Отряд

Завидев судебного старца, чернец Аристарх - тот, что приглядывал за постоялым двором на Береговой, - сначала удивился, а потом сразу растянул губы в улыбке и, поклоняясь, приветствовал:

–  Здрав буди, отче.

–  И тебе не хворать, - кивнув чернецу, Паисий важно прошествовал в гостевую горницу. Идущий впереди Иван с удовольствием отметил свой поднявшийся в глазах Аристарха статус. Чернец прямо-таки пожирал постояльца глазами. И правильно - не к каждому приказчику судебные старцы в гости жалуют, далеко не к каждому!

–  Ну, показывай твою диковину!
– как любой занятый человек, отец Паисий не стал тратить время на предисловия.

Иван улыбнулся, кивнул, вытаскивая из сундучка обгорелую книжицу.

–  Угу… - Старец хмыкнул, прочел вслух титульную страницу: - Франсуа Рабле. Э! Да не иначе как про эту книжицу меня сегодня Кузема расспрашивал!

–  Кузема? Торговец?
– удивился Иванко.
– А что именно расспрашивал?

–  Да так, - святой отец отмахнулся, жадно пожирая глазами текст.
– Неплохо написано, - сказал он несколько погодя.
– Смешно и неглупо. Ты чего так смотришь, вьюнош Иван? Нешто дивишься, что знаю французскую речь?

–  Дивлюсь, отче, - кивнув, признался Иван.
– Уму твоему дивлюсь, любви книжной…

Юноша оборвал речь на полуслове - что-то промелькнуло вдруг на миг в глазах у Паисия, что-то властное, гордое, мирское. Не иноки смиренные так смотрят - князья! Впрочем, кто знает, кем этот Паисий был в мирской жизни? Уж никак не меньше, чем столбовым боярином, а то и из княжат. Может быть, из сосланного Грозным царем рода? Или пострадал не так давно, при Борисе? Хотя… почему именно пострадал? Не только из-за страданий уходят в монастыри, а и для того, чтобы стать ближе к Богу.

–  Сколь хочешь за книжицу, вьюнош?

Иванко покачал головой:

–  Не могу продать, не моя. Парня одного, приятеля… Почитать вот дам, если нужно.

–  Давай! Давненько французских романов не читывал!
– Старец расхохотался - тоже не по-монашески, по-мирскому.
– Да не только я не читывал, а и инокиня Дарья. Думаю, и ей приятно будет.

–  Инокиня Дарья? Так она…

Паисий осадил собеседника вдруг вспыхнувшим огнем взглядом. Словно ожег! Спросил гневно:

–  А не слишком ли ты любопытен, чадо?!

Иванко потупился. Он знал, конечно, что настоятельница Введенского женского монастыря Дарья - лицо очень знатного рода, когда-то приближенного к князьям Курбским. А Тимофей Соль, дьяк разбойного приказу и непосредственный Иванкин начальник, намекнул как-то, что инокиня Дарья - бывшая супруга самого Грозного царя, так-то! Много страшных тайн хранили тихвинские монастыри, лучше и не знать.

–  А вообще, рад был знакомству, - вполне светски улыбнулся вдруг гость.
– Честное слово, рад. Вижу, ты вьюнош начитанный и скромный. Книжку твою прочту с удовольствием и скоро верну.

Иван вдруг улыбнулся:

–  А у меня еще кое-что почитать есть.

–  Еще? Так что ж ты стоишь? Давай показывай!

Все так же улыбаясь, юноша снял сапог и, поддев ногтем, вытащил грамотку. Протянул с поклоном:

–  Прочти, отче.

Усмехнувшись, старец покривил губы:

–  Иван Леонтьев, из детей боярских… так-так… разбойного приказа дьяка Тимофея Соли товарищ! Однако! Далеко пойдешь, вьюнош… Если крылья не оборвут. Знавал я когда-то Тимофея Соль - человек страшный.

–  Так он, отче, для врагов государевых страшный.

–  Для врагов? Ну-ну… Вот и я о том… - Паисий усмехнулся.
– А ты не глуп, отроче. Впрочем, что я? В разбойном приказе дураков не держат. Признайся, сегодняшняя кражонка - твоя затея?

–  Моя, - кивнул Иван.
– Очень нужно было с тобой встретиться, поговорить, а архимандриту я не хотел открываться. Я для него - богатый торговый гость и не более.

–  Небось мзду давал настоятелю?
– стрельнул взглядом Паисий.
– Людишек своих, чай, пристраивал?

Иванко потупился и ничего не ответил.

–  И хорошо, что настоятелю не открылся, - строго произнес гость.
– Человек-то он неплохой, но… много вокруг сброда разного вертится. С чем послан - спрашивать не буду, догадываюсь, что не с глупостями разными. Чаю - в хлебе дело, а? Не отвечай, не надо, не велик-то и секрет, если подумать. Что от меня нужно? Помощь?

–  Угу… - Иван кивнул и твердо посмотрел в глаза старцу.
– Смерть таможенного чернеца Ефимия. Узнать хотелось бы.

–  Узнать, кого зацепил?
– хохотнул Паисий.
– Узнаешь. Откуда я только узнаю, что грамота твоя не поддельная?
– Темные глаза монаха обдали лютым холодом.
– Может, лучше тебя в железа заковать да в Москву? Или в клеть да пытать? А? Что молчишь?

–  Можно и в клеть, - тихо отозвался юноша.
– Можно и в железа. Только это все ворогам на руку будет. А ты, то ведаю, честен.

–  Кто это тебе сказал? Уж не Тимофей ли Соль?

–  Нет.

–  Ишь, «честен»…

Судя по изменившемуся лицу старца, эпитет сей был ему приятен.

–  Инда ладно, хватит пустое пороть. О смерти таможенника хотел узнать? Слушай…

Многих, многих зацепил своим расследованием судебный старец, жаль, доказательств маловато было, да и свидетели как-то разом перемерли - кто в реке утонул, кого возом переехало, кто в царевом кабаке упился до смерти. Однако все следы к московскому купцу Акинфию вели, не иначе.

–  Против Узкоглазова у меня прямых улик нет, - тихо пояснял гость.
– Человек он на посаде не из последних, зазря тронь - вони не оберешься. А московит тот - чужой, его не жалко, я его человечка взял да по дурости в монастырский подвал бросил - там он и околел в ту же ночь. А московит скрылся. Думаю, не вернется теперь.

–  Не вернется?
– Иван недоверчиво покачал головой.
– А может, он лишь залег на дно, затаился? Те, кто послал купца, бездействия не простят!

–  Что, столь властные люди?

Иванко молча кивнул.

–  Да, - посетовал Паисий.
– И куда ты, матушка-Русь, катишься? На Москве мор, люди друг дружку едят, а купцы да бояре на горе да жизнях людских жиреют, богатством неправедным чванятся! Все им, змеям подколодным, мало… Так ты думаешь, вернется московский гость?

–  Вернется, - убежденно отозвался юноша.
– Некуда ему боле деться! И тут главное - не спугнуть.

–  Не спугнем, не бойся. Теперь уж ученые. Еще бы за новым таможенником проследить.

–  Да, хорошо бы, - обрадованно поддакнул Иван.