Отважный муж в минуты страха

Альберт довольно долго допивал чай и размышлял о себе в неприятной компании собственной неудачи. Настроение у него было говенное. Отказываться от замысла было совершенно для него недопустимо: генерал не простит, задвинет как негодную табуретку в дальний угол и снова обойдет с квартирой. Однажды на базе КГБ, на ночной совместной рыбалке, размякнув от приготовленной Альбертом ухи и поднесенной водки, генерал пообещал подчиненному квартиру и посадил его на это обещание, словно пса на цепь. В лепешку был готов разбиться Альберт, чтоб выслужиться и вытащить из начальника заветный ордер, и вот теперь цепь-обещание рискует оборваться? Нет, допустить такое может только полный идиот. Что он скажет жене Любе, сыну Ваське, теще и фронтовику тестю, в чьей «двушке» до сих пор стесненно проживает? «Блин, не льготное ныне время, — подумал Альберт, — прошлыми успехами генерала не задобришь, нужны новые, а этот засранец Сташевский… удивил его неожиданной заносчивостью, даже гонором, заматерел за границей, избаловался у Костромина, а, скорее всего, набрался поддержки сильных и волосатых рук среди мидовцев, может, самого посла на симпатию зацепил. Хер с ним, — подумал Альберт, — разузнаем, пусть пока дышит, если что, уберем из АПН». Ему казалось, он хорошо знал советскую систему и понимал, что просто так люди не меняются, а меняются только тогда, когда обрастают мохнатыми связями.

Жаль, конечно, что Шестернев не подписался, способный он тип, далеко бы пошел; что поделаешь, если парень глуп, удачу свою не ловит. «Не Шестернев, так будет другой, — заключил Альберт, — незаменимых у нас нет».

Допил чай, заел карамельной конфеткой, аккуратно скомкал хрустящий фантик в пепельнице и снял трубку, словно сделал шаг, продолжавший собственную судьбу.

— Здравствуйте. Это Огоньков? — спросил он.

— Добрый день, Адам, — ответил ему мужской голос.

Голос был ужасно знакомый; услышь его Саша, наверняка бы узнал. Но Саша был уже далеко.

37

Новоселье и свадьба, два праздника сразу; такое двойное веселье плюс счастье бывает не у всех и не всегда, дорогого стоит и, уж точно, запоминается на жизнь. Развод ли потом, вражда или приблизится и дунет в лицо смерть — все равно будешь помнить, что у тебя, избранного, было так: новоселье и свадьба вместе.

Так они решили всей большой семьей — Сташевские и Струнниковы. Решили, зачем после ЗАГСа идти в ресторан и лишний раз тратиться, когда есть теперь квартира с чешским кафелем и гэдээровскими обоями, новая, красивая, две просторные комнаты — двадцать два и двенадцать плюс лоджия, которые всех гостей вместят и порадуют. Списки приглашенных составляли отдельно: у Струнниковых — свой список, у Сташевских — свой, у молодых — свой. Списки свели, и получилось двадцать шесть достойнейших человек, ни много, ни мало, самое что ни на есть достаточное для новоселья и свадьбы количество: и поорать, и попеть, и потанцевать, а если захочется, заметил Игорь Петрович, и подраться вполне людей хватит. И сами приглашенные не возражали, им, приглашенным, было все равно: куда пригласят, туда и пожалуют со всем сердцем, дорогие подарки принесут и сложат в маленькой комнате — разглядывайте их с утра, молодые, открывайте коробки, рвите свертки и конверты, радуйтесь щедрости и любви гостей. К слову, Светлана, понятно, пригласила к себе свидетельницей Викторию, а Саша — Орла; после Светкиного рассказа об Ольге Саше пришла идея познакомить и свести Вику и Толика поближе — а вдруг случится? Почему бы не соединиться двум хорошим людям? Светлана не возражала, действительно, а вдруг? Кандидатура Орла на свадьбе совсем не обрадовала Светлану, но перечить мужу она не могла; о притязаниях Анатолия Светлана Сашу так и не просветила, сохранила тайну свято и, наверное, сделала глупость: теперь волновалась, как бы Толька чего не натворил, волновалась, но рассчитывала на Толино благоразумие.

Проблема была одна: продукты. Перестройка перестраивает страну, но не может перестроить желудки, потому в магазинах обитали очереди, голодные тараканы и выжидательная пустота; все надо было доставать через знакомых и незнакомых, вообще как придется — лишь бы достать. В ЗАГСе на свадьбу выдали талоны на позорные две наволочки, постельное белье, два обручальных кольца и продукты — невкусные и мало. Игорь Петрович попробовал задействовать Академию наук, кое-что дали тоже, но тоже немного и без вкусных дефицитов. Свадьбе грозило остаться с водкой, икрой минтая и ливерной колбасой, но высокая, как небо, удача всегда хранит влюбленных.

Волшебница Галя, красавица Галя, дама лет под шестьдесят, с теплым брюшком, двойным подбородком, темными крашеными волосами и с белой наколкой на них трудилась в отделе заказов Смоленского гастронома и с давних пор дружилась с Гришей Сташевским, обаятельным киношником и по совместительству Сашиным отцом. Волшебница Галя в юности, по ее словам, не знала для мужчины слова «нет», что у нее было с родителем, Саша догадывался, вникать не стал, но когда он по звонку отца явился в отдел заказов, добрая волшебница всплакнула от похожести сына на Гришу. После чего, промокнув глаза, задала Саше единственный вопрос: «Сколько будет народу?» Попросила его присесть на затертый диванчик и, обняв толстыми пальцами с облезлым маникюром химический карандаш, принялась заполнять бланк заказа на фамилию Сташевский.

Боже, чего там только не было — полный испуг! В первых строках банальная вырезка — 10 кг, три судака, сыр трех сортов, сырокопченая колбаса «Столичная» — три батона, три торта «Киевский», конфеты «Мишка» и «Ну-ка, отними» — по кило, коньяк «Греми» — ящик, водка «Пшеничная» — ящик; далее следовали чудеса: икра черная и красная, белужий бок, лососина, шпроты, буженина, крабы, а также спаржа и артишоки — о последних двух наименованиях Саша только слышал, никогда их не видел, тем более не едал, но из-за престижности звучания отказываться от них не стал. Смутившись, рассыпался в благодарностях, в невозможности оценить душевную щедрость, но за все свое высокое волшебство красавица Галя попросила только одно: папе — нежный привет.

А потом — состоялось!

«Александр Григорьевич, согласны ли вы?..» «Светлана Игоревна, согласны ли вы?..» Саша в темной паре и Светлана в строгом белом платье — никакой фаты и прочего пошлого флердоранжа, обменялись кольцами, расписались, вместе с Орлом и Викой, в похожей на амбарную книге бракосочетаний и приложились друг к другу губами. (Орел вполоборота отвернулся, никто этого не заметил.) «Именем Союза Советских… объявляю вас мужем и женой!» — провозгласила милая молодая женщина с красной лентой через плечо, и с антресолей грянул вечный Мендельсон в живом исполнении — юная скрипачка, мечтавшая оказаться на Светланином месте, и зрелый пианист, талант, изгнанный из приличного оркестра из-за сизого носа и слабости. Торжественность минуты достала родителей: Игорь Петрович улыбался, как Буратино, но кончиком пальца сбросил со щеки каплю, мама Зоя приложила к глазам платочек. Последовали цветы, и в боковой комнате для поздравлений ахнуло и брызнуло первое шампанское (поскольку главный зал ЗАГСа потребовалось освободить для следующей брачующейся пары, кавказца и блондинки). Последовали снятый лимузин «Чайка», дорога к новому дому и ощущение полного улета, которое, подумал Саша, обнимая молодую жену, невозможно ни в Иране, ни где-нибудь еще, а возможно только на родине, в родном кислороде, среди дорогих и близких людей.

Потянулись гости, многолюдные, половодные, праздничные, с охами-ахами по поводу события и поздравлениями. Дверь новой квартиры распахнули, как душу, и, казалось, навечно, на всю жизнь, лифт на пятнадцатый этаж ползал со смехом и перегрузкой. Саша и Светлана, стоя на площадке, принимали рукопожатия и подарки, целовались с гостями и слегка уставали от счастья.

Толя Орел бессознательно перемещался по квартирному ограничению, посматривая то на роскошный накрытый стол, то на прибывающих гостей, то на дальний, беспредельный пейзаж жизни, открывавшийся с лоджии пятнадцатого этажа; он был рассеян, плохо понимал, зачем притащился на эту пытку, зачем вообще согласился быть свидетелем, и подумывал о том, чтобы незаметно уйти. Раздумья были прерваны Сашей; улучив момент, он затянул Толика на кухню, плеснул ему и себе по полета виски в высокие стаканы и предложил выпить аперитив. Толя выпил — выпивка была как раз тем медицинским средством, что было ему сейчас нужно. «Старик, — сказал Саша, — у меня просьба: возьми в руки этот бардак, будь тамадой». Анатолий замотал головой — нет. «Будь, — повторил Саша, — ты самый умный и энергичный, тут не на кого больше положиться, а без тамады это будет пьянка и деревенский кошмар. Выручи. Давай. И Светка очень хочет, чтоб ты был. Да, Свет?» Светлана, как в плохом детективе, оказавшаяся к разговору в кухне по какой-то малой столовой ерунде, на ходу невнятно закивала головой и быстро покинула друзей… «Вот, видишь. Давай, старик. Можешь нести все что угодно; стихию, главное, обуздать и возглавить. А, старик, по-горбачевски, давай!» «Все что угодно? — переспросил Орел и прищурился. — Ладно, муж, давай, но чтобы потом без обид».

Расселись, как от века положено традицией: во главе стола молодые и счастливые, пообочь от них — свидетели: рядом с Сашей Вика, рядом со Светланой странновато улыбавшийся Орел, а за ними, крест-накрест, симметрично, по двум сторонам — немолодые, но тоже, как им положено, счастливые папы и мамы: Игорь Петрович с Полиной Леопольдовной и Григорий Ильич с Зоей Ильиничной; далее по эллиптической окружности огромного раздвинутого стола пристроились друзья и прочие приглашенные — кто как попал. Симметрию родителей нарушал лишь дед Илья, белой своей головой и величественной фигурой создававший красочный перевес на Светланиной стороне.

Мужчины пальнули шампанским, Наташе Кучиной плеснули на светлую юбку — коротко взвизгнув, она умолкла, потому что уважала момент. И тогда Анатолий встал. Спокойный, как полуубитый солдат.

Недолговечна тишина с налитыми бокалами; миг сей краток, но священен. Стыли улыбки гостей, фокус прыгал: с Орла на молодых и обратно.

— Позвольте мне, — сурово сказал Анатолий, — как тамаде, утвержденному парткомом, профкомом и администрацией… Три главных кирпича в основе здания жизни. Рождение, любовь, смерть. Первый и третий даются нам бесплатно, сами по себе, за второй надо бороться. Бороться и побеждать. Или проигрывать… Предлагаю выпить за любовь, которая торжествует, которая…

«Толька — классный тамада», — мелькнуло у Саши.

— Горько! — зычно гаркнул кто-то с галерки.

Призыв был хором подхвачен, тост сбит в полете, как излишний, всем и так все было ясно, последовал, под нарастающий ор и аплодисменты, поцелуй молодых, всеобщее чоканье и выпивание — свадьба сошла с места, вырулила и самостийно покатила по наезженной дороге.

Анатолий глотнул шампанского и опустился на стул.

Рядом была сияющая, разгоряченная поцелуем и жаром большого события Светлана, рядом гуляла свадьба, на которой он был назначен главной фигурой, на которой он был чужим.