвал.

–  Как ребят-то звали?
– неожиданно прохрипел Анисим.

Мишку удивило желание бывшего десятника узнать имена практически незнакомых ему отроков, но он перечислил:

–  Сильвестр, Питирим, Онуфрий и Антоний.

–  Царствие Небесное.
– Анисим перекрестился, вслед за ним обмахнулись крестами и остальные.

–  Так вы христиане?
– спросил вдруг слабым голосом хозяин хутора.
– Значит колдуньи за болотом больше нет?

–  А ее и не было, - быстро ответил Мишка - врали вам, чтобы боялись в ту строну бежать.

–  Тогда… - Хозяин хутора сглотнул, было видно, что ему совсем скверно.
– Тогда пообещай, боярин, что в полон моих не уведешь и убивать не станешь. Я важное скажу.

–  А ты и так все скажешь!
– зловеще пообещал Алексей.
– Жопой в костер посажу, соловьем запоешь.

–  Именем воеводы Погорынского, боярина Кирилла, - громко произнес Мишка, глядя не на Алексея, а на Немого - обещаю тебе и твоей семье жизнь и волю, если то, что ты скажешь, будет важным.

Алексей зло оскалился, но, покосившись на Немого, смолчал, а Анисим прохрипел нечто невнятно-одобрительное.

–  Поклянись, боярич, что не обманешь.

Мишка выпростал из-под одежды нательный кресс и прижал его к губам.

–  Клянусь спасением души.

–  Слушай. У нас здесь есть христиане, тайно своему богу поклоняются. Завтра у них будет молитвенное собрание, а эти - хуторянин повел головой в сторону сидящего рядом безрукого десятника - прознали. Новому смотрящему перед боярином отличиться захотелось, вот он их здесь и собрал, чтобы завтра всех христиан похватать.