Оттенки изумрудных глаз

Ужасно больно.

Я зажмуриваю глаза. Сердце бьется все быстрее и быстрее. Пульс отчетливо отдает по вискам. По коже стекает пот. Но я ощущаю лишь боль. Ужасную. Всепоглощающую. Убивающую меня.

Я слышу, что Локи подходит ко мне. Каким-то чудом слышу. Кажется, что мои ребра трещат от боли. Что вся кожа живьем горит.

Приятно холодные руки подхватывают меня. Я утыкаюсь носом в грудь трикстера и жадно хватаю ртом воздух, стремясь впитать в себя его запах. В последние секунды жизни.

“Остановись, Арнфаста. Я сделал то, что ты просила”.

Эти слова гремят в моем сознании, и я поначалу не понимаю их смысл.

Я слышу шелест, и мою кожу на щеке обдает холодное дыхание. Прерывистое, едва уловимое.

— Тише, Джен. Засыпай. Все уйдет.

И боль отступает. Перестает сжигать меня. Выливается наружу, слегка отравляя горячий воздух вокруг. Разжимая жесткие лапы и отпуская. Я слышу быстрое биение сердца бога коварства. Почему-то меня это успокаивает. Я пытаюсь удержать себя в сознании, но не могу. Я слишком слаба. Темнота поглощает меня, но в этот раз я спокойна. Я засыпаю…

Все ощущения притуплены и неясны. В теле появляется слабость, но она приятна и невесома. Мое сознание понемногу проясняется, очищаясь от глубокой темноты. Я начинаю чувствовать, как моя грудная клетка едва вздымается и опускается от спокойного размеренного дыхания. Однако ее что-то сдавливает, и дышать немного трудно.

Сердце бьется спокойно. Никаких тревог, никакого страха. Только умиротворение. Как я желала этого… Всей своей душой.

Постепенно возвращаются и другие ощущения. Я лежу на чем-то мягком и теплом. Пальцы вздрагивают, и, с трудом шевеля ими, я нащупываю ткань покрывала. Пытаюсь сглотнуть и понимаю, что в горле неимоверно пересохло.

Первая попытка открыть глаза оканчивается провалом. Я глубоко вздыхаю, попытавшись пошевелить каждой конечностью тела и убедиться в том, что чувствую их все. Давление на груди усиливается. Позже я замечаю, что и живот что-то стягивает.

Приоткрыв губы и кое-как облизав их, я приподнимаю голову и разлепляю веки. Все плывет.

Внезапно к моему рту прислоняют холодный край стакана, так и не дав сфокусировать взгляд. Не имея сил говорить, я просто пью, подавшись вперед и прикрыв от наслаждения глаза. Вода. Никогда не думала, что она будет для меня столь желанной и незаменимой.

Сделав несколько целебных глотков, я падаю обратно. Рядом слышится шелест, а затем по телу отчего-то пробегается приятное сухое тепло, несущее за собой прилив энергии. Теперь я без труда могу открыть глаза.

Сердце екает, когда я сталкиваюсь с небесно-голубым ясным взглядом. Внутри что-то сжимается, а тревога неясной вибрацией пробегается под кожей, вызывая липкие мурашки.

— Бальдр, — выпаливаю я, ощущая, как волнение пробегается по всему телу, заставляя сердце бешено заколотиться в груди. — Но…

Мысли грохочут в голове и спутываются, затрудняя возможность собрать их в предложения, и я запинаюсь. Колдун пользуется этим и внимательно смотрит мне в глаза.

— Все уже хорошо. Я нашел вас и просмотрел твои воспоминания. — Бальдр поджал нижнюю губу, скользнув взглядом по моей груди и животу. — Твое состояние мне нормализовать удалось. Только сегодня не делай резких движений и больше спи.

Я автоматически кивнула, хотя практически не слушала наставления колдуна, потому что была обеспокоена другим. Так сильно, что сжимался желудок, дыхание перехватывало, а все внутри скомкалось в непонятный пульсирующий узел.

— Что с Локи? — проговорила я внезапно изменившимся и ослабевшим голосом. — С ним все хорошо? Ты помог ему?

Что-то начинает ворочаться в грудной клетке с боку на бок, оставляя за собой толстый слой страха, внутри начинает реветь и бить в ребра нечто большое и колючее, отчего перехватывает дыхание. Когда пауза затягивается, меня будто прошивает каленой стрелой. В сознании начинает звенеть тревога, убивая все посторонние мысли.

Колдун отчего-то грустнеет, виновато опускает глаза, и мое сердце пропускает удар.

— Он жив… но без сознания. Уже около двух дней. Я не знаю, что происходит. Я бессилен.

Каждое его слово врезается мне в грудь каленым шипом и заседает где-то глубоко внутри. Сердце грохочет там, задевая острые концы, отчего появляется слабая боль. Я судорожно втягиваю в себя кислород, ощущая, как меня начинает пробирать крупная дрожь. От ужаса медленно холодеет кончик языка. Все тело парализует.

— Где он? — шепотом спрашиваю я и начинаю порываться встать. Живот прорезает боль, но я игнорирую ее, упрямо пытаясь принять сидячее положение. Сильные руки давят мне на грудную клетку, укладывая обратно. Собрав все свои силы, я начинаю дергаться и пытаться вырваться.

— Где он?! Бальдр! Отпусти! — кричу я, поначалу не сразу чувствуя, как глаза начинает щипать, а в сжавшемся горле образуется огромный колющий ком. Сглатывать совершенно невозможно. Мне становится очень плохо и тошно.

— Тише, успокойся. Я отведу тебя к нему, Джен, — говорит мне колдун, прижав к себе и погладив по спутанным волосам. Я громко всхлипнула, спрятав свое лицо у него на груди. Это меня не спасло. Я не чувствовала облегчения. Только то, что я как струна, готовая лопнуть в любой момент. Слезы обжигали кожу на щеках. Я думала о Локи. Сердце тревожно билось об грудь как подстреленная птица. Внутри все рассекал подобно кнуту леденящий страх. Так глубоко и больно, что терпеть невыносимо. Но и вытащить из себя это нельзя.

— Давай только сначала проверим бинты, — тихо пробормотал колдун, мягко отстраняя меня от себя. Я недоуменно моргнула и перевела взгляд на свою грудную клетку.

Ох… Вот почему мне тяжело дышать…

Всю грудь перетягивали белоснежные бинты, мешающие делать глубокие вдохи. Я громко сглотнула, чувствуя, что внутри все переворачивается.

Бальдр осторожно ощупал ткань, потому что я вздрагивала каждый раз от чересчур сильного давления его пальцев. Хотя оно на самом деле было совсем слабым. Казалось, что я кожей до сих пор ощущала каждую выжженную веточку на своей груди.

К горлу подкатила тошнота. Мне пришлось несколько раз усиленно сглотнуть, чтобы избавиться от неприятных ощущений.

Как только колдун закончил, я принялась натягивать на себя рубашку. Это давалось с трудом, так как при каждом резком движении в глубине грудины что-то покалывало и резало неприятной болью. Полосовало по ребрам, отчего те, казалось, трещали.

Чуть дрожащими и внезапно похолодевшими пальцами я застегнула пуговицы и взглянула на свою руку. На ней не было и следа от черного узора.