Отряд
Шрифт:
– Эй вы, скоморохи, - нехорошо осклабясь, поднялся один из пятерки.
– А ну, кончай гунявить, не то враз по сусалам огребете!
– Чего-чего?
– глупо улыбаясь, не понял Иван. А потом и до него дошло, что вяжутся. Что ж, драка так драка, раз уж не миновать.
– А ну повтори, че сказал!
– Я всякой осляти тугоухой повторять не буду, - подбоченился оскорбитель. Молодой, высокий, морда нахальная, круглая, под горшок стрижка. Под стать ему и дружки - встали, нехорошо похохатывая, подоставали ножи.
– Цыть, - оглянулся на них кругломордый.
– Ножики уберите, мы с этими сопленосыми и так потешимся. А ну-ка…
Единым прыжком молодой нахал подскочил
– А, это Тереха с Белозерской - шпынь.
– Белозерские завсегда вяжицких боялись!
– безапелляционно завопил кругломордый, он, похоже, и был тут вожаком.
– А ну, робята, покажем этим шпыням, кто такие парни с Вяжицкого ручья! Отмутузим?
– Отмутузим!
– Верно сказал, Кирюха!
И пошла потеха. Для начала Иванку саданули в бок, потом схватили за руки, за ноги, раскачали - тут бы ему и конец, да протрезвел, вывернулся, хватил подвернувшегося под ногу сапогом в морду - вяжицкий балбес так и отлетел к стенке, заблажил, вытирая рукавом юшку.
Не давая нахалам опомниться, Иван сильным ударом сбил с ног еще одного из вяжицких и схватил скамейку… Схватил бы, отбился, да не хватило силенок - для неполных-то шестнадцати лет несподручно тяжелой скамейкой махать. Ну да ничего! Иван улыбнулся, увидев, как, выплевывая изо рта выбитый зуб, поднялся на ноги Терентий Ухо, закричал радостно:
– Эй, лоцманюга! Хватай, что под руку попадется!
Терентий схватил со стола пару увесистых кружек и запустил их в нападавших… Впрочем, те уже давно не нападали, а, встретив неожиданный отпор, очумело переглядывались.
Гляделки эти прекратил кругломордый - выхватил из-за пояса кривой кинжал, скомандовал:
– В ножи их!
И сделал первый выпад, стараясь достать Ивана. Ну, уж что-что, а фехтовать Иванко умел, спасибо разбойного приказа дьяку Тимофею, научил. Жаль вот только сражаться было нечем - вытащенный из-за голенища сапога нож хоть и длинен, а все же не палаш и не сабля, размаху того нет. Тем не менее и ножом Иванко орудовал вполне успешно - первым же выпадом раскровянил кругломордому руку. Тот заверещал и резво отпрыгнул в сторону. А другие в схватку не очень-то торопились, похоже, это были те ребятки, что только с пьяными хватки.
Криво улыбнувшись, кругломордый что-то просипел одному из своих. Понятливо кивнув, тот скрылся за дверью. Остальные четверо, повинуясь приказу вожака, встали у двери, загораживая врагам выход. Иванко и Терентий переглянулись: прорвемся? А, чем черт не шутит! И бросились бы, и, может, прорвались бы, кабы в дверях вдруг не появились шпыни: еще с полдесятка парней с дубинами!
– Бей их, ребята!
– Едва завидев подмогу, кругломордый Кирюха выставил вперед нож и, злобно замычав, бросился на Ивана. Уклонившись от выпада - отбить было невозможно, лезвие вражеского кинжала неминуемо скользнуло бы по клинку и поранило пальцы, - «приказчик» бросился на пол, стараясь проскользнуть у противников между ног… и получил дубиной по руке! Хорошо, удар пришелся по касательной, вскользь, и все же от боли позеленело в глазах, а выбитый нож бессильно покатился по полу.
– Ага!
– заверещал кругломордый.
– Не жалей вражин, братцы!
– Эй, эй, мертвяков сами выносить будете!
– предупредил целовальник.
Кирюха покривил губы:
– Не боись, дядько Петро, вынесем! Первый раз, что ли? Когда мы тебя подводили?
«Ага!
– запоздало подумал Иван.
– Так у них тут все схвачено. Ничего, пробьемся…»
Однако пробиться было легче сказать, чем сделать - парни с Вяжицкого ручья
были настроены весьма решительно и, похоже, вовсе не собирались размениваться на шутки. На Ивана шли сразу трое - посередине кругломордый Кирюха с окровавленной рукой, а по бокам - двое с дубинками. Шли, приговаривали:– Ну-ну, щас…
Круглое лицо Кирюхи лоснилось от пота. От парня тяжело пахло чесноком, потом и грязным, давно не мытым телом. Маленькие белесые глазки смотрели с угрозой, выпяченная нижняя губа выражала презрение, в левой руке поигрывал кинжал.
– Щас, щас… дождетеся…
И - йэх!
Обернувшись, Иванко подмигнул Терентию и бросился на левого дубинщика, а как только тот замахнулся, сразу отпрянул вправо, ударив незадачливого Кирюху ногой в живот. Послышались вопли и грязная ругань; чувствуя позади себя тяжелое дыхание лоцмана, Иванко нырнул вниз: прокатиться, ударить врагов по коленкам… и понял, что не успеет! Те просто-напросто отошли назад на полшага - катайся себе, сколько влезет, вернее, сколько позволят. А позволили немного.
Взметнулась вверх дубина…
Иванко боролся до конца, отпрянул, дернулся в сторону, краем глаза заметив, как Терентий все же ухватил скамейку… Ну, лоцманюга. Давай! Давай же!
И тут вдруг распахнулась вышибленная с ноги дверь, в кабак, отряхиваясь от дождевых брызг, ворвалась здоровенная фигура с огроменными кулаками и, не говоря ни слова, принялась охаживать вяжицких.
– Бац!
– грохнулся прямо на стол один из дубинщиков.
– Бах!
– скуля, впечатался в стенку Кирюха.
– Бум!
– приземлился под лавкой еще один, за ним другой.
Ах, как бил здоровяк! Не дрался - песню пел: стукнет раз - улочка, стукнет другой - переулочек. Любо-дорого было смотреть, как разлетались по кабаку вражины. Они, кстати, и узнали здоровяка первыми.
– Господи, да это ж Пронька Сажень, знаменитый кулачник!
– Прошенька, ты почто на нас осерчал-то? Мы ведь тебя завсегда уважали!
А Прохор никого не слушал - бил. А когда отвел душу, молча выкинул нахалов на улицу. Те не сопротивлялись, даже угрозы не высказывали - хорошо знали, уж Прошка так осерчать может! Мало потом никому не покажется. Так что не до угроз - быть бы живу. А завалишь его ножом или дубиной - уж тогда точно всей вяжицкой шатии конец придет, за Прошку-то все кулачники вступятся, отомстят - народишко этот нехристолюбивый, буйный. Ну их к лешему, связываться!
Хэк! Прошка подступился было к Терентию.
– Проша, это свой, - предупредил Иванко.
– Ты-то сам как здесь?
– Митька заходил, сказал, ты в кабак пошел, - Прошка улыбнулся и пожал плечами.
– Вот и мне подумалось - чего в монастыре скучать? Схожу тоже, развеюсь.
– И как, развеялся?
– скрывая смущение, осведомился помощник дьяка.
Прохор заулыбался еще шире:
– Да уж, отвел душу. Давненько этак не тешился!
– Ну, что же… - Иван еще хотел что-то сказать, но не смог: в голове вдруг зашумело с новой нешуточной силой, перед глазами забегали, залетали какие-то зеленые искорки, букашки, ромашки…
– Ой, мама!
– только и успел пролепетать парень, прежде чем уронил голову на стол. Хорошо, успел руки подложить. А Терентий-лоцман уже давно храпел.
– Да-а, - глядя на спящих, покачал головой Прохор.
– С Ивашкой Хмельницким тягаться, это вам не с кем-нибудь! Еще никто не выигрывал, никто!
Глава 14.
Иван Купала