Отряд

–  Сымай, сымай, - подтолкнула бабка.

Пожав плечами, Митька медленно стащил рубаху, прикидывая, как половчее удрать. А ловчее выходило - через сени к воротам, те как раз были распахнуты, видать, ждали косцов - Свекачиха, кроме девок, держала еще и небольшое хозяйство: коровы, козы, бычок.

–  Ой, так и знал, так и знал - тощой-то какой! Ровно диавол!
– Толстяк захохотал, манерно прикрыв рот ладонью.

–  Да что ж тебе не угодить-то никак, Акулиша?!
– не выдержав, плюнула бабка.
– Смотри, отрок-то лицом пригож, глазки сереньки… волос и правда темен… но уж не так, чтобы очень.

–  Черен, черен, - снова завыл толстяк.

Митька, быстренько натянув рубаху, на всякий случай сделал несколько шагов к двери.

–  Словно диавол. Черт, черт, чистый чертушко. Ой, бабуля, что ж ты мне все чертей-то подсовываешь? Беленьких хочу, светлокожих, ласковых.

–  Где ж я тебе их возьму?
– Свекачиха задумчиво покачала головой.

А толстяк-то - содомит!
– проняло наконец Митрия.

Привстав с лавки, содомит живенько подбежал к бабке и, встав на одно колено, молитвенно сложил пред собой руки:

–  Найди, найди, бабуля! Приведешь - заплачу златом. У меня есть, ты не думай.

–  Да вижу, что есть, - кивнула старуха.
– Эвон, платье-то на тебе баское!

–  Да уж, не дешевое!
– Гость подбоченился и капризно надул губы.
– Так приведешь?

–  Приведу, приведу, куда от тебя деваться? Брысь, паря!
– последнее слово относилось уже к Митьке, который, естественно, не заставил себя долго упрашивать, вмиг скатившись по крыльцу во двор.

–  Что, не понравился?
– ехидно осведомился околачивавшийся у ворот Онисим Жила.

–  Не понравился… - Митрий бросил на него подозрительный взгляд.
– А ты откуда знаешь?

–  Да кто ж здесь Акулина не знает?
– Онисим усмехнулся.
– Акулин Блудливы Очи - известный содомит, слыхал?

–  Слыхал… может быть, - Митька пожал плечами, силясь припомнить - слыхал ли?
– А вообще кто это? Из бояр иль богатых купцов? Эвон, приодет как!

–  Это Акулин-то боярин?!
– расхохотался Жила.
– Однодворец, живет себе в лесах. Ну, оброчники, чай, есть - но не так, чтобы много.

–  Откуда ж тогда?

–  Платье-то богатое? Да вот только что платье. Акулин любит пыль в глаза пустить.

–  Интересно, откуда у него столько денег?

–  Хм, - Онисим неожиданно показал Митьке кулак.
– Откуда - не твоего ума дело. Ты здесь таковы вопросы не задавай!

–  Да ладно, - Митрий махнул рукой.
– Так просто спросил…

Выглянувший с крыльца Федька Блин жестом позвал Онисима. Тот побежал, а Митрий задумался, размышляя о богатом содомите Акулине Блудливы Очи. Однодворец, живет в лесах, видать, там и усадьба. Откуда богатство? Наверное, ограбил кого-нибудь… Так не шляются по лесам такие людишки, с которых на этакое платье срубить можно. Правильно сказал толстяк - не дешевое платье-то. На обоз напал? Силенок не хватит. А может, этот Акулин с разбойным народцем знается? С тем же Демьян Самсонычем с Кузьминского тракта. Вместе и делишки обделывают, сволочи, - отсюда и деньги. Митрий почесал за ухом: э, да ведь Акулиново богатство недавнее, будто только вчера куплено. Да и пошито на скорую руку - чуга явно маловата, портки морщинят, на поясе шов видать. Не притерлась еще одежонка, сидит коряво, словно с чужого плеча.

–  Эй, парень, - от дальнейших размышлений отрока отвлек спустившийся с крыльца Онисим.
– Подь.

Жила огляделся по сторонам, словно находился сейчас не на усадьбе бабки Свекачихи, а где-нибудь на многолюдной площади у соборной церкви. Огляделся, подождал, когда пройдут мимо дворовые девки с ведрами, потом шепнул:

–  Отойдем.

Отошли за избу, на заднедворье, к овину.

–  Вот что, паря, - Онисим заинтриговал, понизив голос, - выгодное дело для нас с тобой бабуся удумала. Хорошо заплатит.

–  А чего делать-то?

–  Парней подыскать, отроков. Только не всех подряд, а таких, белявых, пухленьких, ну, чуть помоложе тебя. И самое главное, чтоб ничьи были.

–  Как это - «ничьи»?
– удивился Митрий.

–  Ну, вроде тебя, бродяжки.

–  Где ж таких сыщешь, чтоб бродяжка - и пухленький? С голоду если только.

–  Ну, неужто у тебя знакомцев нет, а? Ведь давненько уже в бегах, с весны почитай.

–  Так а ты сам-то что?
– мучительно соображая, как поступить, возразил Митька.
– В нашей-то шатии…

–  В нашей шатии все постарше тебя будут, - с ходу осадил Жила.
– Не подойдут, тут и говорить нечего. Искать надо! Бабка сказала - к завтрашнему вечеру не найдем - на себя пеняйте.

–  И что сделает?

–  Выпорет! Федька Блин знаешь, как порет?! Шкуру запросто спустит. Да и сама бабка здорово кнутом управляется - всласть помахать любит, не одну уж девку…Ой… - Поняв, что сболтнул лишнего, Онисим прикусил язык.

Новое задание Митьке не понравилось, что еще за дела - отроков содомиту искать! Расставшись с Онисимом у Преображенской церкви, Митрий шустро побежал на Береговую доложиться Ивану.

Государев человек Иванко выслушал парня хмуро, вполуха. Видно, был чем-то озабочен, и Митрий догадывался чем. Сколько времени уже в Тихвине, а дело все не сдвинулось с мертвой точки: ну, узнали точно, что таможенного монаха Ефимия убили по приказу Платон Акимыча Узкоглазова, а вот связь последнего с московским гостем Акинфием Козинцем - поди-ка установи, попробуй! С Прошкой тоже как-то не получилось: по уму - его бы к Узкоглазову и приставить, а вон оно как вышло - приходится в монастыре держать, от того же Платон Акимыча прятать. Хорошо хоть о Паисии вовремя вызнал, вот еще б о новом таможеннике разузнать, Варсонофии. Что он за человек, этот чернец? Давно ли в обители, пользуется ли уважением у братии? Наверное, пользуется, таможенник - должность важная, кого попало на нее не поставят. Что же касается московского гостя… Неужели и впрямь ушел в Архангельск? Нет, не может быть, уж больно далеко, через Тихвин-то куда как ближе. Затаился где-нибудь неподалеку, выжидает, когда все уляжется.

Иван вдруг улыбнулся и подмигнул Митьке:

–  А что бы ты, Димитрий, на месте московского купчишки сделал? Как бы узнал, что пришла пора обратно на посад сунуться?

Митрий пожал плечами:

–  Наверное, поосторожничал бы. Для начала человечка верного послал - покрутиться, вызнать.

–  Человечка верного - это ты прав, - согласился помощник дьяка.
– Я тоже так мыслю. Ну, давай дальше думать. У Акинфия обозники - все из Москвы, здешних ходов-выходов знать не ведают, слепы, как котята, примерно так же, как я бы без тебя с Прошкой…

Митька зарделся от похвалы, опустил очи долу.

–  Значит, какой смысл кого-нибудь из обозников посылать?
– задумчиво продолжил Иванко.
– Просто так - походить по торжищу, сплетен послушать? Оно, конечно, можно и так, коли больше послать некого…

–  Акулин!
– прервав собеседника, громко воскликнул Митрий.
– Акулин Блудливы Очи! Да ты не морщись, Иване, послушай. И что с того, что Акулин - известный всем содомит, это даже и лучше: на посад приехал - ясно зачем, вернее, за кем, никто ведь ничего другого и не подумает. А сам посуди, откуда у небогатого однодворца черт-те из каких лесов вдруг да завелись денежки? И немаленькие!