Отвергнутая

Больше я не огрызалась, но в этот момент она, казалось, игнорировала меня.

— Почему ты убежала? — спросил Джексон, отвлекая меня от мысленной битвы с душой волка.

— Что? — спросила я, нахмурившись от абсолютной глупости этого вопроса.

— Почему ты сбежала? — повторил он.

— Глендра пыталась убить меня сразу после того, как ты попытался убить меня.

Этот придурок был настоящим?

Джексон вздохнул.

— Не сегодня. Почему ты сбежала из Тормы?

Ой.

Я покачала головой, щекой коснувшись его твердой грудной клетки, которая занимала мое личное пространство.

— Разве ты не знал? Я всегда хотела спрятаться в дерьмовой старой хижине на Худ-Ривер. Это, типа, мечта американского оборотня.

Он зарычал, и это было гораздо более впечатляюще, чем рык моего внутреннего волка.

— Хоть раз в своей гребаной жизни перестань быть умником. Ты сбежала за месяц до своей смены, это не имеет смысла. Что-то случилось, что вывело тебя из себя в тот конкретный момент?

Я не ответила. Я не была обязана давать ему какие-либо объяснения своих действий. То, как со мной обошлись, должно было быть достаточной причиной, и, по большей части, не было никакого катализатора, кроме осознания того, что я уже потратила слишком много лет, будучи жертвой.

— Это первый раз с тех пор, как мы были детьми, когда ты позволил себе остаться со мной наедине, — сказал я, меняя тему. — Возможно, это будет и в последний раз, если ты вернешь меня стае.

Из моего рта вырвался тихий стон, когда он ослабил хватку, чуть не опрокинув меня на задницу. Мы были на опушке леса, единственной преграды, которая оставалась между нами и открытым пространством земель стаи вокруг дома.

— Твой отец едва не стоил моей семье всего, — прорычал он, глядя на меня так, словно я была куском дерьма, в которое он вляпался. — Общение с тобой или с любым другим Каллаханом — это поцелуй смерти.

Мой волк зарычал, осознавая его доминирующее положение, и, прежде чем я успела что-либо сообразить, я вскочила на ноги, так быстро и грациозно, что это было невозможно сделать без небольшой помощи оборотня. Я не могла дождаться, когда, наконец, превращусь, и мои способности станут сильнее.

Я не стала утруждать себя обращением к Джексону и его безумно несправедливым комментариям, вместо этого отвернулась от него, чтобы оценить ситуацию и посмотреть, не приближаются ли какие-нибудь волки.

— Ты меня слышала? — рявкнул он, и было совершенно ясно, что он десять лет ждал этого нокаутирующего боя, который пытался спровоцировать, но, честно говоря, я уже давно перестала ожидать чего-либо от Джексона.

Однако он не сдвинулся ни на дюйм, так что я вздохнула.

— Конечно, я представляю, что твоя жизнь стала очень тяжелой после того, как моего отца разорвали на куски, Джекс. Я молюсь только за тебя.

Чертову Теневому Зверю. В надежде, что он выпотрошит твою задницу, пока ты спишь.

Молчаливые угрозы засчитываются. Это был факт.

Джексона, казалось, застал врасплох мой отказ драться, но зачем мне было ввязываться в драку, в которой я не могу победить? В первые дни я часто давала сдачи. Снова и снова. И это только усугубляло их пытки. А еще я умоляла, плакала и съеживалась. И все это в надежде, что найду способ утихомирить хулиганов, и они оставят меня в покое. Но ничего не помогало.

Спустя несколько лет я поняла, что любая моя реакция только доставляет удовольствие обидчикам.

И я перестала.

Я перестала плакать. Я перестала сопротивляться. Я вела себя так, будто едва замечала их… будто их насмешки меня совсем не беспокоили. И, как ни странно, это в конечном итоге срабатывало. Иногда они даже оставляли меня в покое на несколько месяцев. Чудесные, идеальные, мирные месяцы.

— Почему ты не решаешься отнести меня к Виктору? — с вызовом спросила я. — Они что, устраивают парад по случаю моего возвращения домой? Я должна изобразить удивление?

Я притворилась, что снова осматриваю деревья, ожидая своего «сюрприза».

Джексон зарычал, обхватив меня за запястье своими длинными пальцами и потянув за собой, и пошел дальше. Он определенно бормотал что-то о гребаном умнике, но в этот момент меня это просто рассмешило.

В ту секунду, когда мы вышли на открытое пространство, по моему позвоночнику пробежал панический страх, и я сосредоточилась на дыхании, преодолевая беспокойство. Возможно, я вернулась сюда, но все еще стояла на ногах, и сделаю все возможное, чтобы не показать им свой страх.

— Однажды ты снова будешь выглядеть испуганной, — сказал Джексон, пристально глядя на меня. — Однажды я выясню твою слабость и когда это сделаю, ты будешь принадлежать мне, черт возьми. Как и было предначертано судьбой.

Что он только что сказал?

Протянув руку, я похлопала его по плечу.

— Прости, что? Принадлежать тебе? Это звучит ужасно по-собственнически для того, кто считает, что общение с Каллаханом — поцелуй смерти. Не говоря уже о том, что это всего лишь вежливость — пригласить кого-то на ужин, прежде чем пытаться завладеть им.

С чего, черт возьми, он вообще взял, что сделал такое заявление, после всего того дерьма, через которое заставил меня пройти? Моя жизнь была бы намного лучше, если бы Джексон был рядом, а вместо этого он решил бросить меня. Хуже того, он решил возглавить гребаный отряд «вилы».

Он моргнул, и его светло-карие глаза заблестели в лучах восходящего над горизонтом солнца.

— Насколько я помню, в последний раз, когда я приглашал тебя на ужин, ты была не очень вежливым гостем.

Воспоминание сильно ударило меня, и мне стало больно, потому что я не просто так спрятала все эти воспоминания подальше. Чтобы спасти себя. И одно его заявление снова выдвинуло это на первый план.

— Я съела что-то нехорошее, — неохотно призналась я. — Я не хотела все заблевать. Тебе не следовало настаивать на том, чтобы держать меня за запястья.

Мне было девять, ему — десять, и прошел примерно год, прежде чем в моей жизни все пошло прахом. Мы бегали у него на заднем дворе, пока наши родители готовили ужин для своей еженедельной встречи. Джексон накрыл для нас специальный маленький столик возле огромного старого дуба, и это был…

— Мой сюрприз на день рождения, — пробормотала я, и он кивнул. У меня вырвался смешок. — По крайней мере, один из нас был удивлен.