Ответный удар

— Отлично, — я просмотрел бумаги. — Действуем завтра. И еще… пусть наши люди зафиксируют все нарушения технологии. Нам понадобятся неопровержимые доказательства.

Мышкин кивнул и направился к двери. На пороге остановился:

— Да, и еще. Говорят, Пирогов окончательно рассорился с Беспаловым. Собирается увольняться.

— Вот как? — я усмехнулся. — Что ж, возможно, скоро у нас появится новый технический директор.

Когда Мышкин ушел, я еще раз просмотрел донесения. План действовал безупречно.

«Сталь-трест», лишенный оборотных средств, захлебывался в проблемах. Теперь оставалось только грамотно оформить их неспособность выполнить государственный заказ.

За окном дождь усилился, превращая апрельское утро в подобие осеннего ненастья. Но на душе легко — близилась развязка долгой игры.

* * *

В мартеновском цехе «Сталь-треста» стоял тяжелый, удушливый жар. Полковник Лаврищев, высокий седой военпред в безупречно отглаженной форме, придирчиво рассматривал показания пирометра «Гартман-Браун» через круглые очки в роговой оправе.

— Температура плавки на сто градусов ниже технологической карты, — он повернулся к сопровождающим. — Объяснения?

Беспалов, непривычно бледный в синем халате поверх дорогого костюма, что-то пробормотал о временных трудностях с поставками кокса. Казаков нервно теребил края блокнота.

— Временные трудности? — Лаврищев сделал пометку в акте. — А это что? — он указал на огнеупорную футеровку печи, где явно виднелись трещины.

— Товарищ полковник, мы уже заказали новые огнеупоры… — начал Казаков.

— Когда? — резко перебил Лаврищев. — По документам последняя поставка была три месяца назад. Печь в аварийном состоянии!

В другом конце цеха с грохотом опрокинулся ковш с шлаком. Сноп искр взметнулся под закопченные фермы крыши. Лаврищев поморщился:

— Идемте в прокатный.

Прокатный цех встретил их надрывным визгом изношенных валков. Полковник сразу направился к станине, где рабочие пытались править очередной лист брони.

— Что это? — он провел пальцем по волнистой поверхности металла. — Где допуски по толщине? Где равномерность проката?

Молодой инженер в промасленной спецовке попытался объяснить:

— Понимаете, валки изношены, а новые…

— Молчать! — Лаврищев достал штангенциркуль. — Отклонение от номинала четыре миллиметра! Это же броня для танков, а не кровельное железо!

Беспалов попытался вмешаться:

— Товарищ полковник, мы уже заказали новое оборудование в Германии…

— Когда прибудет?

— Э… в следующем квартале…

— А следующую партию заказа нужно сдавать через месяц! — Лаврищев захлопнул папку с актом. — В термический!

В термическом отделении их ждал очередной удар. Самописцы «Сименс» показывали хаотические скачки температуры в печах. На столе ОТК громоздились бракованные образцы с трещинами после закалки.

— Это не производство, а издевательство над государственным заказом! — Лаврищев был уже откровенно в ярости. — Где технологическая дисциплина? Где контроль качества?

Беспалов вытирал пот со лба дорогим платком:

— Алексей Михайлович, может быть, мы поговорим в кабинете.

— В кабинете? — полковник развернулся к нему всем корпусом. — Нет уж, давайте договаривать здесь. Я вижу полную неспособность выполнить оборонный заказ. Отсутствие материалов, изношенное оборудование, нарушение технологии по всем переделам!

Он достал из планшета гербовый бланк:

— Вот акт о приостановке приемки продукции. С сегодняшнего дня военная приемка прекращает работу на вашем предприятии.

— Но позвольте… — пролепетал Казаков.

— Не позволю! Я тридцать лет в военной приемке, с японской войны начинал. И такого бардака еще не видел! — Лаврищев махнул рукой сопровождающим. — Все, товарищи. Будем ставить вопрос о пересмотре исполнителя заказа.

Когда военные ушли, Беспалов тяжело опустился на табурет у печи:

— Это конец, — глухо произнес он. — Теперь мы точно потеряем заказ.

В огромном цехе стало неожиданно тихо. Только потрескивали остывающие печи да где-то вдалеке надрывно выла изношенная трансмиссия прокатного стана.

* * *

В полутемном кабинете райкома пахло свежей типографской краской и «Герцеговиной Флор», любимыми папиросами Баумана. Я рассматривал акты военной приемки, разложенные на красном сукне стола, пока Карл Янович неторопливо читал отчет Лаврищева.

— М-да, — Бауман снял пенсне, устало потер переносицу. — Развалили завод вчистую. А ведь Серго предупреждал их еще в прошлом месяце.

— Помню, — я улыбнулся, вспомнив тот разговор в кабинете Орджоникидзе. — «Не умеете работать по-новому — научим, не хотите — заставим». Его слова?

— Его, — Бауман тоже усмехнулся. — Кстати, он вчера спрашивал о тебе. Интересовался, как продвигается внедрение системы Гастева.

Я поднял глаза:

— А товарищ Сталин?

— Молчит, — Бауман раскурил новую папиросу. — Но ты же знаешь его метод?

Еще бы не знать. Тогда, после успешных испытаний, Сталин лично распорядился расширить производство. Но сейчас ситуация сложнее — за «Сталь-трестом» стоит Рыков и вся правая оппозиция.

— Что думаешь делать? — Бауман прервал мои размышления.

— Завтра комиссия в ВСНХ. Орджоникидзе будет?

— Будет. И Куйбышев тоже. — Карл Янович подался вперед. — Слушай, а ведь это шанс. Серго давно ищет повод перетряхнуть всю промышленность. Если ты предложишь не просто перехват заказа, а новую систему организации производства, может случиться много больших событий. Полетят головы.

— Думаешь, время пришло? — я задумчиво постучал карандашом по столу. — Все-таки Рыков в Политбюро, его просто так не обойдешь.

— А ты помнишь, что Сталин сказал на недавнем совещании по индустриализации? «Революционер в технике может быть ценнее революционера в политике».

Я кивнул. Тогда, после доклада о новых методах организации труда, Сталин долго расспрашивал о деталях. Особенно его заинтересовала идея соединения системы Гастева с коллективной организацией производства.

— Хорошо, — я поднялся. — Завтра сыграем ва-банк. Тем более что козыри на руках хорошие.